Ребенку было примерно 1г 8м когда начались истерики!!

В книге Чуковского мы находим ценнейший матерьял для психологии ребенка, для ее изучения, но, что особенно важно, там есть много матерьяла полезного и для взрослых, для понимания ими детей. И тут Чуковский полезных выводов из этого материала не сделал.

Воображение и действительность у детей незаметно переходят друг в друга и даже сливаются.

Мальчик задает матери вопрос, который задают тысячи детей:
— Мама, что мне делать?
— Поиграй в солдатики…
— Я уже играл…
— Ну, поиграй с мячиком…
— Тоже играл. Я играл уже со всеми моими игрушками.
— Ну, вообрази себе новую игрушку и поиграй!
Это понравилось. На несколько минут полная тишина и мальчик довольно пыхтит, что-то устраивая. И вдруг страшный рев!..
— Что такое? Что случилось? — спрашивает встревоженная мать.
— Ты села на мой воображаемый корабль!

Дети играют в «Спящую царевну», но чем-то отвлеклись и ушли. «Спящая царевна» лежит на лавке.
— Иди ужинать! — зовет ее бабушка.
— Не могу! Я — царевна, я сплю…

Мальчик играет в трубочиста, к нему подходит мать.
— Не трогай меня, мама, ты запачкаешься! — кричит он в ужасе.

Наташа играла роль солдатки. Дети прибежали к ней и сообщили, что ее муж, Боря, убит на войне. Наташа зарыдала так естественно, что дети стали ее утешать, говоря, Боря, мол, жив, но она была безутешна. Даже ночью она все еще всхлипывала во сне и когда старшие ее пытались успокоить, она возразила:
— Ну, что ж, что Боря жив, а ведь мово мужа убили!

Такова была сила перевоплощения.

А вот пример из жизни пишущего. Тетка рассердилась на двоюродного брата и сказала:
— Уходи! ты больше не мой сын и Шура не твой брат, я не позволяю тебе с ним играть!
Каля молча уходит. Проходит некоторое время. Стук в дверь.
— В чем дело? — спрашивает тетка.
— Евфросиния Ивановна, позвольте мне поиграть с вашим мальчиком!
Он настолько перевоплотился в чужого, что стал называть мать на «вы» и по имени-отчеству.

Эта способность перевоплощения — ценнейший дар в дальнейшей жизни ребенка, но вместе с тем родители должны твердо помнить, что нельзя мерить чувства ребенка на свой аршин: иногда их непонимание причиняет ребенку жесточайшее страдание и даже нервный шок. Надо понимать, что многое представляется ребенку в увеличенном масштабе.

Присмотритесь: дети и детский плач почти неотделимы. У Чуковского много замечательных наблюдений и он верно понимает психологию детского плача, но его наблюдение остается изолированным в системе детской психологии, окончательных выводов он не сделал; у него только анализ, но нет синтеза.

Трехлетняя Нюра плачет долго и нудно, по плачу видно, что и ей самой это надоело, но она все еще ноет. Кто-то из близких ей замечает: да перестань же! Надоела!
— Я плачу не тебе, а тете Симе! — говорит та с возмущением.

«Нюра, — говорит Чуковский, — точно выразила обычное отношение… детей к социальной ценности слез. Ребенок чаще всего плачет «кому-нибудь» — с заранее поставленной целью. Бескорыстных слез у него мало. И он отлично управляет своим плачем, как хороший певец своим голосом».

Вот пример, доказывающий справедливость этого замечания. Мать запретила трехлетнему Коле кидать мячиком в люстру, он громко заревел. Мать спряталась за ширму. Коля подумал, что она ушла, перестал реветь и сказал: «Чего же я реву-то? Никого нет!» И пошел молча разыскивать мать, матери он не нашел, но нашел работницу и тут же заревел пуще прежнего: нашел слушателя.

Трехлетняя Сарочка рассказывает:
— Я сегодня упала и сильно расшиблась…
— Плакала?
— Нет!
— Почему?
— Да никто не видал…

Необходимое условие плача — присутствие сочувствующего. Если никого нет, — не имеет смысла плакать. Отсюда наука родителям: уйти и ребенок перестанет плакать.

Плач часто совершенно целенаправлен: только на данное лицо. Вот ребенок бежит к матери по длинной дорожке (его обидели), но он не плачет, а только подвывает. «Он, — говорит Чуковский, — бережет всю энергию плача до той минуты, когда добежит до сочувственных слушателей. А покуда тратит эту энергию скупо, минимальными порциями, хорошо понимая, что расходовать ее зря не годится».

Трехлетний Ваня крикун и плакса. Соседка, боясь, что он разбудит ее грудного ребенка, дает ему большую конфекту и просит, чтобы он помолчал хоть часок.

Ваня берет конфекту, молча уходит к себе, но скоро возвращается и отдает ее соседке.
— На, возьми, не могу — буду реветь! — и с ревом убегает.
Тут уж соображения иного порядка и налицо честность: обещания сдержать не может, а потому конфекту возвращает.

Вот еще образец детской психологии, полезный для многих родителей.
Вадик заболел, и ему поставили горчичники. Чтобы он не плакал от боли, ему читали вслух сказки. Он корчился, но терпел. Поправившись, он через две-три недели просит поставить ему горчичники снова.
— Но ведь ты — здоров!
— Очень уж хочется сказку послушать!..
Очевидно, родители сказками его не баловали.