Произведения пользователя DaNVLaMir

Тимка

Был у меня друг, Царство Небесное ему! Звали его, как меня, - Владимир, а фамилии у нас отличались окончанием: я – Данилин, он – Данилов. Познакомились мы, когда нам было лет по 16, да так и прожили всю жизнь, не упуская друг друга из виду. Юность наша пропитана мелодиями Beatles, Rolling Stones, Jimi Hendrix, CCR… мы тащились от их музыки, манеры одеваться, от причёсок в конце концов. Когда слушаешь их музыку, она меняет тебя, это уже не совсем ты – часть музыканта – в тебе. Ты почти становишься своим кумиром (да, именно эти парни формировали нас, а не собрания в школах). Конечно, интересовали детали их жизни, а это, кроме всего прочего, и наркотики, и галлюциногены типа ЛСД, да и алкоголь тоже. Информация просачивалась по крупицам,- тем важнее становилась каждая деталь. К 16-ти годам мы уже были «набиты» музыкой, внешней атрибутикой (одежда, причёски, поведение), остановка перед наркотиками? Да, но и этот барьер был взят.
Вначале 90-х страну захлестнула волна алкоголя. Чуть ли не у каждого дома – палатка, торгующая всяким пОйлом, а то и не одна. Это сейчас бубнят о вреде, бубнят те, кто наживал состояния на здоровье своих соотечественников.
В тот вечер я пил самогон. Это, пожалуй, надёжнее всего, чем торговали вокруг. Ты же сам сОздал продукт, который принимаешь, это придавало процессу иллюзию надёжности. Пил я не спеша. Телевизор пытался растормошить меня отечественным боевиком. Единственное, что было в нём стОящего – песня Шевчука – «Это всё, что останется после меня». Она пощипывала душу. Ради неё и смотрел я этот хлам. Но не всё было ладно в моём питии,- не было собеседника. Кто кому позвонил, теперь вряд ли вспомнишь, да и не важно. Мы жили километрах в 15-ти друг от друга на Ленинском проспекте столицы, договорились встретиться посередине и встретились возле универмага «Москва».
Вовик купил в палатке 2 литровых пузыря спирта «Royal». Я поинтересовался, не много ли?
– Пригодится,- прозвучало в ответ.
- Сейчас будешь? А я выпью.- Он достаёт складной металлический стаканчик, откручивает пробку на пузыре, не помню, чем он спирт закусывал, но точно не запивал. Он ещё раз выразительно смотрит на стакан и на меня, я мотаю башкой – нет. Стакан выпивается, воздух долго не выдыхается, потом быстро заедается чем-то. Всё! Погнали.
Мы едем к Вовику в гости. Нас ждут и встречают. Матушка – Евгения Ивановна и пёс Тимка. С матушкой мы обнимаемся-целуемся, а Тимка терпеливо ждет очереди поздороваться. Он весело смотрит в глаза и бодро машет хвостом – привет алкаш.
Володя любил виниловые диски. Это последствия недостатка этих дисков в молодости. Они, диски, у кого-то появлялись, всеми писались и отдавались. В личном пользовании диск был редкостью. У меня аналогичное заболевание с джинсами. Дорвался, набрался –
не сносить теперь. Так вот, Володя поставил «Dire Straits», он от них тогда тащился, да и я не против послушать. Мелодии ритмичные, приятные, лидер гитара хороша.
Музыка играет, мы уселись на кухне. В сталинских домах 50-х годов это просторное, удобное помещение. Неяркий свет, спокойная музыка, крепкий спирт, рядом друг. Вот тут-то и пришло Озарение. Я, вдруг, очень ясно понял ситуацию в мире и поделился с Вовиком. Тимка тоже может подтвердить. Он периодически заходил на кухню нас проведать – не отрубились ли. Постоит, послушает, вздохнёт – нет, гулять пока не поведут – и уходит. Когда я начал излагать своё вИдение мира, Тимка пришёл, прилёг, голову на лапы положил, слушает и в глаза смотрит – не вру ли.
- Сначала учёные собрали информацию и обобщили её, - начал я.
- Как это, обобщили? – это Тимка.
- Да заткнись ты! – это Вовик Тимке.
- Сам заткнись…- тихонечко пёс.
- Например, климатические изменения. Собирается информация по разным регионам мира, за определённый промежуток времени…
Тимка было с вопросом, да Вовик как замахнётся на него:
- Ты дашь нам поговорить? А то щас…
Тимка один глаз прикрыл, а вторым мне мигает – мол, это всё понты.
-В общем, собирается информация о том, как изменился климат за последнее время. Везде отмечено повышение температуры окружающей среды, изменение подводных течений, резкое таяние льдов Антарктиды и Арктики, исчезновение многих животных и растений и многое-многое другое.
Вовик угрожающе привинулся к Тимке, а тот возьми да ляпни:
- Не пора ли прогуляться, господа бухарики?
Продолжу после прогулки.
-Пойдем, подышим, - это я опередил реакцию Вовика, он грозно посмотрел на пса и вздохнул, смягчаясь:
-Ладно. Божья тварь всё-таки. Пойдём, побродим.
Тимка пулей к двери, тут же назад:
-Так идём – или не идём?

- Идём, раз пообещали.
Мы одеваемся. На улице зима, поэтому процесс затягивается.
Тимка ворчит у двери:
-Пойдём, пойдём, а сами… Я сейчас всё ЗДЕСЬ сделаю.
-Я те сделаю! Не помнишь, что бывает, когда гадят, где попало? – Вовик натягивает шапку. Мы выходим.
Как только открывается дверь подъезда, Тимка о нас забывает. Он шастает где-то в пределах видимости и вбирает в себя окружающий мир через обоняние. Процесс очень серьёзный.
На дворе ни души, 2-ой час ночи. Все пьющие знают: в это время или уже набрался и спишь, или тебя уже кумарит и пора поправиться. Мы – исключение. Обсуждаем проблему застройки района, где мы находимся. Это Донская улица, почти центр Москвы.
Прямо во дворе, где раньше был скверик, и гуляли старички и мамы с колясками, идёт строительство. И напротив, на другой стороне Донской – тоже строят что-то. А что думают об этом жители окрестных домов, тому, кто это затеял, - пО-фигу. Мы обсудили, что мы сломаем у этого неизвестного нам «затейника» в первую очередь, и что чуть позднее – решили, чтобы не мучился, - лучше сразу пристрелить.
Подбегает Тимка: - Ну, что тут у вас? Никто не обижал?
Он нас опекает.
-И у меня ничего нового, следы все вчерашние, слабо пахнут. Домой, алконавты, домой!
-Как скажешь, хозяин, - разноголосим мы, и отправляемся назад, к столу.
Евгения Ивановна, пока мы болтались на улице, прибралась на кухне: посуда чистая, закуски какие-то понаставлены. Вот и приезжай, на ночь глядя, в гости, чтобы пожилые люди за тобой убирали. Володя её укоряет:
-Матушка, отдыхала бы ты, мы сами разберёмся и сами уберёмся.
Я тоже что-то добавляю.
Первый пузырь уже на исходе! Мы смотрим на это по философски – всё когда-то кончается. У нас это настроение, потому что есть ещё 2-ой литр. Совсем не так себя чувствуешь, когда питьё на исходе, но это особый разговор.
Мы за столом. Тяпнули спирта. У каждого свой метод пития этого продукта, но особого разнообразия нет. Я разбавляю спирт водой, почти пополам, пью и закусываю чем-нибудь острым – очень хорош хрен, например.
Появляется Тимоха, садится рядом, кладёт голову на колени:
-Так, и что эти учёные обнаружили?
-Что-что. Скоро каюк! – это Володя уже понял суть проблемы.
-Да.- Говорю я, - очень скоро всему придёт конец. И когда учёные каждой страны мира, все, кто серьёзно занимался проблемой изменения климата, осознали всю глубину, всю необратимость, неизбежность катастрофы, - они обратились к правительствам своих стран и изложили положение дел.
-Есть ли возможность изменить ситуацию в пользу человека?- спросили у учёных. Да,- ответили они,- но только если все люди объединят свои усилия. Это самое главное и единственное условие.
-Сколько у нас времени? – Один Бог знает. Но начинать действия надо было уже вчера…
-Погодите-ка, пойду немедленно съем припрятанную кость, - начал действовать Тимка.
-И мы по такому грустному поводу хряпнем, - это Вовик.
-Может, хватит?..- даю я уговорить себя.
-Хвааатит, тут всем хватит, - и наливаются дозы.
Возвращается задумчивый Тимка, посматривает исподлобья на хозяина. Весь внешний вид его – знак вопроса – где кость? Потом глаза вспыхивают, и он уносится куда-то по коридору.
-Во-во,- говорит Володя,- спрячет и забудет, а потом так посматривает, что спать страшно ложиться. Как бы не загрыз во сне.
Тимка приносит кость – довоооольный!
-Куда приволок? Где ты должен есть?
-Так теперь какая разница, где есть? – но, на всякий случай, пёс всё же кладёт кость в свою миску.
-Что дальше?- спрашивают все.
-Дальше… Дальше собираются главы государств, обсуждают подступившую угрозу. Обсуждение происходит очень долго. Итог: глава нашего государства заявляет, что ради спасения человечества наша страна отказывается от всего, что может воспрепятствовать сплочению людей. Мы уходим из Европы,- пусть страны соц.лагеря сами решают свою судьбу, мы прекращаем наращивание вооружений и разработку новых видов оружия, мы, в конце концов, изменяем строй нашей страны. Пусть ваши советники приедут, посмотрят, посоветуют, проконтролируют… и так далее. Мы готовы на всё, чтобы спасти других людей, спасти человечество. Вот такая жертвенность. Она так свойственна моему народу.
-Ну, ты даёшь! – говорит Володя.
Тимка кость выронил, и пасть открыл от удивления.
Уже светает. Утро?!
-Пойду, покурю на балконе,- говорю я и открываю дверь, Тимка садится рядом. Я затягиваюсь пару раз и, вдруг…сердце перестаёт биться. Это очень странное ощущение. Разум кричит в тебе: «Бедааааа!!!», ноги продолжают стоять, в руках сигарета, а жизни уже НЕТ. Недаром говорят, что собаки чувствуют смерть, теперь я знаю это точно – чувствуют. Тимка задирает морду к небу и орёт туда – воет. И тогда появляются слова: «Господи, помилуй!» Сердце начинает отсчёт новой жизни.
Я никогда больше не пил спирт «Royal». Ещё некоторое время попил всякую иную дрянь, но с Божьей помощью бросил. Это отдельная и, наверное, интересная тема. Может, и поговорим об этом когда-нибудь.

Почти сказка. Ступени
Стоял посреди города обычный дом, такой же, как и все прочие. Утром он просыпался, вспыхивая фейерверком огней. Жужжал электрическими бритвами, стучал, хлопал, щёлкал дверьми, окнами, выключателями; звенел детским плачем, хрипел старческими недугами, покрикивал материнскими и отцовскими голосами. Наконец, постепенно успокаивался. Наступал день, и люди расходились кто куда: кто на работу, кто в магазин, дети – в школу и в сад. Дом затихал на время, чтобы вечером вновь шуметь, перекликаясь с уличным шумом, вливаясь в привычное городское многоголосье. Наступала ночь, и дом засыпал, становясь частицей тишины, лишь стёкла в его окнах иногда пугливо вздрагивали от звука проезжающих по улице автомобилей. Так проходили день за днём, ночь за ночью. В одну из таких ночей и произошла та история, о которой я хочу вам рассказать.
В каждом доме есть лестницы, по которым люди могут подниматься и спускаться. И в нашем доме такая лестница тоже, конечно, была. Вот о ней-то я и пойдёт речь. Вернее, не обо всей лестнице, а только о первом её пролёте, который ведёт от визгливой входной двери к мерно гудящему работяге-лифту. Дети, когда учатся считать, обязательно пересчитывают ступени лестниц, прыгая с одной на другую. Так же всё было и здесь, поэтому сестрицы-ступени знали, что всего их – восемь. Надо сказать, несмотря на то, что все ступеньки были похожи друг на друга, у каждой из них был свой, особенный характер.
Больше всех выпендривалась 1-я .Та, что была ближе всех к двери.
- Весь дом начинается с меня,- говорила она, когда кто-нибудь наступал на неё или когда ей просто хотелось поболтать. Правда, говорила она тихо-тихо, почти шёпотом, так что слышали её только входная дверь и сестрички-ступени.
Однажды дверь попыталась ей возразить:
- Но всякий дом начинается с двери,- проскрипела она.
- Вот ещё новости! Ты вообще ни рыба - ни мясо! Одна сторона у тебя снаружи, одна – внутри. Как с тебя может начинаться дом, если половина тебя живёт на улице? Вот когда ты захлопываешься за кем-нибудь из людей и отделяешь его от улицы, вот тогда и начинается дом. А самое первое, к чему в нём прикасаются, - это Я. Значит, я и есть самая главная и самая важная из вас. Меня все уважают, все со мною здороваются.
- И с нами, и с нами здороваются! – Заголосили остальные ступеньки.
- Да, да, с вами тоже! Но только после меня. Дверь, вон, тоже говорит, что с ней здороваются, да ещё и раньше, чем со мной. Но… где это видано, чтобы здоровались руками? Никакая уважающая себя ступенька не позволила бы человеку так над собой посмеяться. Ну! Теперь-то вам понятно, кто из нас самый необходимый, самый нужный? Да с меня, в конце концов, вся лестница начинается! Вы не очень-то воображайте. Не очень-то вы и нужны. Я бы и без вас прекрасно со всем справилась. – И 1-я ступенька гордо замолчала.
Дверь разобиделась, сёстры-ступеньки огорчились, но ненадолго.
2-я ступенька была самая маленькая. А получилось это вот почему: ведь не все же наступают на самую первую ступень, а только люди старые или малые дети. А мальчишки, например, те прыгают сразу на вторую, а то и на третью. И те, кто спешит, поступают так же, - вот и сточился камень. И ещё она была самой любопытной из них. То дверь расспрашивает: что там, на улице, происходит, то у ботинок поинтересуется: где были, да что делали. Даже с дождинками, что упали на неё с зонтика или с одежды, - умудрялась поговорить, пока они не высохли.
У 3-ей ступени был отбит небольшой кусочек. Это произошло, когда дом ещё строился, и рабочие носили тяжёлые батареи отопления. Одна из батарей выскользнула из их рук и ударила своим твёрдым металлическим боком прямо по краешку 3-ей ступени, отколов от неё чуть-чуть камня. Рабочие закурили, и один из них одобрительно пристукнул ногой по ступени и сказал:
-Прочно сделано! Это – героическая ступенька! Если бы не она, батарея поломала бы мне ногу.
И рабочие ушли. А 3-я ступенька не загордилась, и за это сестрицы очень её уважали.
На 4-ой ступени были две капельки краски, похожие на глаза. За это сёстры называли её «глазастик», но она не обижалась и даже красовалась своей необычностью, но совсем чуть-чуть.
5-я ступень была самой скромной.
6-я – самой вежливой.
7-я – задумчивой.
А 8-я ступенька была самой мудрой из сестёр, потому что она находилась на самом верху, и ей больше других было видно. К тому же, она могла поговорить с лифтом, и с соседней лестницей, и с теми дверьми, которые вели в квартиры. Она, конечно же, обо всём рассказывала сестрицам, поэтому её любили и слушались.
Ещё добавим: ступеньки людей любили и были им , по-своему, благодарны за свою нужность-полезность. За то, что с самого своего появления в доме, они знали смысл своего бытия, в отличие от людей, которые их сделали и которые по ним ходили. Смысл – помогать людям.
Сестрицы-ступени были очень дружны между собой, поэтому и с 1-ой не очень-то спорили. Да и так ли уж важно: кто первый, кто последний? Важно, что все вместе они были лестницей, а поодиночке – просто плоскими камнями.
Только 1-я ступенька никак не хотела смириться с таким равноправием. Она так возгордилась своей необычностью, что почти и не слушала тех, кто с нею говорил, и любовалась своей важностью и необычностью.
Когда кто-нибудь наступал на неё, она скрипела и шипела, потому что была неряхой, - вечно на ней были грязь, песок и прочий сор. Но она и этим умудрялась гордиться, говоря:
- Что вы все понимаете? Вот вы – чистенькие, блестящие, а я в грязи да в песке. Зато я почти не стираюсь от того, что люди по мне ходят, а вы? По вам и ногами шаркают, и веником шоркают, а на мне грязь и песок, - как броня! Если и шаркнет кто, - так по песку или по грязи, а мне – всё нипочём.
Сестрицы-ступени посмеивались, но не спорили.
И ещё вот что было необычно у этой лестницы: 1-я ступенька была безголосой, она едва слышно шептала, потому что лежала на бетонном полу, а под остальными сестрицами была пустота. Поэтому, когда на них наступали каблуки, они вибрировали-дрожали мелко-мелко и рождался звук, и они отзывались звонко, каждая по-своему. Вот этим их звонким голосам ужасно завидовала 1-я сестрица, но никому не признавалась в этом.
В нашем подъезде, в одной из квартир жил странный человек. Он отличался от прочих людей тем, что всегда тихо-тихо напевал сам себе разные мелодии. Ступеньки знали, что он сочиняет музыку .
Они слышали, как другие люди говорили, что он Композитор, человек, выдумывающий музыку.
1-я ступенька его не очень-то жаловала, потому что он был такой рассеянный, что часто об неё спотыкался, когда заходил с улицы, будто не замечал её вовсе.
Ступеньки дружили с людьми давно, поэтому научились разбираться в человеческих настроениях. Вот и Композитора они давно знали. Он часто спускался по ним к двери, когда весь дом уже спал. Дверь говорила, что он стоит рядом с домом и смотрит вверх, на небо.
- А что там, на небе? – спросила любопытная 2-я ступенька. – На что он смотрит, да ещё так долго?
Дверь не знала, что ответить и решила спросить у крыши, ведь она тоже смотрит на небо. Крыша долго молчала, потому что не было ни дождя, ни ветра, а она разговаривала только при их помощи. И когда пошёл дождь, крыша сказала, что на небе много всего. Там и облака, и солнце, и звёзды, и луна.
- Если человек смотрит на небо днём, он видит солнце и облака, а когда темно – месяц и звёзды,- гулко говорила крыша.
- А что такое звёзды? – поинтересовалась 2-я ступенька.
- Это похоже на дождевые капельки, когда через них проходит лучик солнца, - отозвалась крыша. – Они крохотные и блестящие, задумчивые и весёлые. И ещё они поют, только очень тихо, и перемигиваются.
Была ночь, дом давно спал. И тут послышались шаги, и появился Композитор. Он был грустный-грустный. Видно, что-то у него не получалось. Человек медленно спускался, наступая на каждую ступеньку, и они отзывались каждая своим особым голоском, стараясь его утешить. Композитор прошёл семь ступенек, но на самой нижней, вдруг, остановился.
- Странно, - сказал он.
Опять поднялся наверх, вновь спустился, потом опять поднялся и, спускаясь, гулко постукал каблуком о каждую ступень.
- Их ровно семь, и каждая звучит так чисто и ясно, как нота! Вот эта – «До», эта – «Ре», а эти – «Ми, Фа, Соль, Ля, Си». Э-э-э, да тут ещё одна. Ну, она лишняя, - сказал он о 1-й ступеньке, постучав по ней ногой, - безголосая.
1-я ступенька от обиды даже ответить не смогла. А Композитор, вдруг, улыбнулся:
- Я напишу для вас музыку, пусть это будет песня. А назовём мы её так: «Ступени, поющие звёздам».
Он собрался было уходить, но вернулся и, обращаясь к 1-ой ступеньке, сказал:
-А ты будешь нашим слушателем. Поверь, это большое искусство.
1-я ступенька подулась немного, а потом улыбнулась, потому что поняла - она научилась слушать, слушать других...
Потом человек ушел, и его долго не было, почти всю ночь. А перед самым утром он вернулся и принёс с собой два деревянных молоточка на длинных-длинных ручках и тетрадь с нотами. Сначала он, проверяя, постучал молоточками по каждой из ступенек, и они звонкими голосочками отозвались ему. Он кивнул головой – ДА! И под его умелыми руками ступени запели, и весь дом от двери до крыши услышал дивную мелодию лестницы. И эта песня, взлетев под самую крышу, вырвалась наружу сквозь чердачные окна и взлетела в небо, к утренним звёздам. И, взяв их искристую ясность, бросила вниз блёстками росы.
И мелодия эта была так прекрасна, что все: и дверь, и крыша, и дом, и люди в нём, и звёзды, и ветер, и весь-весь мир подхватили эту песню и улыбнулись…
Ты её слышал? Прислушайся! Она звучит в каждой улыбке, в каждом добром слове, взгляде, в каждом счастливом человеке.
- А в несчастном? – спросите вы. – А в равнодушном?
Отвечу:
- В несчастном человеке мелодия звучит, но тихо и грустно, а в равнодушном – её нет. Равнодушный – так же безголос, как наша 1-я ступенька.
Спасибо Всем!
Особенная благодарность поэту Любовьь за изменение характера 1-ой ступеньки.

Надеюсь дописать эти "сумасшедшие истории", они в башке давно сформированы, да как-то выплеснуть всё недосуг, а эту уже давно слепил, её и покажу.

ВидЕния или Глюки

Иногда наш организм преподносит нам сюрпризы. В данном случае организм реагировал на моё к нему отношение.
…Свет в палате выключили, остался гореть «ночник» над дверью. Лекарства выданы, палата засыпает. Мне не спится, я вижу сон наяву. Один из окружающих меня людей (тогда я ещё не ведал, что все мы больны), так вот, человек вносит в палату табурет или стул и ставит его неподалёку от окна. Причём я вижу в этом предмете вовсе не стул, а что-то наподобие постамента, а человек, его принёсший, преобразуется в моём сознании – в скульптора. Затем, два санитара (их-то я именно санитарами и считаю) заносят носилки с глиной и ставят их возле «постамента», они о чём-то говорят со «скульптором» и уходят. Маэстро приглашает двоих из нашего окружения, они залезают на постамент и изображают скульптурную группу «Рабочий и колхозница» Мухиной, а «скульптор» быстренько обмазывает их глиной. После чего вся эта группа подходит к окну , они открывают форточку, и по одному начинают протискиваться в неё.
В реальности – на окнах решётки, в моей реальности – за форточкой свобода. Первый ушёл – полёт нормальный.
- Это побег,- констатирует мое «сознание».
Когда вылезает второй, на улице раздаются свистки, крики, шум, и третий (это «скульптор») быстренько убирает следы своей деятельности.
- Повязали,- решает за меня «сознание».
Наступает утро, я подхожу к «скульптору» и наивно-откровенно спрашиваю:
-А где глина, которую приносили санитары?
- У них и спроси,- недружелюбно отвечает он.
И ещё некоторое время это продолжает занимать меня, но дневные события своей многочисленностью вытесняют этот Глюк на периферию памяти. Осознание «болезни» ещё не пришло. Передозировка снотворного. Похоже на слепой полёт: зима, метель, аптека… фонаря не
было – точно (Ночь, улица, фонарь, аптека…) и в конце – дурдом. Удивительно то, что я ничего не сказал врачу, хотя мне казалось, я плёл что-то про лекарство . Да так и должно быть, большие дозы снотворного действуют, как разтормозка – язык развязывается даже у молчунов. В кино иногда показывают допросы с применением этого метода. Но… в истории болезни было указано,
что я дезориентирован в пространстве и времени, говорю о близящихся великих торжествах (видимо, имелись в виду «ноябрьские праздники», которые к тому времени уже миновали).
Поза Ромбергера: пятки вместе, носки врозь, глаза закрыты, руки вытянуты вперёд – показала сильное нарушение координации движений – мои пальцы и левой, и правой руки неизменно попадали не в нос, а в щёки.
Почти неделю я не мог нарисовать несложную объёмную геометрическую фигуру.
- Вовик, Вовик, иди! Там, под окном жена твоя стоит, зовёт тебя,- так прикалываются чудики надо
мною. Я влезаю на подоконник, ВИЖУ стоящую под окнами жену, пытаюсь с ней общаться…
Санитары пресекают моё «общение». Жену ВИЖУ только я.
Продолжение???? – Если будет настроение.