От себя к себе.

От себя - к себе.
/ РОМАН/

«Пусть будет имя ей «Путь»
Но какой и куда?- вопрошаете вы.
Назову великим тогда.
Коль великое – читай, уходящее.
Уходящее – далеко идущее.
Далеко идущее – возвращающееся.»
( Дао Дэ Цзин, стих-25)

«Остерегайся врага – он может
убить. Остерегайся друга – он
может предать, но пуще всего
бойся равнодушного – именно с его
молчаливого согласия, в этом мире,
существуют и убийство, и
предательство».

«Что посеешь, то и пожнёшь»,-
народная мудрость.

Андрей лежал, положив руки под голову, в траве, на опушке леса, недалеко от автотрассы, в тени устало замолчавшей машины. Лежал и просто глядел в небо на проплывающие мимо облака.
Сначала в голову всё лезли назойливые мысли: туда-то надо, это не сделал. Но они потихоньку улеглись и позволили, как бы нехотя, заглянуть за порог повседневной суеты – в ту даль, в которой как в зеркале можно разглядеть всё, чем жил на свете до сих пор, чем живёшь в сию минуту.
А надо ли? Всё равно что-либо менять в жизни уже поздно, да и зачем? Живёшь, как живёшь. Зла ни кому не делаешь, во всяком случае, стараешься. Так, всё вроде идёт своим чередом: дом - работа, работа - дом, в общем как у всех. Чего зря Бога гневить: нормально.
И всё же иногда надо. Надо, чтобы успокоить душу. Чтобы не искала она, не блуждала в потемках вселенной одинокой тенью в поисках ответа на вопрос: а правильно ли мы живём? И что же с нами будет дальше? Ведь недаром же говорится: у кого нет прошлого, у того нет ни настоящего, ни будущего.

Часть 1.

1

Родиться ему довелось в эпоху развитого социализма, объявленного одним из руководителей страны с высокой трибуны.
Детство он помнил смутно: отрывками.
Но одно из самых ярких воспоминаний врезалось в его память на мертво: это то, как мама, запыхавшись, простоволосая бежит по заснеженному тротуару, мимо собора, в детскую поликлинику. А на руках он, завернутый в шерстяное одеяло. Одеяло светло коричневое с крупными бардовыми цветами, ещё новое - кусачее, но он этого не чувствовал. Он весь горел: сильный жар - температура под сорок - менингит. Его телом владел огонь. И душа, уже покинувшая маленькое тельце, летела рядом, как бы раздумывая: улететь прочь, или всё же остаться?
Она осталась: он выжил.
Рос, после этого, с непропорционально большой головой, болезненным хилым мальчиком, поэтому из детства ему запомнились больше всего окрики: « Ты что нельзя!» или « Тебе с ними нельзя, вдруг что случится», или же « Ты нормально видишь этим глазом?»
Глаза, еще одно, чем он отличался от прочих ребятишек. Они были, да и есть, разного цвета: один зеленый как у кота, а второй тёмно-тёмно карий. Соседи и знакомые шутили: «Один мамин другой папин». Друзья семьи пророчили: «Это верная примета, он вырастет счастливым человеком».
Как бы там ни было хоть и не хватало здоровья для великих дел, зато фантазий в его большой голове рождалось - хоть отбавляй. «Мама, мама, когда я вырасту, то куплю тебе красивое, красивое платье из темно синего шёлка, всё в золотистых блестках, ты будешь самая красивая», а оставаясь с друзьями наедине, все твердил о том, какая у его деда большая сабля висит на стене.
В общем, видел он этот мир совершенно другими глазами, не как все. И это обстоятельство делало его «белой вороной» среди сверстников.
Он терпеть не мог «посредственность». Сам в любой компании был либо лидером, либо никем, то есть уходил от нее в сторону. За эту черту характера одни его любили, другие завидовали. Таким образом, он: то был в гуще событий, то в стороне от жизни, один на один со своей неуёмной фантазией.
В памяти отложились два эпизода из школьной жизни, ярко раскрывающих его противоречивый характер.
Первый – четвертый класс начальной школы. Ребята из класса под его предводительством, объявили бойкот одному из одноклассников только за то, что он отказывался участвовать в общих ребячьих мероприятиях. Они подкараулили его после школы вечером и устроили ему «тёмную»- накрыли голову пальто, повалили на землю и били портфелями, руками, пока он - Андрей не сказал: «Хватит!», только тогда все похватали свои вещи и бросились врассыпную.
Второй - однажды вечером он подождал, как наказывала мама, после уроков своего братика и они вместе пошли домой. Дорога проходила через школьный парк. Вдруг на их пути выросла фигура немого. Он был старше Андрея лет на семь и конечно сильней физически. Его он не тронул, а братика схватил за ремень ранца и два раза ударил кулаком в лицо. А Андрей в это время, в бессильной злобе, прыгал вокруг их и завывал, будто били сейчас его, а сделать ровным счетом ничего не мог, потому, что его с детства учили: «Если тебя ударили по правой щеке – подставь левую…». Этот случай послужил поводом для того, чтобы пойти заниматься в секцию бокса.
Слава Богу, у него было три брата. Более внимательных слушателей, для всего, что ему приходило в голову, трудно было отыскать. И он с упоением им рассказывал про их совместные приключения в океане среди пиратов, в Америке среди индейцев либо в далеком космосе на одном из созвездий, и они быстро засыпали, чтобы увидеть всё рассказанное им, во сне.
И жизнь он воспринимал не такой, какой видел, а такой, какой складывалась она в его фантазиях. Не хотел видеть плохого, пошлого - его как бы и не было вовсе. Верил в великое доброе – таким оно и было. Белая ворона, иначе и не назовёшь.
Шло время. Учёба давалась ему легко без напряга. Время, проведённое в одиночестве, он до отказа заполнял книгами. Читал много запоем и всё подряд. Очень любил подвижные игры, а боксом просто заболел. Особых надежд тренер на него не возлагал, но он старался, и мало - помалу что-то стало получаться. Как бы то ни было, школу он заканчивал уже с первым юношеским разрядом.

2

Любимой наукой, последние годы учебы в школе, для него была математика. Любимая учительница, пророчила ему великое будущее ученого-теоретика. Но жизнь распорядилась по - иному. Когда он учился в десятом классе, в начале весны, маму положили на операцию в железнодорожную больницу в областной город. И уже когда пошла на поправку, она прислала письмо и в нём красочно описывала, как лежит утром в палате и тут заходят в сопровождении профессора студенты медики. И все они такие хорошенькие в чистых белых халатиках, в беленьких же колпачках, что глаз не отведёшь, и она так и видит среди них его - Андрея. И он уступил, просто очень хотелось сделать для мамы, что-то приятное, чтобы она скорей поправилась. У его сверстников не было особого желания поступить куда-то после окончания школы, чтобы продолжить образование. Никто не задавался вопросом: а что же дальше? Не поступим в институт, значит, пойдем работать, благо комсомольских ударных строек полно и нам молодым и здоровым всяко найдётся, где приложить свои руки. Вон, совсем рядом, строится новый завод Дизельных Агрегатов, так стоит ли волноваться по пустякам.
И Андрей не волновался. К вступительным экзаменам совсем не готовился. Школа позади, погода - прелесть. Волга так к себе и манит. И он с готовностью шел на этот зов. Брал с собой учебники: три книжки под голову, одну сверху, вода по камушкам плещет, ну чем не жизнь? Красота!
А поступил легко. Все экзамены сдал на «пять». И закрутилось: новые друзья, новая самостоятельная жизнь - СТУДЕНТ.
Жизнь так и била ключом, хотелось всего, много и по возможности сразу. Уже на первом курсе он записался в секцию спортивного самбо, так как секции бокса в этом институте не было. Да в кружок на кафедру акушерства и гинекологии – туда затащил его новый друг / ну как же ведь интересно /. В кружок на кафедру анатомии человека, в кружок гипноза на кафедру физиологии и на работу, с начала в качестве санитара, затем в качестве медбратика в отделение общей хирургии медсанчасти нефтеперерабатывающего завода.
И ведь всё успевал. И на всё хватало сил, и при всём этом - хорошо учился, то есть со стипендией. Иначе ему просто было нельзя, ведь надо было жить самому и по возможности, помогать маме - растить братиков.
Все было очень, очень интересно. Не зря же говорят, что студенческие годы самый прекрасный период в жизни.
Но судьба вела его, только по, его одному, предначертанному пути.
Самбистом ему так и не суждено было стать. Он только раз выступил в городских соревнованиях спортобщества «Буревестник», где занял в своей весовой категории второе место. Как к ним на тренировку пришёл, такой коренастый мужичёк /как потом выяснилось заместитель начальника отдела КГБ /. По прошествии некоторого времени он отозвал Андрея в сторонку и сказал: «Пойдёшь ко мне заниматься, сбор завтра в этом зале в девятнадцать ноль-ноль». Отчего не пойти?
Без четверти семь Андрей уже был на месте. В зале он познакомился ещё с шестью ребятами, /если можно их так назвать/. Все они, примерно, были ему ровесниками, ну некоторые чуть постарше, но выше его и гораздо больше в комплекции. Хотя он себя никак маленьким не считал: в свои семнадцать лет ростом был под метр восемьдесят и весил семьдесят четыре килограмма. Однако среди своих новых знакомых он был самым маленьким.
Среди них только один был студентом педагогического института, в то время как остальные просто работали, уже отслужив в армии. И вот в зал вошёл тренер. Вошёл и сказал: «Заниматься сегодня не будем, просто познакомимся, друг с другом, и я покажу: чему собственно вас собираюсь учить». Сказав это, он вызвал желающего, на что ребята вытолкнули на ковёр в центр образовавшегося круга, самого маленького.
Когда Андрей вышел, тренер дал ему в руки нож-финку и сказал: «Бей!». Андрей, покрутив в руке нож, проверив лезвие на остроту, ответил: «Не. Нашёл дурака. А вдруг зарежу? Что тогда? Пиши расписку». Тренер не говоря ни слова, написал на листке бумаги, что в случае, если его зарежут, он ни к кому претензий иметь не будет, и протянул этот листок Андрею. Тот прочитал, положил ее на подоконник и пошел с ножом на тренера. Весь его вид говорил о том, что шутки шутить он не намерен. Финт еще финт и выпад. Удар был направлен в живот соперника…
Что произошло дальше, он долго не мог понять, только через мгновение, летели: нож в один угол зала, а он, вверх тормашками, в другой.
Когда Андрей поднялся, в зале стояла мертвая тишина. Тренер, как ни в чем не бывало, спокойно объяснил, что приём, который он применил из японской борьбы джиу-джитсу, но учить мы будем не только её, но вообще всё, что называется рукопашным боем. И хотя он понимает, что всё знает только Бог, человеку это не дано, но он твердо уверен, что стремиться к этому надо и мы будем совершенствоваться вместе с ним, а зачем, нам скажут потом.

3.

Учебу Андрей научился, без вреда для дела, совмещать с работой. В больнице был отличный коллектив и он, как говорят, пришелся ко двору. Особенно хорошие отношения сложились у него с медсестрой, пожилой женщиной Верой Степановной. Так случилось, что она жила одна. Работала в больнице еще с войны. Многое знала, а передать было некому. Вот и вымещала она всю свою неизрасходованную любовь на Андрее. Надо сказать: он был - совсем непротив. Ему всё было очень интересно. И он с большой готовностью впитывал в себя всё, что она ему рассказывала. А рассказывала она обо всём: и как, не причиняя боли поставить укол, и как разобрать прописанные лекарства, и как не ошибиться в людях. Кто такой - человек хороший, кто такой - человек плохой и с чем их едят. Но, записывая в памяти всё, чему его учили, он ни разу не употребил эти знания в жизни: так велика была, заложенная в нем с малолетства, вера в человека. Встретив кого-либо в первый раз, он принимал за истину его непогрешимость, а дальнейшее показывала жизнь. Если наступало разочарование, оно было первым и последним. Нет, прощать он умел и прощал, в смысле, не держал зла, но не забывал никому и ничего. Его память вбирала всё и хорошее и плохое и ничего не отпускала.
Учеба давалась ему довольно легко. Конечно не так, как в школе, приходилось попыхтеть, но в этом был свой смак: не учить, не учить, потом просидеть ночь на - пролёт всё сделать и сдать на «хорошо», а через пару дней - всё забыть. Ох уж эти анатомия, пат. Анатомия, биология, физколлоидная химия и наконец, латынь. О, всё это оставило в памяти неизгладимый след: « Lingva latina non penis kanina».
А на улице била ключом совершенно другая жизнь. Жизнь, где властвовал один закон: прав тот, кто в данный момент окажется сильнее. И этому закону подчинялся весь мир, выходя после окончания рабочего дня на улицу. Главным выводом из всех этих учений был один: нельзя быть слабым. Самое важное – дисциплина, или скорей самодисциплина. Дисциплина ведет к знанию, знание дает силу, сила плюс деньги - это власть, сила плюс знание плюс любовь – это ЧЕЛОВЕК. Надо учиться, учиться и еще раз учиться, чтобы без малейшего зазрения совести носить это почетное звание.

4.

Любовь. С ней связаны: и вкус первых окрыляющих побед, и горечь первых поражений.
Она была на год старше его и училась уже на втором курсе этого же института. Про неё многое говорили, но он не верил, ни единому слову.
Однажды, когда он закачивал первый курс, а она второй, уже в конце мая – перед самой сессией, они возвращались с вечеринки по поводу дня рождения одного из общих друзей. Идти предстояло пешком через весь город, так как, время было позднее, и общественный транспорт уже не работал. Ночь стояла теплая. От выпитого, кружилась голова. Им было так хорошо, и они решили зайти на пляж и искупаться. На пляже было пустынно. Они дошли до трубы, заметённой на половину песком, расположенной как раз по - средине пляжа: между кустами ивняка, быстро поскидывали с себя одежду и забрались в речку. Вода была тёплая, и они плескались и визжали как малые дети, пока верх не взяла усталость. Первой сказала она: «Всё, я выхожу». На что он ответил: «Хорошо, я проплыву через речку и обратно и тоже вылезу». И они поплыли, каждый в свою сторону: он через речку вплавь, она вышла на берег. Сильными гребками он доплыл до противоположного берега, а возвращаться стал неспешным брасом. На фоне зарождающейся зари хорошо видны были и труба, и кусты ивы, и ее стройный силуэт. Она сняла лифчик и выжимала его, выкручивая руками. «Как же она хороша» – думал он, не спуская с нее влюблённого взгляда. Вдруг возле неё возникла еще одна тень, затем еще одна. Она коротко вскрикнула и тени их пропали. Его сердце сильно ударилось о грудную клетку и ушло куда-то в пятки. За несколько сильных гребков руками, он доплыл до берега. Когда выбирался, под руку попался гладкий речной камень, размером как раз под кисть. С ним в руке, ничего не соображая, он выскочил на поляну. Она лежала на песке, извиваясь как змея всем телом. На ней мужик со спущенными штанами. Над ее головой второй, он держал ее за локти, сведя их за головой, пытаясь сделать ей как можно больнее, чтобы она прекратила сопротивляться. Он первый увидел Андрея и одним движением вскочил на ноги. Это было ошибкой с его стороны. Удар камнем пришелся как раз ему в лоб и раскроил его пополам. По инерции Андрей пролетел до противоположных кустов, лишь там остановился и развернулся, чтобы атаковать второго. Тот уже стоял на ногах, одной рукой держа большой нож, другой, не застегнутые штаны. Глухо рыча, как затравленный зверь, он медленно приближался, размахивая ножом словно саблей. Первый раз Андрей дрался против ножа, да еще какого. Это был немецкий обоюдоострый штык-нож с длинным каленым лезвием. Андрей лихорадочно перебирал в голове все приёмы, которым научил их тренер за прошедший год, но всё, что приходило в голову, тут же отметалось, как невозможное к употреблению. И тут ногой он нащупал палку. Но как ее поднять? Только начнёшь нагибаться, как он тут же тебя запорет. И тут на руке с ножом повисла девушка, вцепившись в неё зубами. Того времени, пока мужик её стряхивал, Андрею хватило, чтобы нагнуться, схватить палку и со всей силой два раза ударить его по согнутой шее. Мужик упал, как подкошенный. Только сейчас Андрей увидел девушку. Она была совершенно голой. Лежала на песке, била по нему руками и ногами и не рыдала, а выла. Он бережно поднял её и прижал к себе, успокаивая: « Всё, всё кончилось». Нет, еще не кончилось. Откуда не возьмись, появилась милиция. С помощью карманных фонариков, они осветили всё вокруг. Какой-то капитан его о чем-то спрашивал. А когда понял, что ничего не добьется, сунул в руку Андрея записку, вытащил из кармана брюк студенческий билет и велел всем уйти.
Они исчезли также внезапно, как и появились, прихватив с собой и тех двоих. Одев подругу в то, что нашел из одежды, сам как был в одних плавках, Андрей повёл её к себе в общежитие. По пришествии они приняли душ и уснули замертво. Проснувшись утром, Андрей нашел записку, что оставил ему капитан, прочитал: « явиться в управление внутренних дел в кабинет такой-то для дачи показаний в качестве свидетеля». Он встал, принял душ, оделся и тихо, чтоб не будить её, закрыл за собою дверь.
В бюро пропусков уже лежал готовый пропуск на его имя. Он получил его и прошёл в указанный в нём кабинет. За большим письменным столом сидел следователь – мужчина, лет пятидесяти. Он поздоровался, привстав со стула, и пригласил Андрея присесть. Потом задал один единственный вопрос: «Как все случилось?». Андрей рассказал всё, что помнил. Когда закончил, его всего трясло, как - будто всё произошло только-только. В ответ на его рассказ следователь пояснил, что эти два ухаря, прошлой ночью, бежали из следственного изолятора, обокрали магазин и случайно наткнулись на Андрея с девушкой на пляже, на свою беду, так как он наглухо их обоих пришиб: первому проломил череп, второму сломал шею. Но уголовное дело возбуждаться не будет за отсутствием состава преступления так, что Андрей спокойно может отправляться домой.
Вернувшись в общежитие, ее он в комнате не застал. Соседи пояснили, что, проснувшись, она подняла такой крик, что всех изрядно напугала. Ребята и вызвали «скорую». Те приехали и немедленно ее увезли.
Нашёл он её не скоро в психиатрическом отделении областной больницы. Дежурный врач сказал, что пролежит она не меньше месяца, а может и дольше, «не забывай, почаще навещать».

5.

Пока сдавал сессию Андрей приходил к ней каждый день. Приносил цветы и мороженое. А потом, уехал в стройотряд поднимать Нечерноземье. Работали на строительстве спорткомплекса в одной из сельских школ области. Работали ударно: от зари до зари. Ровно через два месяца, изрядно обогатившись, Андрей вернулся в город и сразу побежал к ней в больницу. Там ему сказали, что она уже давно выписалась и уехала к себе домой, и посоветовали искать ее там.
Купив большой букет цветов, полный сладостных ожиданий он сел на рейсовый автобус. Приехав, дома ее не застал. Соседка сказала, что она ушла в сад собирать ягоды. Дорогу к саду он знал и знакомой тропинкой отправился на ее поиски. Ох, если бы он знал, что его там ожидает. В саду стояла тишина. Откуда-то, из-за кустов малины, разросшейся возле беседки, доносились слабые томные постанывания. Андрей осторожно подошёл, раздвинул ветки малины, а там… Прямо перед ним, мерно двигалась вверх-вниз чья-то жирная попа. От увиденного он сначала даже забыл: зачем пришёл, но, постепенно придя в себя, обрёл вновь способность соображать. Пот по спине катил ручьем. «Милые», тем временем, его просто не замечали, им было не до этого. Тогда он просто, водрузил, сандалю сорок четвертого размера на эту ненавистную жирную задницу. Тот, аж, охнул. Девушка открыла глаза, увидела Андрея и потихоньку взвизгнула. Он бросил ей в лицо привезённые цветы и пошёл прочь.
Так закончилась его первая любовь. Говорят, что она всегда бывает несчастной. Нет не всегда. Первая, вторая, следующая – не надо обманывать…
Потом началась веселая разгульная жизнь. Студенческие вечеринки – вино рекой. Закрутило насмерть. Неизменным оставалось одно – занятия в КГБ и работа в медсанчасти. Сколько раз тренеру приходилось вытаскивать лихую компанию из очень неприглядных ситуаций. Сколько раз, приходили они на тренировки, понурив головы? Он по-своему наказывал их, потом прощал и учил дальше. Для них он был непререкаемым авторитетом, одновременно добрым и строгим. Между собой они звали его ласково: Батя. И они старались, отрабатывая взятое авансом не только на тренировках, но и вечерами, выполняя очередное задание.
И все равно он чувствовал, что жизнь покатилась куда-то не туда: надо было что-то менять, пока не затянуло совсем. И он решил: отслужу в армии, а там видно будет.

6.

Весна. Средина апреля. Волга уже прошла, но по берегам еще лежал толстый ноздреватый лёд.
Автобус с наголо постриженными новобранцами отправляется от городской переправы. Всё как в тумане: тихая музыка, слёзы близких. Он впервые видел плачущего отца.
Так называемые «покупатели» никак не хотели говорить: куда их везут, а везли долго.
Ярославль – Москва – Ташкент – Чарджоу.
Первые дни службы. Портянки, подворотнички, алюминиевая посуда не вогнутая, а выгнутая, как будто по ней танк ездил, плюс ко всему неимоверная жара. «Сынки, мы в Каракумах на реке Аму-Дарья, сначала будет жарковато, а потом привыкнете», так говорил наш «батько»- командир полка. « Наша задача: из вас - желторотых юнцов, сделать, за короткий промежуток времени, настоящих мужиков».
Самое тяжелое время – курс молодого бойца. И летели от ребят и брызги пота, и стружка и накопленные, до времени, жировые запасы. Первые успехи на турнике, первый марш- бросок в пустыню под палящими лучами солнца, первые разборки с сослуживцами. Как в волчьей стае: лидер должен быть один, бескровным лидерство не бывает. Эти истины пришлось Андрею познать на собственной шкуре. Его назначили командиром отделения, повесив на погоны «соплю» – так называемую лычку. Назначить то назначили, а право командовать - надо завоевать. Командир должен быть лучше всех во всем, начиная с наматывания портянок, заканчивая турником, стрельбой и зазубриванием уставов, постановлений и деклараций съездов родной коммунистической партии. И он старался. Насколько хорошо у него это получалось, сказать трудно, но потел он вдвое больше других - это точно.
Зато всю жизнь потом вспоминал ночные общеполковые поверки.
Спецназ только формировался. Идеологической и нравственной подготовке бойцов уделялось особое внимание, а тогда умели управлять мозгами. Их поднимали по тревоге посреди ночи и в полном вооружении выстраивали на плацу. Затем, под звуки полкового оркестра, выносилось знамя полка, и начиналась поверка личного состава. Первыми перечислялись имена тех, кто, исполняя свой служебный долг, отдал свою жизнь за свободу и независимость Родины. Потом перечислялись имена всех, кто стоял сегодня в строю. И эти «Я, Я, Я…» звучали твердо и слитно. Казалось, дай команду: «Вперед, в атаку!» и полк «свернёт горы», так велико было эмоциональное напряжение и единение всех, стоявших в строю и каждого в отдельности.

7.

Вперемежку с военной учебой проходили трудовые будни по сбору созревшего урожая. Это были виноград и дыни. О! какое все это было вкусное и как всего этого было много. Ребятам, приехавшим с севера, где такое изобилие в диковинку всё, увиденное сейчас казалось сказочным. Правда, с этим утверждением были не согласны их желудки, они то и дело расстраивались. А какие ощущения: лежишь в тени виноградной лозы, положив под голову панаму, а прямо над твоей головой висит большая гроздь кишмишного винограда,- это ли не сказка?
Но все когда-нибудь кончается. Учебка позади, впереди боевой полк, дислоцирующийся на восточной границе Казахстана в городе Талды-Курган, который тут же был переименован в Талды-Париж.
Полк встретил пополнение с ухарским гиканьем. К Андрею сразу подошел здоровый чеченец с погонами сержанта, и широко осклабившись, изрек: «Этот ефрейтор мой». Это означало, что ему предстояло демобилизоваться в скором времени, а он – Андрей, должен заменить его и в работе, и в службе. Еще это означало, что никто другой, кроме как сам чеченец, не мог Андрею что-либо приказать или куда-то отправить. Все это довольно забавляло, пока однажды после отбоя, когда Андрей уже крепко спал после работы на аэродроме, его разбудил мягкий толчок в плечо. Открыв глаза, он увидел перед собою чеченца: «Иды, пастирай маи партянки». На это Андрей проворчал: «Тебе надо ты и стирай» и повернулся на другой бок. В следующее мгновение сильная рука схватила его за волосы и стащила с койки, таким образом, что он оказался посреди кубрика. «Ты что «гусак», оборзел?» и портянки с изрядной силой стукнули его в лицо. Он отлетел метра на три, ударившись о батарею. Когда поднялся, из носа текла кровь, ушибленный затылок саднило. «Будет шишка»- подумал он и пошел на чеченца. Бились они, под улюлюканье и гиканье дедов и угрюмое молчание одногодок, тихо и остервенело. Чеченец был сильней, но он был неповоротлив. Он мог наверно, убить Андрея одним ударом, если бы он под него попался, но тот ловко уворачивался, в свою очередь, нанося довольно ощутимые удары. Чеченец то и дело покряхтывал, их принимая. Силы оказались равны, никто не мог другого одолеть. Тогда Андрей взял тяжелую солдатскую табуретку и ударил ею по голове чеченца. Тот крякнул и грузно осел на пол. В наступившей сразу тишине, победитель прошествовал в умывальник. На следующее утро старшина-азербайджанец сказал притихшему чеченцу: «Табурэт стаит для того, чтобы на нем сидеть, а не для того, чтобы колоть орехи на чьей-то галаве». Затем, вызвав Андрея из строя, сказал: «Вот новый командир отделения оружейников, тэпэрь он младший сержант». Все пошло своим чередом. Отделение оружейников состояло в основном из солдат одного призыва, поэтому проблем с ними не было. Все вместе и служба, и работа, и отдых. Андрей, хоть и был командиром, а работы не гнушался ни какой: куда все, туда и он.

8.

И вот настала осень. Шум, гам, тарарам: «К нам едет ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ!»
Всё чистили, скребли. Даже плац мыли с мылом тряпками. Траву выкрасили в зелёный, редкий в этих краях для конца лета цвет, деревья опыляли из пульверизатора, чтобы выглядели свежее. И вот он прилетел - главнокомандующий ВВС главный маршал авиации Кутахов. Перед ним вытянулись в струнку и самолеты, и офицеры, и солдаты: все блестело и сияло на солнце. Он принял доклад командира дивизии, произнес пламенную речь и объявил новость: нашему полку присвоено почетное звание «Лидерный полк главного маршала авиации», правда, что это значит, никто так и не понял. Но в догадках мы блуждали недолго. Их развеял подошедший впоследствии офицер генерального штаба, который сопровождал маршала. «Спецназ слышали? Новая форма, новая техника, новое вооружение, паёк «от пуза», а в противовес: тренировки и учения, учения и тренировки до седьмого пота. Ваша задача, в случае боевой обстановки: самолеты выпустили и вперед - вы пехота, причём не простая, а особого назначения, чему научитесь тут, покажете там». Изо всей этой речи можно было понять лишь одно: пахать придется как тракторам, но худеть не будем, так как кормить обещают вдоволь, а это обнадёживало.
И началось: пришлось забыть, что такое личное время: физподготовка, полигон, аэродром. Спали урывками: в промежутках между занятиями.
Так прошла зима. В марте месяце, когда степь вокруг взлетки, как ковром, покрылась подснежниками, полк подняли по тревоге, и сразу прозвучала команда: «По самолетам!». Взлет и мягкая посадка во Вьетнаме недалеко от границы с Китаем, где назревал конфликт и наша задача: вмешаться в случае вторжения.
Вторжения так и не было. Зато отоспались вволю, а ровно через две недели снова по самолетам и домой. И снова учеба, учеба и опять учеба. Был такой Суворов, умный говорят, был мужик, это ему спасибо.
Чему-то, конечно, научились, а вот чему и как, это показал Афганистан.
Перед самым новогодним праздником в полк привезли новые автоматы-5,45 с патронами, оснащёнными пулями со смещённым центром тяжести. Это, когда пуля заходит через плечо, а выходит через задницу, перемолотив попутно все кишки, - в общем: раненых быть не должно.
Новый 1980 год встречали с большой помпой, все-таки весной дембель. В городе раздобыли шампанского, спирт свой, еды хоть отбавляй /постарались офицеры,/ в общем, всё как у людей. Не хватало только женского пола. Его присутствие заменяли фотографии, письма и воспоминания. С этим обстоятельством приходилось мириться, чтоб лишнего не расслабляться. Четвертого января полк подняли по тревоге. Тревога была внеплановой, из «шишек» никто не приехал, значит, что-то случилось. Все конечно уже знали, что наши в Кабуле совершили переворот, но всё-таки где-то надеялись, что там обойдутся без нас. Ведь никто тогда и не предполагал, что эта «бодяга» продлится целых десять лет.

9.

Иллюзии кончились, когда всем раздали по боекомплекту плюс трехдневный запас продуктов. Кроме того, из строя вывели всех азиатов – они с нами не летели.
У старшины внезапно открылась язва и его почти без сознания, увезли в госпиталь. А остальных по самолетам, посадка на дозаправку в Термезе, не далеко от госграницы, и в Кабул.
Первые два дня прошли на удивление спокойно: где-то стреляли, а на аэродроме и в аэропорту стояла тишина. На Андрея возложили обязанности старшины эскадрильи.
На третий день пришел приказ: «В Кабуле введен комендантский час, задача полка взять на себя район города, со стороны аэропорта».
Этому их не учили, но приказ есть приказ, надо исполнять.
И в первый же выход потери и, надо же, именно у него.
Их поставили перед комендатурой района. Расставив бойцов поперек улицы, Андрей расхаживал взад-вперёд, отгоняя любопытных ребятишек. Вдруг, они сами куда-то делись как по команде. На улицу вышел человек неопределенного возраста. Одет он был по-европейски: в, приличного вида, джинсовый костюм. Шёл медленным шагом в сторону оцепления, держа руки в карманах. Андрей направился ему на встречу, чтобы загнать его домой. Мужчина дошёл до арки – входа во двор, вынул руки из карманов, в них оказались гранаты, они были уже на боевом взводе – без чек, и швырнул их в сторону солдат оцепления, а сам нырнул в арку. Андрей, инстинктивно, не осознавая, что происходит, бросился за ним. За его спиной раздались два взрыва. Вбежав во двор, он увидел, что человек, за которым он гнался, распахнул двери ближайшего дома и рванулся внутрь. Их разделяла только распахнутая дверь. Длинной очередью из автомата он прошил ее наискосок. Мужчина, не издав ни звука, упал навзничь. После этого Андрей развернулся и побежал назад к ребятам. Подбежав, увидел страшную картину: их было пятеро, а сейчас стоял только один, остальные лежали в лужах собственной крови. Андрей схватил рацию и стал вызывать полк.
Пришёл в себя он, лишь, когда сидел в своей палатке. Рядом суетились бойцы, зашёл комэска: «Крепись, то ли еще будет, это только начало».
В шок его привело не то обстоятельство, что ему пришлось убить человека-врага, а свои потери: один контужен, один убит, трое ранены, один в гробу домой, четверо - в госпиталь.
Да, это было только начало. В последующие дни, чуть не постоянно, кого-нибудь да отправляли, кого - домой /не дай Бог/, кого - в госпиталь. Учили их правильно, не учитывали лишь одного: стрелять в мишень и стрелять в живого человека – разные вещи. Не каждый, кто выбивал десятки на полигоне, готов отнять чью-то жизнь. А местный народ воевал веками, и любым оружием, от ножа до гранатомета, владели даже дети. А что такое нож в руках джигита мы узнали, поймав молодого паренька, который, шутя, снимал у них часовых. На запястьях и на ногах его были надеты ремни, которые представляли собой кассеты с ножами для метания. Каждая кассета это шесть ножей. Один взмах руками и два ножа летят в цель. Мах ногами и еще два ножа в полете. А за четыре секунды он, влегкую, обрисовывал рисунок, нанесенный на метательный щит.
Духи воевали со всеми, кто не соглашался идти против «шурави» и были в этой войне беспощадны. Так, в начале марта, полк подняли, посадили на броню и направили за три километра в кишлак: там ночью хозяйничали духи. По приезду туда они нашли лишь плачущих женщин да детей и зарезанных, уже давно истекших кровью, нескольких мужчин. Единственное, чем они могли помочь, это похоронить погибших по-человечески. Без лишних сборов приступили к работе. Тут к Андрею подходит зампотех, /он был старшим/ и, показывая на стоявшую рядом женщину, приказывает взять несколько бойцов и проверить дом, на который та указывает. На что тот ответил, что не может этого сделать, поскольку вчера они имели неосторожность закусить рыбными консервами, которые хранились под койкой в его палатке и как результат: с утра у него болит живот, не смотря на то, что угля активированного проглотил уже две упаковки. Офицер посмеялся, взял четверых ребят и направился за женщиной сам. Андрею в этот момент было как бы невтерпеж и так получилось, что он примостился за дувалом как раз этого дома. Минуты через две, после того как люди вошли в дом, так шарахнуло, Андрею досталось по мозгам этим дувалом, да так, что очнулся он только вечером в лагере, в медсанбате. Ребята ему рассказали, впоследствии, так как он целую неделю кроме гула в ушах совершенно ничего не слышал. Хорошо, они видели, куда Андрей пошёл. Его нашли, примерно в семи метрах от того места. Он был засыпан глиняной пылью с головой. И что интересно, его-то нашли, а штаны нет. И самое удивительное - у него все причиндалы присутствовали на месте, в общем - ни царапины. А что касается ребят, пошедших с зампотехом, от них не осталось ничего ровным счётом. И очередные похоронки с заваренными наглухо гробами полетели до дому – на Родину каждого.
Через неделю, примерно, у Андрея начал прорезаться слух, потихоньку переставала болеть голова. Во всяком случае, приключения для него на этом закончились.
А в середине апреля остатки полка посадили по самолетам, и домой, а там Ташкент, окружной госпиталь и дембель. Домой…

10.

В самый последний день апреля Андрей, наконец, ступил на землю родного городка. Позади, был путь от Талды-Кургана до родного города через Алма-Ату, Киев, Ригу, Орехово-Зуево и Москву. Так получилось, что их, оставшихся в живых дембелей, отправили по домам по одному предписанию, поэтому и пришлось Андрею как бы проводить всех, а потом и самому ехать до дому.
О, дорога домой – это было что-то. При увольнении из части им выдали по довольно приличной, для той поры, сумме – деньги, заработанные в командировке. Благодаря этому обстоятельству экскурсия по Советскому Союзу была не скучной. Кроме того, в каждом доме, куда они приезжали, сразу же накрывали стол и зазывали ребят пожить, хоть сколько. Таким образом, уже к Москве, у Андрея, ото всего этого, уже болела голова, и желудок отказывался принимать какую-либо еду.
И вот рано-рано утром, когда солнышко только вставало, расплатившись с таксистом и отпустив его восвояси, Андрей тихо постучал в окошко родного дома, а уже в следующую минуту был в тесных объятиях своих родных.
Следующие две недели пролетели как во сне: встречи, застолья, снова встречи и вино, вино, вино. И все бы ничего, но его начали по ночам мучать кошмары. Каким-то образом надо было остановиться, бросить пить, иначе можно было попасть в лечебницу.
Про Афганистан он решил никому не рассказывать – пусть это будет его тайной. Когда расспрашивали его про планы на будущее, он всем отвечал одно, что хочет восстановиться в мед. институт, а там видно будет. И вот он, с документами в кармане стоит перед дверью декана лечебного факультета, а открыть не решается, будто что-то мешает ему. Простоял он так целый день, так двери и, не открыв, а приехав домой, сказал маме, что отучиться он еще успеет, а пока пойдет, поработает. Мама все поняла и потому возражать не стала, но решила, что к станку он не встанет, и через своих знакомых устроила его на завод в «стройснаб», начальником отдела. В отделе работали две женщины, которые пояснили, что, работают они в отделе постоянно, ведут деловую документацию, а вот начальники меняются с постоянством в два месяца, и они думают, что и новый, то бишь он, долго не задержится. Всю обреченность своего положения Андрей понял уже на следующий день, когда его вызвали на планерку к директору завода. Выяснилось, что он совсем не может отличить фундаментный блок от стеновой панели, перегородку от перемычки. Директор оставил его после планерки и успокоил: «Ничего солдат, крепись, и Москва не сразу строилась: не можешь – научим, не хочешь – заставим». И началось: днём он носился по заводам стройматериалов, а вечером сидел над чертежами и учётными документами. Домой приходил совсем никакой и сразу валился спать. А по выходным, надевал единственный костюм и ходил к клубу местного льнокомбината, на танцы. Тогда всех и развлечений-то было: кино, да танцы. И вот, однажды, на танец его пригласила, совсем молоденькая девчонка. «Как вас зовут? Андрей, а меня Оля»,- так они познакомились. А потом, как-то быстро: дружба, любовь… Жизнь закружила в необыкновенном вальсе: даже на работе все стало получаться легко и непринужденно. Работы было много: строился и сам завод, и город, причем бешеными темпами, так, что Андрей не замечал, как начинался и заканчивался рабочий день. А вечером, прихватив что-то в подарок, он со всех ног мчался к ней. Встретившись, они смыкались в долгом поцелуе и не расставались уже до поздней ночи. Им ничто не мешало, так как старшая ее сестра была уже замужем, а мать работала медсестрой и часто отлучалась на ночные дежурства. Тем временем Ольга закончила школу. Он сразу устроил ее на работу – секретарем к своему начальнику. Теперь и на работе они часто встречались и разговаривали, а потом вместе шли домой. Но эта идиллия продолжалась не долго. Однажды, посреди ночи, неожиданно, домой с работы пришла ее мать и как водится, застала их в постели, как говорится, еще тепленьких. Ох, какой тут разразился скандал: «Да ты, да мою дочь, да за что же мне такое горе? В общем или женишься, или я тебя посажу»,- это уже Андрею. В эту ночь он домой не пошёл. На следующий день они подали заявление в ЗАГС и с понуренными головами явились перед его мамой. Та вздохнула: «Делать нечего, раз решили, пусть так и будет». Свадьбу наметили на конец августа. Посчитали, гостей будет много, но заработок у Андрея хороший и без посторонней помощи со всем этим можно справиться.

11.

А тут, как-то, почтальон принёс ему открытку. Его друг, бывший однополчанин, приглашал его к себе на свадьбу, в качестве свидетеля. Что делать? Не ехать нельзя. Взяв на работе отгулы, на три дня плюс выходные /думал, хватит/, Андрей сел в самолет рейсом Москва – Киев. По прибытии, на аэровокзале встречающих, долго ему определять не пришлось. Прямо посреди зала стоял огромных размеров мужик и улыбался во всю ширину своего могучего рта, на лицо, ну вылитый Вовка. Они поздоровались, познакомились и пошли к стоявшей на стоянке красной «копейке». Когда сели в машину, Андрей мысленно ее пожалел. Она же, жалобно скрипнув пружинами, накренилась на левый бок и неожиданно лихо рванула с места. По дороге, перемежая добрую украинскую речь разухабистым русским матом, Николай, так звали Вовкиного отца, все старался рассказать, как они здесь живут, на что Андрей только повторял: «Посмотрим, посмотрим». От Киева они отъехали километров на тридцать и свернули с трассы. Еще через семь километров, Николай торжественно произнес: «Вот и прыихалы.» По краям дороги начались дома, за домами виднелись сады, огороды и стога свеже накошенного сена. У одного из домов машина остановилась. Андрей с нескрываемым восторгом смотрел на дом, к которому они подъехали. Это была глыба из кирпича и цемента. Из дома выбежала хозяйка: «Ой, как хорошо, что вы, Андрей, так быстро приехали, а то Вова все переживал и никого другого в свидетели не хотел». Андрею дали умыться, и посадили за стол: «Откушайте чуток с дороги», и поставили перед ним большую тарелку с борщом и стакан самогона, для аппетита, с устатку. Тот, как культурный человек отхлебнул чуть-чуть первача, и чуть не задохнувшись, зажевал его свежим огурцом. Съев предложенный борщ и пожевав немного сала, он потерял сознание, иначе это не назовешь. Проснулся, когда солнце уже садилось за околицу. Вышел на улицу, там его поджидал Володькин отец: «Пошли, поможешь в одной секретной миссии». Шли они куда-то за село к примостившимся у ручья банькам, вернее к одной из них. Внутри бани, через весь полок, стоял самогонный аппарат, больше похожий на промышленную установку по производству горючей жидкости. Батько, неспеша, развел в печи огонь, без - умолку сыпля поговорками, да прибаутками. Немного погодя, из трубки-холодильника закапало. «Ну, процесс пошёл»,- констатировал он факт выхода первача. Надо сказать, пошёл он – процесс, довольно резво, так резво, что подставляемые четверти под краником не задерживались, а вскоре закончились и в ход пошли трехлитровые баллоны. Наконец Николай сказал: «Пока, наверное, хватит». Залив огонь в печи, поднял одну из половиц и, доставая оттуда брусок сала, соленые огурцы, краюху хлеба и алюминиевую пятисотграммовую кружку, заключил: «Мы славно поработали и славно отдохнем». Накромсав большими ломтями сало, достав огурец, он наполнил эту кружку первачом, для большей убедительности поджёг его, по краям и сказав: «Ну, будем здравы бояре», опустошил ее до дна. С шумом выдохнув, занюхав огурцом, со смаком закусил все это изрядной порцией сала и хлеба, затем наполнил кружку опять, выразительно посмотрел на Андрея и сказал: «Ну, давай, с Богом!», но тот смотрел на предложенную кружку с благоговейным трепетом и страхом, одновременно нарезая тоненькими ломтиками сало. В таких дозах ему выпивать еще не приходилось. Заметив его ужимки, хозяин растолковал их правильно и заключил: «Я и забыл, что вы :censored: ни работать, ни пить не умеете», полез опять под половицу, откуда извлек мутного стекла стакан, лежавший там видать, за непотребностью, с незапамятных времён. По сравнению с кружкой двухсотграммовый стакан казался изящной рюмочкой. Он немедленно был наполнен и предложен Андрею, тот выдохнул и поднес стакан ко рту, но выпить у него получилось только до половины, так напиток был крепок. Через какое-то время от бань в сторону села зигзагами шли в обнимку двое, горланя во всё горло, вперемежку: «ты ж мене пидманула… и ой мороз, мороз…».
С молодыми Андрей встретился лишь на следующий день, про службу с Володькой не вспоминали, говорили исключительно о будущем. Планы у молодых были «Наполеоновские», правда, не без основания. У них уже все было: родители с его стороны построили для них дом с хозяйственными постройками и приобрели машину, родители с её стороны – всё в дом, включая огород, скотину и оборудование, необходимое для переработки и консервирования всего, что дало домашнее хозяйство. «Что так не жить: только женились, а у них уже всё есть»,- думал Андрей, слушая ребят, слушая и удивляясь: «Как же красиво и мудро живут здесь люди, не то, что там дома». И ведь что самое главное – никто никого ничего делать не заставляет, просто надо работать – работают, гулять, так гуляют. А Володька все рассказывал, продолжая удивлять его больше и больше: «У нас как? Надо кому-то дом построить: собираемся всем селом и за неделю от фундамента до конька, причём хозяева сами-то не работают, их задача, чтобы все были сыты и всё. Материалы всем миром приобретаем, да колхоз помогает. И ни разу не было, чтобы кто-то отказался идти,- ведь тогда, что случится, и к тебе никто не придёт. Вот так мы здесь и живём»,- подытожил он свой рассказ. «Надо сказать, неплохо живёте»,- заключил Андрей. К свадьбе, он уже перестал чему-либо удивляться, потому что самих приготовлений не видел. Когда они приехали с регистрации из Киева, добрая половина центральной улицы села, была заставлена столами, нагруженными всякой всячиной. Среди румяных, зажаристых молочных поросят, возвышались горы, нарезанного ломтями хлеба, венцом всему возвышались четверти с самогоном. Ох, и что тут началось. Гуляло все село, не смотря на уборочную, три дня и три ночи. Никто и не думал расходиться по домам. Даже когда ушли молодые, никто и не заметил: что с ними, что без них – одинаково. Упавших уносили под плетень в тенек, и они там мирно спали, а проснувшись, шатаясь, по новой включались в карусель праздника.

Часть 2.

12.

На работе Андрей отпросился всего на три дня, плюс выходные, но домой вернулся только через две недели. Володькины родные, не отпускали его ни в какую: «Оставайся, живи у нас. Мы тебе невесту найдем, дом построим. Посмотри, какие у нас девки задастые, титьки у каждой по ведру и ты от такого счастья отказываешься, когда оно само плывет тебе в руки, да ты потом всю жизнь казниться будешь». Уговаривали его всем селом, но безрезультатно. Недаром говорят: «В гостях хорошо, а дома лучше». И Андрея так и подмывало: « Быстрей домой, к невесте». А приехал домой как иностранец: говорил только по хохлятски так, что его никто понять не мог. Через некоторое время это стало проходить, а спешная подготовка к свадьбе быстро всё расставила на свои места. Ах, эта свадьба, свадьба пела и плясала.
Было очень весело, так что порой не верилось, что это всё происходит наяву, на самом деле. Три дня прошли в одном сплошном угаре: поздравления, подарки, вино, танцы. На работе стройснаб гулял два дня.
Потом, по приказу директора, Андрея поставили на ответственный участок: разгружать, приходившие по Волге с железобетоном, суда. Работали круглосуточно, но зато и зарплата там была довольно таки приличной. У него теперь была семья. Он должен был обеспечить безбедное существование жене и если Бог пошлёт, то и ребенку. На работу он уходил рано. Возвращался затемно. Приходил домой, а жену никогда там не заставал. Надо сказать: его родители, к тому времени, получили новую квартиру и, переехав, оставили ему старую - на станции, там он и проживал вдвоём с молодой женой. Так вот. Возвращаясь, домой после работы, он заставал там лишь кучу грязной посуды на столе, нетопленную печь да пустые кастрюли. Что делать? Женился на молодой – пожинай. Не раз, он пытался с ней поговорить, но всё напрасно. Всё так же, она возвращалась домой по выходным, под утро, еле держась на ногах, бухалась в постель прямо в одежде и спала до вечера, а на следующий день все повторялось сначала. Андрею такая семейная жизнь быстро приелась, а однажды он просто не пустил её домой, послав туда, откуда она пришла. И она ушла к матери.
Однажды, придя, домой, он застал там лишь пустые стены и маленькую кучку своего белья, сваленную посреди комнаты. Изо всей мебели осталась лишь маленькая тумбочка из-под телевизора, да рядом с ней стоял табурет на трёх ногах. Он устало опустился на него, опершись, чтобы не упасть, на стену, положил голову на руки, сложенные на тумбочке. В голове свербила одна мысль: «За что?»
Так и просидел он всю ночь, а утром, чуть свет, дверь открылась и на пороге возникла «любимая» тёща. Зайдя в квартиру и остановившись на пороге, она с ходу пустилась в крик: «Я тебе самое дорогое, а ты домой её не пускаешь? Ну, погулял ребенок, ну и что, ты же все время на работе, что же она должна, такая молодая, сиднем сидеть? На этом Андрея просто заклинило: в тумбочке лежал финский нож, подаренный кем-то на работе, он выхватил его и с силой, вложив в него всю свою боль, метнул в сторону двери. Бог не дал взять греха на душу, нож на половину лезвия вонзился в дверь в сантиметре от шеи тёщи. Та, с криком: «Убивают!» выскочила на улицу и, с дикими воплями, бросилась прочь. Эту картину и застали, ничего не ведавшие, его родители, которые пришли навестить молодых. Всех больше, Андрей беспокоился за маму, за ее больное сердце. Войдя в квартиру, она так и села на пол у двери: «Что это? А где всё?» – это всё, что она смогла тогда произнести. На следующий день Андрей сходил в ЗАГС и подал заявление на развод. Развели их быстро. Всё, что утащили жена с тёщей, Андрей им простил, а больше делить было нечего. После развода он переехал жить к родителям.
Тем временем, вернулся из армии, отслужив срочную, средний брат, в то время как двое младших оканчивали среднюю общеобразовательную школу. Средний приехал, когда уже ложился на землю первый снег и огорошил всех с порога: «Я сюда не вернусь, устроился в Москве в милицию, в общежитие устроюсь, сообщу, тогда приезжайте в гости»,- и уехал, побыв дома лишь пару недель, а позвонил только через месяц.
«Езжай-ко ты к нему»,- заключила мама, сидя однажды вечером с Андреем за чашкой чая,- «а то сплетни про тебя по всему городу ходят, житья от твоей любимой тёщи нету».
Андрей собрался и уехал, взяв с собой всё по минимуму.

13.

Москва встретила его шумом полнолюдных улиц, непонятной суетой, постоянно, куда-то спешащего народа: одна толпа всё время идёт туда, другая обратно. Зато колбасы в магазине было сколько угодно, и какой хочешь, а брат уже заимел среди торгашей приятелей и мог достать вообще что угодно, только деньги давай. Столичная жизнь захватила Андрея сразу и с головой, но деньги, взятые из дома, быстро закончились, и надо было устраиваться на работу. Брат звал его в милицию, но служить Андрею не хотелось. Тот, кто ищет - всегда найдёт, и он нашёл. На северо-востоке столицы, а точнее в районе Свиблово, была такая организация «УИПиМС», что расшифровывалось как «Управление Инженерной Подготовки и Механизации Строительства», а работниками этого предприятия эта аббревиатура расшифровывалась как «Умей и пить и Москву строить». Вот туда и устроился Андрей на работу монтажником-высотником. Ему сразу выделили место в общежитии – комната на две койки, две тумбочки, один стул и одно окно, в паспорт поставили штамп о временной прописке, причислив тем самым к отряду «лимиты». Загрузили всякими правилами по самое некуда.
Работать начал учеником на страховке, наверх сразу не пускали. То - принеси, то - подай, туда - то сходи – вот и всё, что ему доверяли вначале. А вообще работа у бригады, в которой он работал, была весьма своеобразной и потому интересной. В основном, она включала в себя монтаж лебедок и строительных лесов на зданиях, где предполагался ремонт фасада. Одновременно, их бригада занималась и другими попутными работами по заявкам организаций и населения: то украшали верхние этажи, вешая какие-нибудь рекламные плакаты, то просто мыли окна. Бригада состояла, в основном, из таких же, как и он лимитчиков, коренных москвичей было всего двое. По возрасту были все ровесниками, даже бригадир, потому бригада носила громкое название комсомольско-молодежного коллектива. И заработки были очень даже приличные, примерно такие же, как у шахтеров Воркуты.
В рабочий коллектив он влился быстро и легко, бригада была очень дружной: и работали и отдыхали вместе. Во-первых, все были примерно одного возраста, во-вторых, все дружили со спортом, точнее с восточными единоборствами и часто выступали единой командой в трестовской спартакиаде, защищая честь управления. Для тренировок три раза в неделю арендовали школьный спортзал в Зеленограде, в сорока километрах от Москвы. Но трестовским общежитием никто не пользовался. Все, кроме москвичей, снимали квартиры. В общежитии, особенно в дни получки, был настоящий сумасшедший дом. Недалеко был Бабушкинский парк культуры и отдыха, и в дни, когда в управлении давали получку, под окнами общежития собиралась толпа девушек, жаждущих попасть внутрь.
Надо сказать, задача была не из простых. На вахте у входа в общежитие, в такие дни, ставили деда, это был бравый ветеран войны, там он потерял одну ногу и вместо неё у него был протез, за что его прозвали – «железный», и был он почти совершенно глух. Прозвище своё он носил с гордостью и полностью ему соответствовал, даже характером. Заступал он на свой пост во всеоружии – положив на письменный стол перед собой потрепанную, видавшую виды, берданку. Была она заряжена или нет, никто не знал, но проверить это желающих не находилось. Таким образом, мимо него пройти можно было либо по пропуску, либо под прикрытием не менее роты танков и никак иначе. Однако, не смотря на все предосторожности, вечером, женский визг стоял сплошняком - на всех семи этажах общежития. Всё просто, в то время, когда трое ребят уговаривали деда пропустить их девчонок, конечно безуспешно, все остальные собирались у комнаты на втором этаже, в которой и жил Андрей. Связывали вместе несколько простыней, делали на конце петлю и с помощью её затаскивали девчонок наверх. Сосед Андрея по комнате, будучи уже навеселе, в то время, когда очередная из них освобождалась от петли, демонстративно втыкая в стол кухонный нож, вопрошал: «Признавайся, чем больна?». В ответ, обычно, его посылали далеко и на - долго, значит, свои, не в первый раз, а те, кто попадал в общежитие впервые, испуганно шептали: «Ничем». И так все выходные: вино рекой, девки: то из окна, то в окно. Такая жизнь Андрея быстро достала. А однажды, только уснул, ведь завтра на работу, в коридоре крик и шум драки. Он вскочил с кровати вне себя от ярости, вышел в коридор, а там какой-то парниша таскал за волосы свою подругу, или может не свою. Взяв этого парнишу за причинное место, Андрей просто выкинул его через окно на улицу, даже не поинтересовавшись в - последствии, как тот приземлился. Только утром ему сказали, что с ним все в порядке, приземлился удачно, с трудом, но ушёл своими ногами. Когда рассказал о происшедшем ребятам, они хором насели на него: «Тебе надо уходить из общаги. Сегодня – завтра мы найдем тебе квартиру». Разрешилось всё довольно просто: у кладовщицы с центрального склада, где они получали робу, инструмент, расходные материалы, кстати, его землячки, была однокомнатная квартира, но не было семьи. В данный момент она проживала у какого-то мужичка где-то в центре, в районе Нового Арбата, и по этой причине квартира ей как бы была без надобности, и она с радостью согласилась, чтобы в ней пожил Андрей, просила только вести себя потише, чтоб соседи не жаловались. Даже никакой лишней платы не потребовала: «Плати за квартиру и свет в ЖКО и живи на здоровье». Из мебели в квартире были книжный шкаф, полный книг и старый диван-кровать. Очень скоро ребята притащили два столовских стола, по стулу на брата и по пивной кружке и к ним довеском пятилитровый чайник, значит, чтобы на всех чаю хватало. У какого-то пьяницы, по дешёвке, приобрели телевизор. И зажил Андрей в своё удовольствие.
Однажды, по весне, гуляя по птичьему рынку, он увидел в руках у мужика маленького, жалобно пищавшего котенка. Сжалившись, отдал за него пятерку и принёс домой. Назвал его Василием Николаевичем, стал холить и воспитывать как родного. И всё бы хорошо – жить да радоваться, ан нет. Молодость диктует свои понятия и законы. « И снова в бой, покой нам только снится». Как учили в школе, так и жили. Да и компания подобралась такая – на выдумки неистощимы, не соскучишься.
Например: однажды свибловские ребята рассказали, что негритосы из института Патриса Лумумбы снимают девочек и портят их, откусывая в экстазе соски. Надо проучить. Они собрались всей бригадой и однажды вечером, как стемнело, пошли в этот парк погулять. Останавливали негров, всех подряд, заставляли их раздеваться и гнали голыми до общаги. Смотреть на это было довольно забавно. Пока тот бежал по парку, его не было видно. Но когда он выбегал на освещенный участок улицы поднимался истошный визг прохожих, вперемешку с визгом резко тормозивших автомобилей. В общем, было очень весело. Но нагрянула милиция, и мстителям пришлось спешно ретироваться.

14

Или вот история о том, как Андрей с приятелем бросали пить.
Как-то по весне они решили: все пить прекращаем, начинаем культурно развиваться. А с чего начать? Конечно же, с хоккея, как раз начались финальные поединки чемпионата СССР. Сказано - сделано. Билеты взяли на матч Спартак – ЦСКА.
Первый раз видели они в деле спортивных фанатов. До этого слышали, но не видели. Столкнулись с ними сразу при входе в метро. Те скучились перед турникетом, гордо развернув красно-белый стяг и декламируя: «В честь победы Спартака в метро пройдем без пятака». И дружной толпой, неспеша, прошли мимо, раскрывшего рот, контролера. У того только форменная фуражка приподнялась, да рот потом долго не мог закрыться.
Шум от них стоял по всей Москве до самых Лужников.
Первые два периода матча прошли относительно спокойно. Но в третьем, когда стало ясно, что Спартак проиграет, началось что-то невообразимое. Над головами нейтральных болельщиков, разделявших собою фанатов противоборствующих команд, в обе стороны полетело всё, что было припасено заранее для метания по «врагу». Затем эта артподготовка переросла в ожесточённую месиловку, такую, что даже милиция туда не совалась. Андрей с приятелем выбирались со своих мест на четвереньках. И им удалось выбраться с незначительными потерями. Об итоге матча они узнали из утренних новостей – сто двадцать человек госпитализировано, а до счёта никому, после этого, попросту, не было дела.
После этого они решили, что спортивные мероприятия не так интересны и решили повернуться лицом к большому искусству.
Надо сказать что там, на малой Родине, где развлечений - один клуб, казалось, вот Москва, сегодня туда пошёл, завтра – сюда, одних кинотеатров целый афишный лист. А вышло. Соберутся Андрей с друзьями в киношку сходить, спустятся вниз до афиши, поспорят с пол - часа куда идти, в результате возьмут в ближайшем гастрономе по пиву и к Андрею домой смотреть телевизор.
А тут решили: надо просвещаться. С великим трудом достали билеты в Большой театр на балет «Спартак». В день премьеры, одевшись во всё чистое, как перед боем, с чистой душою, готовой, как губка, впитывать всё прекрасное они с трепетом открыли резную дубовую дверь. Недаром говорится, что театр начинается с вешалки. Они только дошли до гардероба и застыли с разинутыми ртами, разглядывая публику, прогуливающуюся в ожидании спектакля по вестибюлю театра. Все были как один в вечерних туалетах. Дамы сверкали бесчисленными перстнями брошками и колье. И среди всего этого сверкающего великолепия двое в потертых джинсовых костюмах и кроссовках – «польский Адидас». Да ещё и места у них были в партере - в третьем ряду - почти перед самой оркестровой ямой. Специально просили места поближе, чтобы все было видно. В руках программки, сидят не дышат. Что произошло дальше, Андрей помнил смутно: музыка и действо на сцене полностью поглотили его. Помнил только шепот друга: « Все, сейчас перерыв. Ты в театре раньше был? А я был как-то в нашем, областном. Смотри сколько народа: в буфете будет давка, надо скорей, а то ничего не достанется, я ещё с работы есть хочу» И вот, в тот момент, когда смычки опустились, и музыка смолкла, когда стояла такая тишина, что давило на уши, раздался жуткий топот двух пар ног – это друзья ломанулись за колбасой. Но, добежав до буфета только-только услышав за спиной грохот аплодисментов и увидев, что у стойки буфета, ни кого нет, они ощутили такой стыд за свой поступок, такую неловкость за свою провинциальную неотесанность, что аппетит у обоих пропал мгновенно, они, молча, получили в гардеробе свои куртки и ушли прочь.
Андрей долго не мог отделаться от того волшебного чувства, которое испытал впервые. Театр пленил его. Душа, как будто, освободилась от телесных оков и, слившись с остальными такими же воедино, плыла по волнам музыки в неведомые сказочные дали. Впечатление от испытанного тогда было таким сильным, что не думалось больше ни о чем, кроме того, чтобы попробовать всё это еще раз. Поэтому, как только смогли, они достали билеты снова на балет, на этот раз это был «Щелкунчик» Чайковского.
Собираться начали за неделю. Брюк с пиджаками перемеряли великое множество. Прифрантившись, таким образом, явились в театр. Заранее договорились, что в буфет вообще не пойдут. Даже денег с собой не взяли: подальше от соблазна. Так и просидели весь спектакль до самого конца. Именно с тех пор Чайковский стал для Андрея любимым композитором – классиком. Следующим балетом, который они посетили, было «Лебединое озеро» того же Чайковского и всё – Москва сказала ему «прощай».

15.

Однажды, возвращались они всей бригадой с тренировки, а занимались в спортзале одной из школ спального района столицы. Проезжая, на рейсовом автобусе, мимо одного из кинотеатров, увидели афишу, манившую посмотреть новую итальянскую комедию. Впереди был выходной, и они решили сходить в кино. Взяли билеты, и пошли в буфет. Андрей встал в очередь, в то время как остальные стояли в сторонке. Впереди его стояли парень с девушкой. Андрей нечаянно задел её по попке, она резко обернулась, потом что-то шепнула на ухо своему спутнику. Андрей нагнулся вперёд, чтобы извиниться, но вместо ответа из-за плеча девушки вылетел кулак. Он увернулся и в свою очередь, отработанным движением, ударил парня в печенку, да так, что тот перелетел через стойку буфета и вместе с буфетчицей грохнулся на пол. Что началось после этого, описанию поддается с трудом. Андрей с друзьями образовали посередине фойе кинотеатра кружок, встав, друг к другу спинами, и как могли, отбивались от множества рук и ног. Звенело разбитое стекло, трещала сломанная мебель, заглушая крики дерущихся, стоны раненых, звуки достигших своей цели, ударов. Как долго это длилось, никто сказать не мог. В фойе ворвался наряд кем-то вызванной милиции. Первый из них вытащил пистолет и выстрелил в потолок. Но вместо смирения в следующий момент получил сильнейший удар в челюсть и, разбив витринное стекло, вылетел на улицу. Воспользовавшись проделанной им брешью в стеклянных стенах фойе, оборонявшиеся выбрались наружу, и через некоторое время уже сидели в электричке, на пути к дому. Про кино уже никто не вспоминал.
Примерно через неделю, Андрея нашел его знакомый, который работал на Петровке и показал ему фоторобот, удивительно похожий на него и сказал, что вся милиция Москвы разыскивает парня, который напал на наряд милиции и отобрал у одного из них пистолет, при этом разнёс в дребезги фойе кинотеатра.
В этот же вечер друзья собрались на совет, решали, что теперь Андрею делать. К утру пришли к мнению, что ему, дабы избежать высылки по этапу, необходимо как можно быстрей из Москвы уехать, да сделать всё надо так, будто его здесь вовсе и не было. Что ж, решено – сделано, и к вечеру, он уже сидел в поезде на пути к родному дому.

16.

По приезду он сказал матери, что просто устал от Москвы и, если можно, поживёт дома. Его приняли, как обычно. В родном доме он всегда был желанным. Сколь ни приходилось ему до этого и потом, уезжать, независимо от того, как на - долго, отчий дом всегда был для него тем маленьким, но очень ярким маячком, указывающим дорогу назад. Его всегда ждали там участие и поддержка, всегда и во всём, до боли родных людей.
Вот куда устроиться на работу – проблема. Мать не торопила его, но он сам не мог долго сидеть без дела. Пока жил в Москве он выучился на водительские права и решил теперь поработать шофёром.
Его приняли в автобазу, дали машину, ЗИЛ-130: вон там рама, там кабина, там кузов, движок привезут через неделю, всё остальное получишь на складе, в общем, приступай. И он приступил. В автобазе, в то время, работало много водителей, родом из Москвы, отбывавших условный срок, в основном за кражи. Они приняли его как земляка и помогали во всём, что касалось работы. Дело спорилось и уже через месяц заново собранная машина, взревев новеньким мотором, тронулась с места. В автобазе, как раз, был день получки. У Андрея она была первой, и он всю ее пустил на пропой с новыми друзьями. Главному в работе водителя в местных условиях, его научили сразу: не важно, сколько ты сделаешь, а важно сколько напишешь.
Дела пошли в гору. Зарплата, конечно, с московской не сравнишь, но жить можно. В любое время, можно было подработать «налево». Да и бензину списанного скапливалось к концу месяца по двести - триста литров - его всегда можно было продать.
На любовном фронте проблем также не было, девки бегали за ним гурьбой, мать даже ворчала: «…лучше бы женился поскорей, чем мозги то девкам морочить». Но он не спешил. А тут беда со здоровьем: как прорвало. Буквально на глазах в паху выросла шишка. Беспокоить не беспокоила, но на вид смущала и очень. Однажды, когда он переодевался, ее заметила мать и отправила к врачу. Хирург на приёме в поликлинике пощупал и заключил: «Ничего страшного, это просто грыжа, приходи завтра в хирургию, вырежем, и будешь как огурчик». Вечером с друзьями устроили отвальную, а утром он взял собранную мамой сумку и пошёл сдаваться. С начала операцию решили делать под местным наркозом, но он после вчерашнего брал плохо, поэтому дали общий, и Андрей уснул. Проснулся в постели в белой пижаме и без штанов, потрогал рукой белую повязку на боку и, аж присвистнул - шишка была на месте такая же твердая, только теперь ещё и болела. Утром пришёл хирург и, сдвинув брови, сказал: «Это не грыжа, подзаживёт и мы направим тебя в область». Уже через неделю он был там. «Что там у вас с ума сошли, простую грыжу не могут вырезать» - заключили областные хирурги после его осмотра. Разрезали, зашили и врач, который делал операцию, сказал: «Это действительно не грыжа. Мы взяли соскоб, сделали анализ, это так называемая «тератома». В общем, ничего страшного. Но мы не стали удалять, а подзаживет, отправим тебя в Москву. Там, на Каширском шоссе есть онкоцентр при академии медицинских наук СССР, у них самая современная аппаратура, там тебя, как следует, обследуют и доведут дело до логического конца». Уже через неделю, Андрей, согнувшись крючком в «три погибели», так как швы ещё не были сняты, поехал в столицу, своим ходом. В онкоцентр его не пустили, пояснив, что это режимный объект, единственный на весь Союз, и люди на приём к врачам записываются, аж, за полгода. Тогда он зашёл с другой стороны и вызвал врача, которого ему рекомендовали. Это был однокашник хирурга, делавшего ему последнюю операцию. Но тот сказал, что, к сожалению, помочь ему ничем не может, надо как-то пробиваться на приём самому. Рассказывая ему о себе, Андрей вспомнил про Афганистан, про то, что и ему положены какие - то льготы и они, вместе, пришли к выводу, что самый верный способ - это через министерство обороны. Утром, переночевав у старого друга, подняв всех друзей-москвичей на ноги, на целой веренице машин, он подъехал к зданию министерства. Дежурный, в звании майора, куда-то позвонил и попросил подождать. Через некоторое время вышел какой-то майор и пригласил пройти в кабинет. Развалившись удобно в мягком кресле, за большим письменным столом, сидел какой-то генерал-лейтенант и внимательно изучал какую-то папку, вернее её содержимое. Покончив с этим делом, он встал и нервно заходил по комнате. Резко остановился, и, обратившись к Андрею, попросил коротко рассказать о своей просьбе. После рассказа, выдержав паузу, неожиданно тоненьким голосом, завопил: «Да как вы смеете за какими-то льготами обращаться? Скажите спасибо, что вас не посадили, а отпустили домой. Ваш полк был в Афганистане всего три месяца. А сколько дел натворили - ужас». И после этого, почти шёпотом: «…извините, мы ничем не можем вам помочь».
На счастье, у старых московских друзей в онкоцентре нашлись знакомые, которые за умеренное вознаграждение согласились помочь Андрею попасть на приём к хирургу и, благодаря этому, он уже на следующий день был в двухместной палате хирургического отделения. У него немедля взяли все необходимые анализы и по их результатам сделали операцию. В очередной раз всё обошлось. Операция прошла без последствий, Андрей быстро шёл на поправку. В отделении хирургии, где он лежал, он был самый здоровый, не считая тех, на ком медики, давно и окончательно, поставили крест. В одной палате с ним лежал армянин, звали его Князь. В отличие от Андрея, которого навещали редко, к нему родственники, приходили, чуть ли не каждый день и каждый раз с полными сумками съестного, среди которого всегда был отборный армянский коньяк. Надо сказать: им разрешали перед обедом по пять капель. Но где пять - там и пятьдесят. А к вечеру, это была самая веселая палата. Песни сменяли одна другую, без конца: то на армянском, то на русском. Долго это продолжаться не могло, и Андрея выписали домой, обязав раз в год приезжать в центр на осмотр.
Однако с больничного его выписали не сразу – ждали, когда шов, как следует, заживет.
Но ведь дома сидеть скучно и, в один из дней, он отправился в автобазу: так хотелось увидеть друзей, посмотреть на свою машину. Но, обойдя весь гараж, машины он не нашёл. Потом мужики показали всё, что от неё осталось. Перед Андреем предстала бесформенная груда металлолома. Их рассказ был коротким: когда узнали, что он заболел и возможно надолго, чтобы техника не простаивала, на неё посадили вновь принятого парнишку. А тому однажды не повезло, и он, не справившись с управлением, улетел с горы прямо в речку. «Машина - вот. Слава Богу, сам остался жив, хотя и поломался изрядно. А про машину не горюй: на наш век железа хватит».

17.

После выписки с больничного, Андрей неделю слонялся по автобазе без дела. Потом ещё какое-то время, работал на подмене – свободных машин не было. Собирать ещё одну от забора он не захотел. А, примерно через месяц, ему предложили поработать на КрАЗе – машина большая, зато заработок приличный.
В свободное от работы время, с кучкой энтузиастов, они ездили в областной центр, где занимались организацией ассоциации восточных единоборств. Для проведения семинаров к ним часто приезжали инструкторы из Шанхая. Благодаря им, местная школа ушу была, довольно таки, на высоком уровне.
В это время он дружил с девушкой, ее звали Оля. Она была довольно смазливой на мордашку, но и упрямой до жути. Познакомились они давно, ещё до всех операций. А тут, как-то, просто так совпало, что они вместе возвращались с танцев с левого берега. Он пошёл её проводить, да и остался до утра, потом ещё раз до утра, ещё, ещё, и вот её родители заговорили о свадьбе, но в ближайшие планы Андрея это не входило, и они, согласившись с ним, решили подождать.
И подождали.
У Оли была близкая подруга, они дружили с детства. Полина жила на другом берегу и работала художником в мебельном цехе. И вот однажды, тёплым летним вечером Ольга с Андреем встречали её возле переправы через Волгу, чтобы вместе пойти на танцы в городской клуб. Так получилось, что встретились они как раз под фонарём. Она явилась перед ними как-то внезапно, вся какая-то русская – одетая довольно просто, в то же время со вкусом, с косой, перекинутой небрежно через левое плечо на высокую грудь. У Андрея даже внутри где-то кольнуло. Все танцы Ольга не спускала с него глаз, а он оторвать не мог свой взгляд от Полины. Он так и понял: все попался. После этого идти на ночь к Ольге уже не хотелось, и он напросился на работу во вторую смену, а Полина, тем временем, всё больше завладевала его мыслями. Новый год они встретили ещё втроём, но уже к концу зимы всё встало на свои места, и Полина стала частым гостем у Андрея дома. Родителям его она понравилась сразу, и они изо всех сил старались им не мешать, благо в трехкомнатной квартире было куда разбежаться. И вот весной, когда гормоны заиграли, в квартире в это время кроме них никого не было (и статуя не удержалась бы) у них всё произошло: он посадил её на кровать, бережно, как будто боялся разбить драгоценную вазу тончайшего фарфора и выключил свет. Непрерывно целуя, он расстегивал пуговицы на её блузке и гладил, гладил её грудь, плечи, бедра. Потом - провал. Когда пришли в себя, они лежали рядом. Он продолжал её гладить, и всё пытался заглянуть ей в глаза. Она же не отводила взгляда от потолка и была вся словно окаменевшая. Теперь-то Андрей знал, что до него у неё никого не было: он был первый.
Ну и что. В Москве, в онкоцентре, ему сказали, что детей у него не будет, так о чём беспокоиться? С ней же: когда - никогда это должно было случиться. «Как она до такого возраста себя сберегла и то не понятно, - думал он, - ничего страшного, в общем-то, не произошло». А через положенное время она пришла к нему и сказала, что беременна. Он, аж, сел от такого известия.
После Москвы Андрей пытался смириться с мыслью, что детей у него не будет. Перед ним вставал всё время один и тот же вопрос: «Как дальше жить и зачем в таком случае?» Ответа не было, а тут такое. И он решил: всё, с прошлым покончено. Как бы там ни было, но ребёнка убить он не даст. Начинается новая семейная жизнь. А раз решил, значит, так тому и быть.
Самое большее, чего боялась Поля, был неизбежный разговор с её родителями. Воспитывалась она в строгости, а тут беременная и до свадьбы, как так? Это Андрей взял на себя: и что, что строгие, но люди же: должны понять. Но сначала, он уговорил Полину, и они подали заявление в ЗАГС, чтобы, так сказать, поставить родителей перед фактом. Так и вышло: отец Поли сначала буркнул: «Жениться, жениться – ещё женилка не выросла». На что Андрей спокойно возразил, что, мол, уже давно, можно не сомневаться. Тем более дитё будет, значит, всё в полном порядке. Со своими же родителями у него проблем не было.
На сентябрь назначили свадьбу.
Первый год семейной жизни прошёл как во сне. Сначала, Андрей все смотрел на растущий живот жены, и ему никак не верилось, что этот ребенок его, и он скоро станет папой, и старался угадать каждое желание молодой жены, чтобы ни в чём она не нуждалась. Старался, как можно больше заработать и принести домой. Надо сказать, время было такое: всё было в дефиците, кроме денег и заработок в триста рублей казался достаточным, а для молодой семьи даже приличным. В магазинах было пусто. За продуктами, раз в месяц, Андрей гонял в Москву. Ему было проще: в Москве жил брат, да и друзья его не забывали, хотя многие из них обзавелись семьями, покончив тем самым с разгульной жизнью. Дефицитных вкусностей он привозил всегда в достатке и обязательно чего-нибудь из импортной одежды для жены и маленького, который вот-вот уже должен был появиться.
Зима, в ту пору, уже давно повернула на лето, когда однажды мама сказала ему: «Давай собирай её и веди в родилку.» Идти было далеко – через весь город, но скорую вызывать было бесполезно, поэтому они собрались и потихоньку пошли. Родильное отделение располагалось в старом двухэтажном деревянном здании. Полину осмотрела дежурная акушерка и заключила: «Идите домой, ещё рано». Андрей чуть не задохнулся от возмущения: «Вы что издеваетесь, да вы на неё посмотрите». На Поле и впрямь лица не было, было видно как ей тяжело и больно. Он повернулся к акушерке и зашипел: «Не дай Бог что случится, убью». Та, сразу напопятный: «Что вы, что вы, оставляйте, всё будет хорошо».
На следующее утро, он пришёл на работу и первым делом, из диспетчерской, набрал номер родильного отделения. «Родила?» «Да, да у вас сын!» «Что, что?» «Сын у вас». С диким визгом Андрей взвился чуть не до потолка и всей своей массой опустился на табурет, на котором сидел, так, что тот не выдержал и развалился на досочки.

18.

Имя сыну придумывали всем семейством. После долгих дискуссий решили назвать Женей. Андрей сходил в ЗАГС и выправил свидетельство о рождении, так сказать узаконил рождение сына. В день выписки подъехал на жигулях приятеля с цветами для жены и конфетами и шампанским для персонала. Дома, к их приезду уже всё было готово: стояла люлька, еще дедовой работы, на столе лежала стопка свежеотутюженных пелёнок, распашонок, а в другой комнате был накрыт праздничный стол.
Андрей на всю жизнь запомнил, как Женю первый раз купали. Когда его распеленали, он неистово орал непрерывно дергая маленькими красно-розовыми ручками и ножками. Андрей стоял и смотрел на всё это из -далека. Женя казался таким маленьким и хрупким, что страшно было даже подойти к нему: вдруг что сломается. Постепенно он привык к тому, что в квартире и в его жизни появился новый человек, и не просто человек – человечище, ЕГО СЫН, который постоянно нуждается, как, в общем, так и в его внимании и заботе.
На работе всё шло своим чередом, даже лучше. В автобазе было две бригады КрАЗов. В одной, машины были поновей, и она работала на сделке на строительстве завода. Во второй бригаде машины были старые, работали они по участкам на стройках, как на заводе, так и в городе. В этой бригаде и работал Андрей. Причём так старался, что очень скоро выбился в передовики. А стараться причины были. Когда родился сын, военкомат выделил его семье двухкомнатную квартиру, правда, в старом деревянном доме с печками, но зато от всех отдельную. Работал Андрей по две смены каждый день с одной целью - как можно больше принести домой. Ведь надо было купить очень многое и желательно поскорей. Как можно жить без холодильника – никак, телевизор тоже надо. Пусть не цветной, но большой обязательно. А кроме этого ещё массу необходимых вещей, без которых не обойтись. Но заработать на всё это денег было только решением половины проблемы. Всё это надо было еще найти, достать. В магазинах было почти пусто, конечно не как в сорок первом, голода не было, но чтобы купить ребёнку молоко, жена с раннего утра бегала по магазинам в его поисках. Примерно раз в месяц, он ездил в Москву за покупками. В то время Москва была, для большей части Союза, огромным и единственным супермаркетом. Здесь можно было купить всё, правда, тоже вдоволь натолкавшись в очередях, либо за двойную цену. Андрею было легче: то выручат старые друзья, да брат, который уже женился и жил в Москве. Позвонив заранее и сделав заказ, он просто приезжал и забирал товар в готовом виде, предварительно за него расплатившись.
В общем, жили, как и вся страна, вернее почти вся, не хуже и не лучше. Как – никак, а в холодильнике всегда были и масло, и мясо, и колбаса. Сын рос крепким здоровым малышом. А деньги: руки ноги на месте – заработаем.
19.

И тут беда. Однажды он взялся привезти, за наличный расчёт, песок на одну из дач. Но это был не его день. Когда он на гружёной машине поднялся в гору, машина вдруг стала крениться вправо. Андрей остановился. Когда заглянул под крыло, то увидел, что правая передняя рессора лопнула и держалась только на одном коренном листе. Разумнее было бы сбросить песок и ехать в гараж, но он решил: поменять рессору не долго, он быстро всё сделает и выполнит заказ, тем более что деньги за этот песок уже были в кармане. Так, на гружёной машине, он подъехал к мастерским, выписал на складе новую рессору и резиновые подушки, погрузчиком вывесил машину, лопнувшую рессору выкинул и стал закреплять в кронштейнах новую. Передний её конец подошёл хорошо, а вот задний, болты немного не доставали до кронштейна, и надо было чуть-чуть поднажать. Вылезать из-под машины за домкратом не хотелось, он решил, что обойдется без него. Подлез под рессору. Поднатужился. В коленях раздался хруст. Резкая боль молнией пронзила всё тело и ударила в голову. Он чуть не вскрикнул. Вылез из-под машины, руками распрямил согнутые колени и позвал мужиков, чтобы помогли подняться.
На дежурной машине его отвезли в больницу. В приёмном покое его осмотрел вызванный травматолог и поставил диагноз: обрыв внутренних менисков коленных суставов обеих ног. Ходить Андрей мог, но только с затянутыми эластичным бинтом коленями и почти не сгибая ног. Ему сразу предложили операцию, но он отказался, как будто чувствовал, чем всё это закончится. Так, какое-то время, с замотанными коленями он и работал. (Самым трудным было слезать и забираться в машину). Даже копал в огороде грядки. Но долго это продолжаться не могло и ему все, же пришлось идти в больницу. Его снова осмотрели, сделали рентгеновские снимки, после чего к нему подошёл заведующий травматологическим отделением и сказал, как приговор вынес: «Тебе необходимо удалить оборванные мениски. Такие операции в области делают только в одном месте: очередь там, на год вперёд – не пробиться. В нашей больнице таких операций ещё не делали. Тебе же эти операции необходимо сделать как можно быстрей, иначе трансформирующий артроз и колени на обеих ногах придется заклинить. Но у меня к тебе предложение: нами разработан титановый шарнир, заменяющий коленный сустав, то есть его протез. Мы вдвоем, с ведущим хирургом гарнизонного госпиталя, поставим тебе его сначала на правую, потом на левую ногу. И спустя очень короткое время, ты снова будешь ходить, прыгать и бегать как молодой олень». Андрей чувствовал, что это афёра, но так не хотелось в такие-то годы становиться инвалидом. Раз есть хоть какая-то доля надежды, пусть будет так. И он согласился.

20.

Операция, потом месяц на костылях и еще одна. Как результат – инвалидная коляска. Колени и сгибались и разгибались свободно, но только сами по себе. Когда же Андрей пытался встать на ноги, всё тело пронизывала страшная, просто не выносимая, боль. Ноги полностью отказывались повиноваться. Колени сгибались чаще назад, как у кузнечика, чем вперёд. Никто не предполагал, что ему придётся учиться ходить заново. Андрея, с его коленями, часто показывали то одной, то другой комиссии, а потом забыли, присвоив ему вторую группу инвалидности, выписали домой.
Что такое - жизнь в инвалидной коляске?
Сначала он пытался, чем мог, помогать жене: хоть что-то делать по хозяйству, но все его попытки были безуспешными. Ведь кроме него у неё на руках был маленький сын, работа, дом, магазины. И он всё больше и больше уверялся в своей никчёмности. Стал пить. Водка в то время была по талонам и вдобавок за ней, у винных магазинов, выстраивались огромные очереди. Он подъезжал к магазину на своей коляске и его, как инвалида, отоваривали без очереди. К вечеру его привозили домой чуть тёпленьким. Жена его раздевала, умывала и укладывала в постель. Наутро он просыпался с больной головой и одной лишь мыслью: скорей бы всё закончилось.

21.

Наверное, всё действительно быстро бы и закончилось, если бы не друзья Андрея из ассоциации восточных единоборств. Они связались с Шанхаем, собрали необходимые деньги, документы и, вручив его отъезжавшему инструктору вместе с инвалидной коляской и чемоданом, отправили в Китай.
По дороге, Андрей поближе познакомился, с сопровождавшим его инструктором. Тот на ломаном русском языке рассказывал Андрею о своей родине. В Шанхае работал он врачом в народной лечебнице, располагавшейся на окраине города. Основным методом лечения был Цигун и как сопутствующие направления: траволечение и различные виды массажа. «В китайской медицине,- пояснял он,- существуют два основных направления: это западная и восточная или местная медицина. В западной школе – всё как у нас, все понятия имеют материальное начало. А в местной – любой человеческий орган принимается не как кусок плоти, а как функция, которую он выполняет в организме. Вот функция и есть орган, в этом и состоит основное различие в направлениях».
Понять это Андрею было мудрено, несмотря на то, что он уже давно был увлечён восточной философией и в частности дзен-буддизмом. Чен, так звали инструктора, объяснил, что его никто торопить не будет. Одной из главных составляющих успеха в победе над любой болезнью, является вера в выздоровление самого больного, его неуёмное желание жить и жить полноценной жизнью. Без этого, любые попытки одолеть болезнь, заранее обречены на неудачу. Главное – усвоить мозгами два понятия: Цигун и Человек.
На вокзале Шанхая их поджидал микроавтобус. Задняя дверь у него опускалась вниз, так что получался трап, по которому без труда вкатили коляску.
Первое, что удивило Андрея, было количество народа, спешащего по своим делам, кто в автомобиле (улицы города были запружены едущим в разные стороны транспортом), кто пешком по тротуару. Люди шли так плотно друг к другу, что должны были чувствовать своими затылками дыхание позади идущих, да и дышать, в общем-то, было нечем, но это только в центре. При подъезде к окраине города движение разрежалось, а каменные джунгли пробивала зелень. Микроавтобус пересёк невидимую линию города и ехал ещё километров тридцать, всё больше в гору, пока не упёрся в большие деревянные ворота. Когда ворота открылись, взгляду вновь прибывших, предстал, больница не больница, монастырь не монастырь – двухэтажное, серое здание, построенное очень давно, но содержащееся в такой чистоте, что казалось, построено оно было только вчера. Под колесами автомобиля зашуршала галька, отмытая дождями до глянцевого блеска. Андрея с коляской осторожно скатили на землю. Тут же коляску подхватил служка и повёз по открытой галерее. Следом несли чемодан. Андрея ввезли в комнату прямоугольной формы, в которой, как он понял, ему предстояло жить. У правой стены стояла низкая деревянная кровать. У левой - стол и деревянный табурет. Справа от двери в стене была ниша с крючками и плечиками для одежды. А слева от входа дверь в совмещённый санузел, состоявший из ванны и стоящего подле, унитаза. Пока Андрей осматривал всё это, не было произнесено ни слова. Так же молча, служка ввёз его в ванную, подвёз к раковине, открыл воду, протянул мыло и взял в руки полотенце. Ну, о чём тут говорить: всё и так ясно. Когда коляску вывезли из ванны, стол уже был уставлен чашечками размером с маленькую пиалу. Их было так много, что у Андрея глаза разбежались. Только теперь он почувствовал, как он, на самом деле, голоден. Перед ним лежало полотенце и большая серебряная ложка.
Потом он узнал, что для желанных гостей обед готовят из ста одного блюда и в знак признательности и уважения гость должен попробовать из каждого. Но это потом, а сейчас Андрей чистил пиалы до зеркального блеска. И надо сказать: у него это неплохо получалось. Но запал его иссяк, когда не было съедено и половины предложенного. Ещё пару пиал с каким-то чудесным на вкус салатом и он сидел, отдуваясь в потолок. Видя это, служка, всё время, пока Андрей ел, молчаливым истуканом стоявший у двери, так же молча, подвёз его к кровати и помог на неё перебраться. Постель оказалась жесткой, но на удивление удобной. На стене, как раз под рукой, Андрей разглядел шнурок, протянутый к колокольчику над дверью. Он только подумал: «Как всё придумано по-человечески!», и тут же заснул.
Утром, на его часах было всего два, правда, московского. Как только он открыл глаза, в комнату вошли: вчерашний служка и инструктор Чен. Пока Андрей принимал ванну и завтракал, Чен ходил по комнате и, незаметно для себя переходя с русского на китайский, рассказывал ему, уже который раз, что такое цигун. Когда Андрей закончил с завтраком, Чен взялся за ручки коляски и покатил её по галерее во двор.
Во дворе он подвез Андрея к старику, который в драном ватном халате ходил с веником по посыпанным мелкой галькой дорожкам. Когда они к нему подъехали, он учтиво поклонился, сложив перед грудью, правый кулак в левую ладонь. Они недолго о чём-то поговорили на китайском, после чего, старик нагнулся и поднял из-под ног небольшой круглый камешек. Показал его Андрею, сунув под самый нос, затем с улыбкой положил его на левую ладонь и без малейшей тени напряжения, указательным пальцем правой руки, стал растирать его в порошок. И это получалось у него так легко и непринуждённо, будто это был и не гранит вовсе, а сухая хлебная крошка. На глазах изумленного Андрея, он ссыпал получившуюся муку в карман халата, который впоследствии снял и, прижавшись к монастырской стене лопатками, перебирая ими, полез вверх. Андрей видел разные чудеса в учебных фильмах по ушу и относился к ним довольно скептически, но что бы увидеть всё это своими глазами, воочию. Он даже дар речи потерял. А Чен, молча стоявший сзади, смотрел на всё это сквозь прикрытые веки и загадочно улыбался. Тем временем старик добрался до конца стены, спустился на землю точно таким же способом, надел свой халат, и как ни в чём не бывало, вернулся к занятию, от которого его оторвали: взяв в руку веник, пошёл прочь по дорожкам.
Чен, всё так же молча, повёл коляску за здание монастыря, в сад. Там он привёз Андрея на поляну, обрамленную кустами жасмина, и оставил в их тени. Андрей только-только начал приходить в себя от только что увиденного, но, то зрелище, которое ждало его впереди, было более изумительным.
На поляну ввезли инвалидную коляску. В ней сидела укутанная цветным пледом девушка. Ее коляску поставили так, что она не могла увидеть Андрея. Он был слева и позади неё. Откуда-то сверху полилась нежная усыпляющая музыка. Чен обошёл вокруг кресла с девушкой, держа руки над её головой. Она закрыла глаза, казалось, уснула, а в следующий момент, решительным движением сбросив с колен плед, пустилась кружиться в волшебном танце. Да, да, иначе как волшебным его не назовёшь. Она порхала как бабочка вокруг своей инвалидной коляски. Именно порхала. Ведь у неё не было ног в нашем обычном понимании. Вместо них к земле свисали две тоненькие нитки, извивавшиеся в такт её движениям, как змеи, в разные стороны. Тем временем музыка пошла на спад, и она медленно, будто нехотя, опустилась в коляску. Чен отпустил руки, она открыла глаза, музыка исчезла.
Пришёл служка, и коляску с девушкой увезли. Чен подошёл к Андрею, устало опустился на траву рядом с его коляской и закрыл глаза. Некоторое время спустя, так же, не открывая глаз, сказал: «Это церебральный паралич. Но она будет ходить». Посидев вот так неподвижно, ещё несколько минут, он поднялся и повёз Андрея ужинать. Стол в каморке у Андрея, уже был накрыт, причём на двоих, и они с Ченом не спеша, в полном молчании, принялись за еду.
Поужинав, Чен так же молча, встал и вышел из комнаты. У Андрея, после всего увиденного днем, в голове была какая-то каша. Мысли, как змеи, были спутаны в тугой копошащийся клубок. Не на одной из них не удавалось сосредоточиться: сплошной сумбур. Андрей решил, что на сегодня впечатлений хватит, ни куда больше не хотелось, и он решил ложиться спать. Когда он лёг и выключил свет, дверь в комнату бесшумно открылась. Через мгновение к нему под одеяло кто-то юркнул. На ощупь это был худенький ребенок, к тому же – она. Дальше, Андрей только помнил, как она сняла с него майку и трусы. И всё – провал, будто потерял сознание.
Очнулся он, когда за окном уже было светло и утреннее, ласковое солнце наглаживало первыми лучами вершины ближайших холмов. В теле не было ни усталости, ни боли. Лишь, какая - то сладкая истома и чувство неописуемого блаженства: как в космос слетал. С залитого солнцем окна он перевёл взгляд на подушку и на ту, что сопела, уткнувшись в неё носом. С виду, это была худенькая девушка подросток пятнадцати-шестнадцати лет от роду. Её худенькая рука крылом синей птицы лежала на его груди. Вся она была почти прозрачной совершенно невесомой и в то же время такой большой и теплой, что Андрей ощущал её и во всех уголках своей комнаты и во всем, что только мог видеть из своего окна.
Как не силился, он ничего не мог вспомнить из того, что было ночью. Просто колдовство, какое то. А уже через мгновение она выскользнула из-под одеяла и, накинув халат, бесшумно исчезла.
Андрей был ещё в постели, когда вошёл служка, принёсший завтрак, вслед за ним вошёл Чен. Андрей весь был вопрос: «Кто она?». Этот вопрос был так очевиден, что Чен начал отвечать на него уже с порога. «Зовут её, в переводе на русский, Теплый Ветерок. Родом она из соседней деревни, ей семнадцать, работает здесь. Её задача – сделать так, чтобы ты расслабился до конца, безоговорочно поверил в то, что всё, что тебя окружает, в данный момент, явь и ты частица всего этого. То есть, ты должен поскорей забыть всё, что оставил дома. И в голове, и в сердце у тебя должны быть только ты и этот великий и прекрасный мир, который тебя окружает». Андрей только спросил: «Она ещё придёт?» На что Чен ответил, что она будет приходить всегда, как только Андрей этого захочет.
Собственно, с этого дня и началось лечение. Теперь каждый день, после завтрака, Андрея увозили на ту поляну с музыкой, если не было дождя, или, в том случае, если шёл дождь, в беседку неподалеку. После сеансов он, обычно, ничего не помнил, но уставал по - страшному. А после обеда и часового отдыха Чен лечил кого-то ещё и попутно учил Андрея приёмам и методам воздействия на энергетику человека. Ветерок приходила каждый день. Буквально через неделю они уже общались между собой на удивительной смеси русско-китайского языка, вперемешку с активной жестикуляцией и богатой мимикой и прекрасно понимали друг друга. Андрей чувствовал себя так, будто попал в удивительную волшебную сказку. И этой сказке, казалось, не будет конца.

22.

Китайцы вообще удивительный народ. Всё, что они ни делали, было просто и верно до предела. Андрей ни чему уже не удивлялся, стараясь впитать в себя как можно больше, боясь упустить что-то важное, словно губка. Он даже не заметил, как пошёл своими ногами. Всё получилось, как-то само собой. Просто однажды служка забыл поставить к кровати кувшин с водой. А Андрей, проснувшись утром, захотел пить (вчера на ужин была солёная рыба). Кувшин с водой стоял на столе. Звонил, звонил – ни кого. Сам встал и пошёл. Только после того, как утолил нестерпимую жажду, он обратил внимание на то, что стоит перед столом. Стоит в полный рост и при этом не чувствует ни какой боли. Наоборот, где-то под ложечкой он ощутил нестерпимое желание запрыгать. И он прыгнул. Первый раз, держась руками за стол. Потом опустился на пол. Ему показалось, что он сейчас взлетит, настолько сильно он оттолкнулся от пола. И вместо ожидаемой боли в ногах неимоверная сила и лёгкость. Всё это случилось так неожиданно, что казалось совершенно неправдоподобным. Он часа три просидел на кровати, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть нахлынувшие чувства. Из оцепенения его вывел вошедший Чен. Он присел рядом с Андреем на кровать и, обняв его за вздрагивающие плечи, прижал к себе. Тот, не в силах больше сдерживать нахлынувшие эмоции, залился слезами. Да, он приехал лечиться. Да, он поверил в то, что китайцы способны на чудеса. Но в тоже время, он настолько свыкся с мыслью, что больше не будет ходить, и что к инвалидной коляске он привязан до смерти, что просто уже не мог себя представить здоровым.
С этого дня Ветерок не покидала его ни днём, ни ночью. Будто предчувствовала скорую разлуку. К тому времени Андрей был в Китае уже почти восемь месяцев. Чен сказал, что пройдёт ещё один месяц, и он сможет поехать домой. И этот день настал.

Часть 3.

23.

На вокзале Шанхая его провожала целая делегация. Среди всех выделялись Чен и Ветерок. Чен натянуто улыбался. Ветерок с утра не произнесла ни слова, только утром: «Чжень, мне больно, мы больше не увидимся». Ну что он мог ответить? За эти девять неполных месяцев он настолько сильно привязался к этим людям, что сейчас, стоя на перроне вокзала, физически ощущал, как разрывается его сердце и далеко не самая малая его часть остается здесь с ними, навсегда.
На перроне вокзала его встречала чуть не вся родня. Увидев его на ногах, улыбающегося, как будто выросшего, все прослезились. Мать, а вслед за ней и жена, разрыдались, и все в слезах бросились ему на шею. Так он и вышел из вагона: с мамой и женой на шее и с двумя большими сумками в руках, набитыми всевозможными подарками.
На следующий же день он пошёл в больницу. Все знакомые, которые встречались ему по дороге, с удивлением разглядывали его с ног до головы. Как будто никак не могли поверить своим глазам, что перед ними стоял именно он – человек из инвалидной коляски. В больнице сразу собрали ВТЭК и два часа к ряду крутили и вертели его по-всякому. То просили попрыгать, то просто гладили его колени, зажившие вдруг рубцы от операционных швов. Андрей и сам удивлялся той, не совсем привычной легкости, с которой перепрыгивал с пола на подставленный стул. В общем, инвалидность с него сняли. Теперь он такой же, как все.
Вот в автобазе особой радости в глазах начальства от своего появления он не заметил. Когда он вошёл в кабинет, директор только-только приподнял голову от бумаг на столе: «А, это ты? Привет!». Посмотрев на справку, лежавшую перед ним на столе, сказал: «Машина твоя занята. Но мы что-нибудь придумаем для тебя. Ты приходи завтра».
Утром ему предложили, за неимением свободных водительских мест, попробовать себя в качестве мастера по ремонту автомобилей. В то время, пока его не было, на должность начальника гаража приняли нового человека. До этого он работал в этой же должности, где-то на севере, теперь же с семьёй перебрался сюда и обещал в гараже провести большие реформы. С этой целью ему нужен был надежный помощник и его выбор пал именно на Андрея.
Что ж, заработок сулили приличный, людей Андрей знал, а люди знали его. Попытка, говорят не пытка. Почему бы не попробовать? Тем более, он собирался поступать в институт, и на это ему давали добро и даже обещали помогать. Он согласился.
Андрей даже не предполагал – какая он, на самом деле, увлекающаяся натура и как он соскучился по настоящей работе. Целый день он, вместе с новым начальником, носился по гаражу: от слесаря к слесарю, от машины к машине совершенно не замечая усталости. А по вечерам, когда мастерские затихали, они ещё подолгу засиживались над рабочими бумагами.
Его совершенно не тянуло домой. Нет, сына он любил, а вот, любил ли жену, он теперь не знал. Все вроде хорошо и желание есть, но как только доходит до дела, перед глазами встает Ветерок, и всё, облом. Он вроде рядом и нет его. Жена, как могла, старалась успокоить, приписав это его состояние нервному срыву, связанному с ногами, но всё напрасно. Он всё больше и больше удалялся от неё.

24.
.
Чтобы как-то изменить свою жизнь он, по совету одного из друзей, купил собаку. О, это целая история. Один из шоферов сказал, что у его племянника, в Туле, большая черная собака – московский водолаз, и она недавно ощенилась. По просьбе Андрея он позвонил ему и попросил оставить кобелька. Андрей договорился с друзьями, у которых была машина. Ехать было семьсот вёрст, и вооружённые лишь адресом на бумажке, они пустились в путь. Кое-как нужный адрес нашли. Их сразу же провели в сарай, в котором, возле большой лохматой собаки, копошилось семь месячных щенят. «Вот выбирай» - предложил ему хозяин собаки. Как выбирать? И тут, один из щенков, с тонким лаем бросился в их сторону. «Вот этот – самый шустрый, он мой». Мать щенка только рыкнула, будто одобряя выбор. И хозяин, вторя ей - «Угадал, он один кобелек в помёте, остальные сучки». Мать щенка звали Рада. Стало быть, по всем собачьим правилам, кличку щенку надо было придумать на букву «Р», и Андрей назвал его Ричард, в - последствии просто Рича.
Ричу в первый раз оторвали от мамки, и он скулил всю дорогу до дому, если только не спал или не лакал молоко, налитое в ладонь Андрея. Приехав, домой, Андрей устроил для него уголок, у печки, постелив там старенькое одеяло. Быстренько сбегав в магазин, накупил там детской молочной смеси, чтобы было чем Ричу кормить. Всю неделю отпуска, что взял он на работе, Андрей не отходил от щенка ни на шаг. Жена, видя, как он «отходит душой», не говорила ни слова. В первые дни Ричу невозможно было оставить одного, он тут же начинал бегать по комнатам и скулить. Он даже засыпал, только уткнувшись мордочкой в руку Андрея. Стоило Андрею руку убрать, повернувшись во сне, Ричард тут же начинал скулить, при этом, ползая по полу с закрытыми глазами, пока снова не натыкался на руку хозяина.

25.

Шло время. Потихоньку как-то всё улеглось. Ежедневные заботы занимали всё время Андрея с раннего утра и до позднего вечера. И лишь одно обстоятельство омрачало вроде бы начавшую налаживаться жизнь – это квартира, в которой они жили. Андрей пытался разрешить эту проблему, но это ему никак не удавалось, несмотря на широко развернувшееся в последнее время в городе строительство жилья. И это, не смотря на то, что он стоял на льготной очереди, как афганец. Всякий раз, когда подходила очередь сдачи очередного дома, то пропадали документы о том, что он имеет право на льготы, то случалось еще что-либо, не позволявшее выделить квартиру ему, и её получал кто-то другой.
Однажды, он разговорился на эту тему с одним своим знакомым, тот работал начальником снабжения в строительной организации, занимавшейся строительством жилых крупнопанельных домов. Выслушав Андрея, тот лишь усмехнулся: «Приходи к нам, поработаешь у меня снабженцем, через три месяца с квартирой будешь». Андрей на это лишь сказал что подумает. И когда, в очередной раз, ему сказали, что в списке работников, получающих квартиру, его нет, он написал заявление об уходе по собственному желанию.
На стройке его приняли с распростертыми объятиями. «Работа у тебя не очень высоко оплачиваемая, но если подойти с умом, то с голоду не помрёшь». Знакомый, ставший теперь его начальником, наставлял: «Год работаешь на авторитет, потом авторитет всю жизнь работает на тебя. Слушай меня – не пропадёшь». И действительно, как Андрей потом увидел, настоящий снабженец это тот, у которого всё и везде куплено, завязано, схвачено и уже проплачено.
Снабжение на стройке представляло собой сложную замкнутую систему воровства. Хочешь что-то получить – надо дать. И так: снизу - вверх, а затем сверху - вниз. Получалось так, что сдавали дом, а материалы списывали на два. При этом, не сделав порой и половины, положенного по смете. Комиссия по приёмке объекта подписывала документы после весёлого застолья, что называется с лёгким сердцем: «Жильцы доделают». Просто распределяли квартиры таким образом: середина заказчику, а крайние этажи и угловые квартиры – строителям. На стройку и шли работать в основном из-за квартир, поэтому и таким квартирам были рады. Были бы стены да потолок с полом, остальное - украдём и сами доделаем. Вот такую квартиру и получил Андрей ровно через два месяца работы на стройке – стены, потолок и пол. Народ на стройке дружный – сделали все «махом», только материалы подгоняй. Две недели и квартиру было не узнать: все готово к переезду, даже лоджия застеклена. Но переезжать Андрей не спешил. К тому времени у него завязался бурный роман с секретаршей начальника строительного управления. Звали ее Таней. Так, ничего особенного, но умела она удовлетворить мужика. А Андрею, вечно не довольному женой после поездки в Китай, это было словно бальзам на душу. Он как с ума сошёл. Всё по боку: и дом, и жена, и сын, и собака, и мать, которая тоже пыталась его образумить. Все их попытки заканчивались тем, что он просто одевался и уходил. Ничего не изменилось и после их переезда в новую квартиру. Все старания жены угодить ему оставались попросту не замеченными или наоборот вызывали у него раздражение и гнев. Наконец он решил, что что-то с чем-то пора завязывать. Просто чувствовал, что нужно время, чтобы как следует в себе разобраться и решить: как жить дальше? И однажды собрал бельишко в сумку, взял собаку на поводок и рванул, куда глаза глядят. Правда, денег, которые были у него в куртке, хватило лишь до вокзала в областном центре. Когда сидел он в зале ожидания с собакой в ногах и одной лишь мыслью в голове: «Что же дальше?», к нему подсел мужчина и попросил закурить. Слово за слово, завязалась беседа, просто надо было Андрею излить кому-то душу, вот он на этом мужике и оторвался. Тот, слушал, не перебивая, а потом сказал: «Поехали ко мне». Оказалось: он начальник пожарной части консервного завода, всего лишь в ста пятидесяти километрах в сторону Москвы. «Люди у нас добрые пропасть не дадут». Так Андрей оказался в посёлке с мокрым названием – Рыбный. Сразу же устроился на работу в пожарную часть, заместителем начальника, а жить его устроили на квартиру к бабке Насте, одинокой, но на удивление деятельной старушке. Она уже, на протяжении многих лет, после похорон мужа, жила одна, и мужским рукам на подворье была очень рада. Буквально на второй день она выложила Андрею все свои планы, которые он, с божьей помощью конечно, должен был воплотить в жизнь: баньку поправить - надо, крышу перекрыть - надо, хлев для скотины новый поставить - надо, отопление в доме водяное сделать - надо, ну и огород давно, как следует, не копан. Андрей не противился. Старался больше работать, чтобы меньше в голову лезли всякие нехорошие мысли. Но иногда, когда бывало совсем невмоготу, брал Ричу и долго бродил с ним по окрестным холмам.

26.

Посёлок, куда привела Андрея судьба, располагался в очень живописном месте. Он стоял на берегу древнего озера и, по всему видно, был когда-то его дном. На холмах и по берегам речки с неизвестно откуда взявшимся именем Сара, росли, местами, смешанные, а по большей части лиственные леса. Нередко попадались большие и маленькие дубовые рощи. В общем, места красивые. Да ещё и весна, всё цветёт. А воздух – не надышишься.
С местными мужиками Андрей сдружился быстро: сам в друзья ни к кому не набивался, но если звали, никогда не отказывал. Так незаметно прошла весна, подходило к концу лето.
В жизни государства происходили, казалось никем не управляемые перемены. Не минули они и то село, в котором жил теперь Андрей. В жизненный обиход прочно входили такие понятия, как частная собственность, кооператив, приватизация. В людях просыпались, казалось наглухо забитые, способности к коммерции и предпринимательству. Вот и ему предложили: «Возьми ссуду в банке и займись фермерством. Это выгодно. Главное начать, а там, как говорят, сама пойдет».
Почему бы нет? Буквально за день зарегистрировался в ассоциации фермерских хозяйств, получил в банке чековую книжку с полутора миллионами рублей на счету и в путь, правда, в какую сторону? Не совсем было понятно. Ну что можно купить на полтора миллиона? Чтобы действительно было с чего начать, надо хотя бы раза в четыре больше.
Надо сказать, что в тот год, почти по всей средней полосе России, был сильный неурожай картофеля. А на консервный завод, который располагался в том же селе, он шёл потоком. Однажды вечером, проходя мимо конторы завода, Андрей наткнулся на машины, груженные картофелем, стоящие в очереди под разгрузку. Шофера с них сидели рядом, коротая время, в ожидании разгрузки, за разговорами. Андрей подошёл к ним и выставил бутылку водки, которая была у него в сумке. Так слово за слово, выяснилось: нигде по России картофеля нынче нет, а в Нижнем (Новгороде) и области девать некуда. Андрей понял: это шанс. Сначала в Москву: по солидным организациям: кому нужен картофель? Заключил договора, на поезд и в Нижний. А там по всей области, где на автобусе, где на попутках. При себе лишь сумка с дорожными принадлежностями, чековая книжка и немного наличных. Как к себе домой, заходил в первое же, попавшееся на пути, правление колхоза: почём картофель – покупаю. Немного поторговавшись, так больше для порядка / отдавали и так почти за даром, ведь вот-вот должны были нагрянуть заморозки – всё пропадёт/, «били» по рукам, и он бежал на почту: звонить в Москву. «Срочно высылайте машины у меня всё в ажуре». Уже на следующий день грузил и отправлял колонну в обратный путь. Умножал, таким образом, где-то в три раза, затраченную на покупку картофеля сумму, звонил клиентам, затем в банк и снова в дорогу. И так целый месяц, в течение которого он обошёл и объехал всю Нижегородскую область. Эта идея с картофелем оказалась настолько удачной, что помогла ему за столь короткий срок преумножить полученную в банке ссуду, аж, в четыре раза. Вот теперь можно было что-то купить. Что именно, у него давно было присмотрено. Рядом с подсобным хозяйством карьерного управления пустовали две фермы. Правда, земля, в основном «неугодья» – бывшие карьеры, зато её много. И есть всё: и лес, и поле под пашню, и заросшие травой карьеры, и речка - всё та же Сара. Что говорить: места красивые.
Пока оформлял документы, в банке насоветовали: с деньгами надо ехать в Москву. Сейчас все деньги там крутятся.

27.

В Москве, в это время, как грибы после дождя, появлялись товарно-сырьевые биржи, и, пожалуй, самой популярной профессией, на тот момент, была профессия брокера. С одним из них Андрей и познакомился. И началось: сделка за сделкой, удобно вообще-то: здесь купил, на соседней улице продал. Случались, конечно, и конфузы, но в целом Андрею везло. Он всё больше богател. Одну за другой, приобрёл для хозяйства семь единиц техники. Две легковые машины: жигули – шестёрку и «Вольво – 740» и пять штук грузовых от фургона Газ – 3307 до тралов – двадцатитонников. Большие машины поехали зарабатывать деньги, а на фургоне он, самолично, возил продукты в Москву, в недавно купленный магазинчик недалеко от станции метро «Планерная». Ну, а на легковых: «шестерка» – для разъездов по делам в хозяйстве, вольво – для разъездов по Москве, так сказать для солидности. В посёлок он стал наведываться редко, да и в хозяйство тоже. Приедет, раз в две недели, чтоб хоть немножко отдохнуть, надаёт всем заданий и опять уколесит. Со всем хозяйством у него управлялись семь мужиков, да одна женщина, которая готовила на них и стирала. Мужики – каждый из себя, представлял личность, да ещё какую. Это были рецидивисты, отсидевшие не один десяток лет, люди, которые решили завязать с прошлой жизнью, а за душой, кроме тюрьмы, ничего и пойти некуда. На всём свете ни одной родственной души. Никаких документов, никаких заявлений, никаких анкет. Просто пришли и работают. И, вот ведь, за всё время в хозяйстве хоть бы гвоздь пропал. Не закрывался даже сейф, в котором лежали документы и деньги. И никто никого не заставлял ничего делать, все работали в охотку и без претензий. Более покладистого народа Андрей больше никогда в жизни не встретит. С каждым было договорено сразу – он предоставляет каждому жильё, пропитание, одежду, а основной расчёт от реализации – в конце года. И то никаких денег. Просто собирались в комнате Андрея, он рассказывал, чем располагает, а они делали заказы: одному велосипед, другому ружье для охоты, третьему еще что-то. Андрей потом все эти заказы исполнял. И лишь Валя – кухарка никогда ни о чём не просила. У неё было одиннадцать детей, и все они были сыты, обуты и одеты. Жила она с чеченцем, который не считал себя обязанным о своей семье заботиться. Именно по этому, каждый раз, когда Андрей приезжал из Москвы он привозил им всем подарки. Особенно баловал младшую Аринку. Ей было всего три года. Красавица – не описать. Но вот беда: родовая травма, и её тельце развивалось не равномерно: левая сторона нормально, а правая замедленно. Андрей очень скучал о сыне, которого давно не видел, и всю свою неизрасходованную любовь вымещал на ней. Каждый раз, когда он приезжал внезапно, она, сидя на своём стульчике, сделанном мужиками, завидев его машину, выруливающую из-за поворота, широко раскидывала руки, как - будто хотела обнять и его и весь мир. А только он подходил, она бросалась к нему на руки, крепко обнимала за шею, и сманить её с его рук было невозможно, даже подарками. И Андрей очень привязался к этому маленькому человечку. Ему так хотелось ей помочь. Он возил её и по врачам и по бабкам – знахаркам. И вот однажды, одна из них ему сказала: «А что ты по всем ходишь? Ты же и сам можешь. Ведь в этом нет ничего хитрого. Надо просто хотеть помочь человеку и всё получится». И правда, Андрея давно подмывало попробовать лечить самому, но было страшновато: вдруг не получится. После Китая он постоянно занимался цигуном, скупал и читал запоем любую литературу по цигуну и китайской медицине, но всё это только для себя, а тут лечить другого. И вот, он решился. Андрей взял Аринку с собой в баню. Положил на лавку и начал массировать её тельце. Потом, перевернул её на живот, свою руку положил ей на позвоночник в районе первых железных ворот, собрал свою энергию в пилюлю, как учил учитель и начал гонять её по малому кругу (каналы Ду-май и Жень-май) девочки. После нескольких минут работы он брал пальцами каждый позвонок за остистый отросток и, раскачивая его из стороны в сторону, ставил их один к одному, соединяя в прямую линию. Они легко поддавались его пальцам и послушно становились на указанное место.
В хозяйстве он задержался в этот раз дольше обычного - на две недели, и всё свободное время занимался с Аринкой. Потом уехал в Москву и вернулся только через месяц. Когда въезжал во двор, ему на встречу, ещё не уверенно, но уже своими ножками, бежала Аринка, а в стороне, с заплаканными глазами, стояла её мать. Он вышел и, обняв подбежавшую девочку, прижал её к своей груди. Трудно, почти невозможно, описать те чувства, которые владели им в тот момент. Это: и радость оттого, что у него получилось; радость за девочку – кому-кому, а ему-то известно, что такое быть безногим; и захлестнувшая вдруг, неуемная тоска по собственному сыну. Ему так захотелось обнять его и прижать к груди вот также и не когда-то, а сейчас, сегодня.

28.

Он давно уже не наведывался в родной город. Ограничивался тем, что посылал с приезжавшими к нему земляками продукты и деньги, думал, чем больше работы, тем быстрей пройдет тоска, будет просто не до этого. Андрей тут же нагрузил в фургон всякой снеди и сел за руль. Через час с небольшим, он уже звонил в знакомую дверь. Открыла жена: «А, привет. Как дела?» - спросила она, пропуская Андрея на кухню, «Надолго в наши края?». Он сел на предложенный табурет и, как будто впервые, подняв глаза, посмотрел на жену. «Она всё та же - отметил он про себя,- и всё же что-то в ней изменилось». «Да дела ничего, идут потихоньку. Как вы живёте?» - спросил он в свою очередь. «Нормально» - ответила она. И тут на кухню вбежал сын и бросился к Андрею. Обхватив шею папки, он заплакал: «Ты что так долго не приезжал?». Андрей стал ему что-то объяснять, чувствуя, что тоже плачет. «Пошли, посмотрим, что я там привёз», и они спустились к машине. Выгрузив и затащив, домой все привезённое, они поехали кататься. Андрей, сделав круг по улицам города, свернул на трассу, потом к реке и остановился на поляне, среди ёлок и сосен. Раньше он любил здесь бывать, подолгу разговаривая с рекой и деревьями. Было ещё тепло, но уже во всём чувствовался скорый приход осени. Андрей собрал сухих веток и развёл небольшой костёр. Женя не отходил от него ни на шаг: сидел рядом, бросал сухие ветки в костер и рассказывал отцу про школу, про своих новых друзей, про свою учительницу. Андрей внимательно слушал, смотрел на сына и думал: для кого же, если не для него он работает, сколачивая капитал и укрепляя хозяйство, кому, если не ему он передаст всё с таким трудом наработанное. Уже темнело, когда они затушили костер, сели в машину и поехали домой. Жена впустила их, сказав, чтоб мыли руки и садились ужинать. Ели молча, а когда остались одни, (сын убежал смотреть «спокойной ночи малыши» по телевизору) она сказала Андрею, что тот может, если конечно хочет, переночевать у них. Андрей согласился, чему несказанно обрадовался Женя: «Папа, скажи честно, честно, я проснусь, и ты никуда не уйдёшь?». «Нет, не уйду, спи спокойно радость моя». Когда Женя уснул, они с женой сели на кухне друг напротив друга и начали рассказывать друг другу про свою жизнь. Андрей знал, что такой разговор когда-то должен был состояться, он одновременно и жаждал и боялся его. С того времени, как они расстались, прошло неполных три года. За это время столько всего пройдено и пережито, причём обоими. И пусть официально они не разводились, но за это время успели стать друг другу совершенно чужими. Хотя нет, ведь был сын – их сын, который тихо спал в соседней комнате. И это было то единственное, но очень крепкое звено, которое связывало их воедино. Поэтому Андрей предложил им переехать жить к нему. В хозяйстве у него строился дом, и он долго убеждал её, что там им будет лучше. Но все увещевания были тщетны. «У меня здесь квартира и родители рядом и я никуда отсюда не поеду» - это всё, что услышал он на своё предложение. Слово за слово, назревал скандал. Андрей уже хотел встать и уйти, но вспомнил о данном сыну обещании и остался. Утром, наговорив ему про кучу неотложных дел, наобещав разных разностей, быстро собрался и уехал.

29.

Когда приехал в хозяйство, ему сказали, что звонили из московского магазина: завтра ждут его у себя с товаром. Он и сам собирался, как можно быстрей, уехать в Москву. Основные бумажноденежные дела у него были там, и их всегда было много. У него в хозяйстве и округе была масса сельскохозяйственной продукции, нуждающейся в реализации, кроме того, он работал по договору с местным консервным заводом. Два раза в неделю, он сам или тот, кому он поручал, привозили в московский магазин продукты. Люди, жившие по соседству, распробовав всё однажды, встречали машину и разбирали весь товар, что называется, с колёс. Поэтому, с утра пораньше, он загрузил фургон и поехал в столицу. В дороге всё было нормально, пока не проехал Владимирские горки. Как раз в том месте, где начинается бетонка, его машину обогнали белые жигули девятой модели и резко затормозили прямо посередине дороги. Андрей, до пола выжал педаль тормозов. Его машина остановилась, всего, метров шести не доезжая до жигулей, из которых на дорогу вышло пятеро парней, таких широких, что не понятно было, как они туда уместились. Андрей знал, что такие встречи ничего хорошего не сулят. Но он водил дружбу и исправно платил крутым: как в Москве, так и по месту жительства (правда, ему рассказывали про каких-то «беспредельщиков», не признающих, ни каких законов, которые сначала стреляют, потом спрашивают: «как звать?», но он их пока не встречал). И этих «шестерок», он предполагал легко поставить на место, но пистолет (китайский ТТ, приобретённый по случаю), из-под сиденья все же достал и положил в карман. После чего он заглушил двигатель, вышел из машины и встал рядом с дверцей. Те же, к его машине подходить не стали, остановившись, примерно, на средине пути. Один из них, который был пошире остальных и покоренастей, как понял Андрей – бригадир, сделал шаг вперёд и сказал: «Мужик, мы тебя здесь часто видим. Ты портишь своей машиной нашу дорогу, загрязняешь воздух, а мы здесь живём, поэтому ты нам должен. Ну, прошлые долги мы тебе прощаем, но впредь будешь платить, либо мне, либо кому-то из них. И я тебя прошу, пожалуйста, без сюрпризов: мы всяких «Рембов» видели. И так запомни: пять процентов от стоимости перевозимого груза, за каждую ездку, а пока, до встречи». После этих слов они сели в машину и укатили в сторону Москвы. Когда Андрей подъехал к магазину, его уже ждал народ. Как и прежде, разгружать машину не пришлось, всё распродали прямо из фургона, соорудив у подсобных дверей торговую точку из стола, весов и кассового аппарата. В суматохе дня Андрей забыл об утренней встрече. После того, как весь привезённый товар был распродан, у стола ещё оставалась изрядная очередь, и он пообещал людям, что сегодня же съездит снова за товаром и завтра, к открытию магазина, будет здесь. Только когда выехал на шоссе, вспомнил об утреннем происшествии и задумался. «Надо обзвонить друзей и дома, и в Москве» - решил он,- «Если остановят, не уступлю, не на того напали. А там видно будет. Ничего, отмахнёмся». Проезжая мимо одного из постов ГАИ, он видел утреннюю девятку, но его никто не остановил до самого хозяйства, и он успокоился, тем более, друзья пообещали, после его звонка, прислать утром машину сопровождения. Но пообещать - то пообещали, а прислать забыли. Андрей звонил несколько раз, безрезультатно. Уже перед самым обедом сел в уже загруженную машину и поехал один. Перед самым началом бетонки его обогнали знакомые жигули и резко затормозили перед самым бампером его машины. Из жигулей на дорогу вышли трое. Держа руки в карманах, они рассредоточились по всей ширине дороги. К машине Андрея подошёл тот самый бригадир. «Привет, мужик!»,- поздоровался он, когда Андрей вышел из кабины фургона,- «Давно не виделись, и ты не поверишь, а нам очень приятно тебя видеть в полном здравии и, так скоро. Ну, показывай что везёшь?». С этими словами, совершенно не обращая внимания на Андрея, он прошёл к двери фургона. Андрей неотступно шёл сзади, стараясь не упустить из вида остальных. Боковым зрением он заметил, что тот из них, что стоял в стороне, сделал несколько шагов на обочину, в то время, как водитель, так и остался стоять на месте. «Значит, они обговорили всё заранее, что ж, видимо, в этот раз, без драки не обойтись - посмотрим, кто кого?» - так думал он, идя за бригадиром и примеряясь к его необъемной шее. Когда подошли к двери фургона, Андрей поднял руку, как бы намереваясь открыть замок, и с силой опустил ее на лысый затылок бригадира. Через мгновение, он обхватил его за шею сзади, уткнув ему в спину пистолет, поставил его между собой и стоявшим на обочине. Те же, вытащили из карманов оружие и стояли в нерешительности, не зная, что предпринять дальше. Андрей, видя их замешательство, крикнул: «Бросайте оружие ко мне и без резких движений, иначе я в нём наделаю дырок, а вы будете виноваты, а ты»- кивнул он тому, что стоял на обочине,- «медленно, как стоишь, задом, пяться к своей машине». Когда тот подошёл к машине, он подножкой сшиб на землю бригадира, предварительно расстегнув на его брюках ремень, затем и сами брюки и его же ремнем крепко стянул ему руки за спиной. Тот сначала хрипел и матерился, но, получив удар рукоятью пистолета в затылок от которого клюнул носом асфальт, притих и подчинялся дальнейшим действиям Андрея безропотно. Затем Андрей помог ему подняться на ноги и, открыв дверцу кабины фургона, приказал лезть на второе сиденье. Когда тот забрался на пассажирское сиденье, он три раза выстрелил по жигулям, целясь в топливный бак машины. На асфальт струйкой потёк бензин. Он сел за руль фургона, завёл двигатель и, объехав стоявших у простреленных жигулей, недавно крутых, поехал в Москву.

30.

Отъехав от места встречи километров тридцать, он остановился на обочине, открыл вторую дверцу и вытолкнул бригадира, посмотрел, как тот катится под откос, и поехал дальше. Сейчас он победил, но он знал точно, что это ему так не сойдет, будут мстить, поэтому, приехав к магазину, сдал машину и товар продавцам, сел на шестерку, стоявшую во дворе, и поехал к местным авторитетам, предварительно, конечно, позвонив и испросив об аудиенции. Его выслушали и пообещали в ближайшие часы во всём разобраться. Андрею больше ничего не оставалось, как только ждать, чем всё это закончится. Но, просто сидеть и, ни чего не делать было некогда, и он занялся текущими делами. Эти самые дела так затянули, что освободился он только через пару недель. За эти две недели ничего существенного не произошло, Андрей уже и думать перестал о недавнем инциденте. Почти каждый день звонил в хозяйство, там тоже все шло хорошо. У него уже была готова к заселению, только что построенная звероферма, оставалось только привезти зверьков, и он купил у знакомых вологодских фермеров шесть хонуриков, да четыре черно-бурых лисицы. Позвонил в хозяйство, велел, чтобы подготовили машину к перевозке зверьков, и когда те сообщили о том, что всё готово, созвонился с Вологдой и поехал. От Москвы до хозяйства ехал на шестёрке, по дороге ничего необычного не заметил. В хозяйстве пересел в поджидавший его КАМАЗ и поехал в Вологду. Там, как водится, погостил пару дней, загрузился и в обратный путь.
Ещё при подъезде к хозяйству, почуял, что, что-то случилось. Пару километров, не доезжая, его обычно встречали две кавказские овчарки, охранявшие территорию, а тут никого. В распахнутые настежь ворота, Андрей въезжал уже с тяжёлым сердцем, а въехав, остановил машину, вышел из кабины и остолбенел от увиденного. Зрелище, действительно, было не для слабонервных. Все постройки, включая новую звероферму и дом, построенный для рабочих, лежали перед ним грудой уже остывающих углей, от которых, кое-где, еще шёл сизый дымок, и ни единой, живой души вокруг. В мозгах набатом звучали вопросы: Кто? За что? На первый из них ответ был ясен, а на второй: « ну, я, ну, попробовали – не вышло, так меня и лови, меня и наказывай, скотина-то тут причём?». Через некоторое время подошли люди из ближайшего посёлка, среди которых были и его рабочие. Они начали наперебой рассказывать ему, что же произошло здесь, пока его не было. Вечером, третьего дня, в то время, когда и в хозяйстве, и в посёлке все уже ложились спать, к воротам хозяйства подъехали три легковых машины. К ним навстречу бросились собаки. Их пристрелили двое, вышедших из первой машины. На лай собак, и звук выстрелов из дома высыпали рабочие. Они были вооружены двумя охотничьими ружьями. Но их тут же положили на землю одной длинной автоматной очередью, ружья отобрали и оставили под охраной двоих, вооружённых, как и большинство из них, автоматами. (Время было смутное, одними методами пользовались и бандиты, и милиция. Поэтому, не скоро разберёшь – кто к тебе пришёл. И те, и другие в масках, и те, и те с автоматами. Это потом уже поняли, что это бандиты, когда часть из них пошли на фермы и открыли огонь по скотине. В воздухе стоял невообразимый гвалт – смесь из мычания, блеяния, хрюканья и трескотни автоматов. К фермам же бежали люди с канистрами, один из них забежал в дом. Вскоре из-под крыш всех строений повалил дым, затем вырвалось пламя. После этого, они вывели всех рабочих за ворота, связали и привязали к деревьям, так, чтобы им было видно, как гибнет всё, чем они жили последние годы. И сказав: «Это наш привет фермеру»,- сели по машинам и уехали. Прибежал народ из посёлка, рабочих освободили. Вызвали пожарных, но, несмотря на то, что они приехали довольно быстро, было уже поздно: спасать уже было нечего.
Андрей стоял посреди пожарища с безвольно опущенными руками. Глаза видели, но ум отказывался верить в то, что это всё не снится ему. «Как же так? И что же теперь делать? Годы работы насмарку, раз, и ни чего». Он отошёл ото всех, сел на фундамент строившегося дома и просидел так до самого утра, выкуривая одну сигарету за другой.

31.

Наутро, уже к восьми часам, он был в кабинете начальника отделения местной милиции. Тот выслушал Андрея, беспрестанно качая головой. «Ай, ай, ай, совсем обнаглели. Конечно, слышали. Там была настоящая война. Я уже распорядился, послал своих по следу. Думаю, к обеду будут первые результаты»,- резюмировал он, как только Андрей закончил свой рассказ. «Да я и так всех их знаю»,- вскрикнул Андрей,- «ты только дай людей и позвони в Пушкино, возьмём всех, тёпленькими». «А основания»,- возразил начальник,- «это смахивает на самосуд, за такое по головке не погладят, ну, если только договоришься с парнями, так сказать, на коммерческой основе, ну положим пятьдесят на пятьдесят?» «Ладно, я сам»,- заключил Андрей, выслушав этот монолог. «Ты смотри, если вляпаешься, я ничем уже тебе помочь не смогу»,- крикнул начальник ему вдогонку.
Андрей поехал по друзьям: по крутым, по состоящим при крутых. К вечеру набралась бригада из двадцати человек, вооруженных, чем попало, с настроем, как в первую японскую: «Да мы их шапками закидаем». Так и вышло: хорошо догадались машины, на которых приехали, оставить на окраине города, благодаря этому выбрались все и почти без потерь: синяки, шрамы, рваные костюмы – не в счёт. Уезжал Андрей последним, в гордом одиночестве. Не доезжая до шоссе, свернул в лес, сел на берегу какой-то речки и просто сидел и ни о чём не думал. Всё уже, в принципе, было передумано: раз рассчитаться не получилось, значит остаётся: либо принять всё, случившееся, как должное и жить дальше, либо повеситься. Последнее было в принципе не приемлемо, значит, будем жить, решил он. Андрей сел за руль, выехал на дорогу и поехал в Москву.

32.

Когда приехал в офис, в его голове уже был четкий план действий. Он собрал воедино документы на всё движимое и недвижимое имущество. Позвонил своему брокеру и дал ему задание узнать, за какую цену можно всё это продать и сел за калькулятор. После несложных арифметических операций получилась приличная сумма, не разживёшься, конечно, но на то, чтобы возвратить банкам полученные кредиты, должно было хватить. Он вызвал брокера и приказал приступать к реализации имущества. На это ушло, в общем, две недели. После того, как со всеми рассчитался, в его собственности остался лишь фургон на базе ГАЗ-3307, зато перед всеми чист и ни кому не должен, а начинать с ноля – не впервой, как говорят: «были б кости, а мясо нарастёт».
Приехал в хозяйство, если можно так назвать то, что от него осталось. Такая взяла тоска, хоть вой. Заехал он к бабке Насте, собрал свои вещи и поехал туда, где родился, где его корни, где живёт его сын.
Открыла жена. «Если можно, то я насовсем»,- сказал Андрей, проходя на кухню. «И что мне прикажешь, радоваться или как?»,- спросила она. «Как хочешь». Андрей рассказал ей коротко, что случилось, и что из всего этого получилось. Сказал, что поступит так, как решит она: примет, значит, он останется. Нет, «на – нет, как говорят, и суда нет», тогда уйдёт к родителям. На что она тихо сказала: «Да чего уж там, оставайся». И он остался. Месяц занимался только тем, что ремонтировал машину, а всё остальное время проводил с сыном. Но деньги, что оставались у него, быстро таяли, и ему пришлось искать работу. Труда большого это, в общем-то, не составило. Всё-таки машина в наличии – большое дело, и он подрядился к местным предпринимателям ездить на оптовую базу в область за товаром. Два раза съездил нормально, в кармане снова зашуршало. На третий раз, надо сказать, на улице был ноябрь, на дороге страшный гололед, на перекрестке, только он поехал на зеленый свет, тут же получил сильнейший удар в правую дверь кабины. Это здоровенный тягач, на базе машины КрАЗ, пытался проскочить через перекресток, и надо сказать ему это почти удалось, так как своими большущими колесами он полностью подмял под себя переднюю часть газона. Повезло обоим. Основной удар пришелся в угол фургона, выше топливного бака. Бак от удара немного помялся, но не потёк, а то бы сгорели и машины и оба водителя - заживо. Делать нечего, вызвали ГАИ, стали ждать. Те приехали, мигом всё запротоколировали и сказали водителю КрАЗа: «Мужик, ты должен, езжай в свою контору, спроси у начальства: как они будут рассчитываться, а машину, сказали они, показывая на фургон, можешь забрать себе». Тот зацепил фургон Андрея и потащил его в свой гараж. Андрей, разумеется, сидел в кабине. В гараже ему разъяснили, как и что надо оформлять прежде, чем спрашивать деньги. На всё, про всё, ушло две недели, и вот на - конец ему сказали: «Можешь приезжать за деньгами».

33.

Этих денег хватило ненадолго. Они ушли, как и пришли – незамеченными. Надо было куда-то устраиваться на работу. Начались долгие и бесплодные поиски. Нет, друзей и знакомых у Андрея было много. Просто, как оказалось, все они были друзьями, только пока он им был нужен, пока был наплаву, когда им, нужны были его деньги и связи. Теперь же, открыто никто не отказывал, просто, когда он обращался к тому или иному с просьбой принять на работу, они начинали стонать: мол, у самих дела идут из рук вон плохо, так что уж извини: ничем помочь не можем. Дошло до того, что он ходил по магазинам и подряжался разгружать машины. Чтоб вообще не свихнуться от такой жизни, он стал каждый день, и не по одному разу, ходить в спортзал. Ушу, разные стили каратэ, цигун, самбо. Вспомнил всё, чему учили ранее, начал собирать информацию и развиваться в этом направлении далее. То, что он делал, было не похоже на всё, чем занимались остальные. Очень быстро у него появились новые друзья, и даже ученики. Зная о материальном положении, в котором он на данный момент оказался, ему предложили вести платные занятия в школе: не ахти сколько, но всё плюсом. Он согласился: хоть какой-то доход. Было тяжело, зато рядом был сын. Утром Андрей провожал его в школу, сам уходил в поисках подработки. После занятий в школе они снова встречались, вместе делали уроки, затем шли в спортзал, приходили домой уже затемно, вместе ужинали, и Андрей укладывал сына спать обязательно с рассказом какой-нибудь удивительной истории.
Шло время, жизнь в семье, вроде бы, потихоньку налаживалась. Тяготило одно – отсутствие постоянной работы, и как следствие, постоянное отсутствие денег. Как-то, по пути на тренировку, он встретил своего бывшего одноклассника. Оказалось, тот работал в налоговой полиции, перейдя туда после реформирования КГБ. Он поведал ему, что при их ведомстве организуют службу физической безопасности. Набирают, в основном, спортсменов. «Приезжай, найдёшь меня вот по этому телефону, и мы к ним съездим»,- закончил он.

Часть 4.

34.

Не откладывая в долгий ящик, Андрей собрался уже на следующий день. К десяти часам он стоял перед начальником отдела. Тот всё выспрашивал подробности из его биографии, сверяя ответы с записями в документах. Потом, видимо удовлетворившись ответами, заключил: «Пойдём, я тебя познакомлю с ребятами». Они вышли из кабинета, прошли до конца коридора и вошли в просторное помещение, которое оказалось спортзалом. Как раз, вслед за ними, в спортзал вбежали два десятка разгоряченных пробежкой молодых людей. Один из них подошёл к начальнику и доложил: «Пробежали пятнадцать километров, далее по расписанию: рукопашный бой и огневая подготовка – теория». Кивнув удовлетворенно в ответ, тот посмотрел на Андрея: «Вот и хорошо, у нас появился новый специалист по рукопашному бою, сейчас мы его и посмотрим». Андрей, молча, снял обувь, пиджак, галстук, расстегнул ворот рубашки и вышел на средину зала. Первым вышел носатый молодой человек, одетый в белое кимоно. Он имел черный пояс, первый дан в стиле Шотокан. Андрей не раз встречал его на соревнованиях в этом стиле. Какое-то время они кружили внутри образовавшегося круга, глядя друг другу в глаза. Первым начал носатый изобразив удар ногой сбоку, так называемый маваши-гери, за ним последовала раскрутка и серия ударов руками. Цели не достиг не один из ударов, все они пришлись в блоки Андрея и по воздуху. Андрей ответил лишь коротким ударом правой руки в голову, который прошёлся на расстоянии кулака от носа соперника. Носатый видимо сообразил, что под руки соперника лучше не попадаться, и стал работать только ногами, держа Андрея на расстоянии. Но это продолжалось недолго: на одной из раскруток Андрей сбил соперника с ног подсечкой в приседе. Вскочив на ноги и стряхивая с кимоно невидимую грязь, носатый, сверкая глазами, встал в стойку, но, отстранив его, в круг вышел другой молодой человек. Судя по стойке и прыжкам на месте, Андрей понял – боксёр. Что ж надо включать ноги, они же длиннее рук, и он начал работать ногами. Боксёр был ниже его ростом, легче и двигался по кругу легко и быстро, значительно опережая Андрея в скорости перемещений. Через незначительное время всё лицо Андрея было красное от пропущенных ударов, он же не попал в боксера ни разу. Но вот, на одном из перемещений ему удалось поймать того ударом пятки левой ноги из-под правой, который угодил боксеру в грудь. Боксера поймали товарищи, помогли восстановиться, но в круг больше не пустили. Вместо него вышел командир этого отделения, который недавно докладывал полковнику. Это был среднего роста, сухой человек, примерно ровесник Андрея. Судя по его стойке, Андрей понял, что он борец, как оказалось впоследствии – самбист, мастер спорта. Первым начал Андрей: он сходу провёл прямой правой ногой в грудь соперника. Но тот присел под удар, захватил ногу, далее последовал бросок и болевой приём. Через мгновение Андрей уже стучал ладонью по полу. Когда он поднялся на ноги, к нему подошёл полковник протянул свою руку и произнес: «Уговорил, берём, иди в отдел кадров». В отделе кадров Андрей заполнил несколько анкет, взял направление на прохождение медицинской комиссии и пошёл снова к полковнику, поговорить о будущей работе.
Работа представлялась, в общем-то, непыльной – быть постоянно при отделении полиции, охранять работу и имущество конторы и выполнять поручения оперативных работников, следователя и начальника отделения. Что ж, подходяще, да ещё рядом с домом. В течение недели Андрей прошёл медицинскую комиссию, затем собеседование в оперативном отделе и стал ждать результатов специальной проверки. Всё это время, почти каждый день, он ездил на базу отряда и успел сдружиться со многими из ребят, в частности и с тем носатым каратистом. Всё шло вроде как надо: пришли результаты спецпроверки, он приехал за формой, и тут его огорошили самой свежей новостью: при районных отделениях охраны не будет. Решили создать летучую роту. Ему предложили должность командира взвода. Работать в режиме сутки – трое: сутки – дежурство, потом отсыпной, выходной, потом день учебы по программе СОБРа и снова дежурство, при этом подразумевалось, что в свои отсыпной и выходной дни они будут выполнять поручения оперов и следователей по месту жительства. Такой режим мало кого устраивал, но что делать: всё лучше, чем совсем без работы. Вечером он приехал домой, взял сына и пошёл в спортзал. Один из тренеров, с которыми он занимался, работал начальником отделения по борьбе с организованной преступностью, ему-то Андрей и рассказал обо всём. Выслушав, тот заключил: «Зачем тебе этот гемор, тебе, что двадцать лет. Давай, я завтра же переговорю насчёт тебя у нас в милиции?» Андрей на это только кивнул.
На следующий день к нему прибежали прямо домой: « собирайся, тебя ждет начальник милиции».
В кабинете начальника милиции, когда вошёл Андрей, сидели трое: начальник отдела – полковник милиции; длинный в погонах капитана – замполит отдела и начальник уголовного розыска. Они устроили Андрею перекрестный допрос, что да как, да с чего это вдруг он собрался в полицию, ведь здесь - в отделе, ему будет намного лучше: во-первых, рядом с домом и никуда ездить не надо, во-вторых, его многие знают – привыкать будет легче. «Мы, недавно, ввели в штатное расписание должность инструктора по боевой подготовке, нам нужен как раз, такой как ты. «Правда, зарплата поменьше, чем в полиции, ну ничего: начнёшь с малого, потом, если захочешь, пойдёшь учиться, станешь офицером, а там и до пенсии недалеко»,- такой речью закончил свой монолог замполит. И Андрей согласился. Обрадованный замполит, сразу же потащил его в отдел кадров, где Андрей написал заявление о приёме на работу и взял запрос в налоговую полицию на передачу его приёмных документов. Вечером, он рассказал обо всём пришедшей с работы жене. Нельзя сказать, чтобы она была в восторге от услышанного, просто пожала плечами, мол, будь, что будет, всё равно.

35.

На следующий день, с утра, Андрей съездил в полицию за документами и привёз их в отдел. Просмотрев их содержимое, начальник отдела кадров с удовлетворением хмыкнул и сказал: «Ну, что ж, завтра приходи к восьми, и вот с ним, показал он на молодого человека, сидевшего за столом напротив, поедете получать форму, я уже позвонил на склад, с утра вам всё выдадут». На складе одели их действительно быстро. Изо всего, что получил Андрей, по размеру ему подходила только рубашка, остальное всё выдали по принципу: больше не меньше, обрезать проще, чем пришить. Всех замечательней была шинель: Андрей отстегивал хлястик и заворачивался в неё два раза. Начальник склада их оборвала, когда они стали возмущаться: «А что бы вы хотели? Вы ж первый раз, берите что дают, а то с одними рубашками и уедете». Что ж: дают, как говорят – бери. Руководствуясь этим принципом, Андрей и его новый приятель уложили всё полученное в сумки и поехали домой. В отделе кадров ему приказали уже завтра выходить на работу, при себе иметь спортивную форму.
Утром, начальник отдела кадров ему объяснил, как найти учебный центр управления внутренних дел, сказав, что Андрей направляется туда на стажировку, дал ему направление и с пожеланием: «Ну, счастливо!» похлопал по плечу. В учебном центре его направили в спортзал. Там работали двое: майор – мастер спорта по гиревому спорту и старший лейтенант – мастер спорта по самбо, к ним-то Андрей и подошёл. Они, запросто, пригласили его пить чай и сказали, что осталось одно занятие с группой, а вечером, если хочет, он может принять участие в занятии с частными охранниками, с которыми они занимаются на коммерческой основе. На первом занятии ему было предложено встать в строй вместе со всеми. Проводил его старший лейтенант. Проводилось занятие жестко, поблажек не делалось ни кому, все пыхтели одинаково, невзирая ни на возраст, ни на комплекцию. Пот с мужиков лил ручьем, они уже через полчаса возмущались: «Чего это сегодня с Леней, не с той ноги встал что ли?» Андрей же всё, что приказывали, делал молча, крепко стиснув зубы. После занятия к нему подошёл майор и сказал, что он может ехать домой, официальные занятия на сегодня закончены. Андрей лишь мотнул головой и сказал, что, если можно, то он останется на занятие с охранниками. На что майор лишь удовлетворенно хмыкнул. Ровно в 19.00 группа частных охранников, проходивших обучение в учебном центре, была построена. Андрею предложили провести разминку. Занятие с охранниками строилось совершенно по другому принципу, чем занятие с милиционерами. Андрей ещё подумал по этому поводу: «Вот что значит за деньги». Легкая разминка – 15 минут, далее изучение приёмов из боевого самбо и под конец спарринги. Андрей всю учебную часть занятия провёл в паре с каким-то охранником. На спарринг его вызывали пять раз. Последним спарринг партнёром его был сам Лёня. Майор уже вовсю болел за Андрея, ему уж больно нравилась необычность стиля, в котором тот работал.
На следующий день, Андрей проводил занятия с милиционерами самостоятельно. Лёня и майор, лишь изредка вмешивались в процесс во время учебной части занятия, чтобы показать, как правильно проводить тот или иной приём. Так незаметно прошло две недели, отведённых Андрею для стажировки. Когда майор вручал ему заполненный стажировочный лист да характеристику, с ноткой грусти сказал: «Мы уж к тебе привыкли, может, останешься? Нет. Ну что ж, удачи в службе». Все выходные Андрей прозанимался формой: пришил погоны и петлицы к кителю и шинели, прикрепил кокарду на фуражку, всё нагладил, начистил ботинки и весь вечер, как дамочка перед смотринами, вертелся перед зеркалом. В понедельник утром, весь с иголочки, пришёл в отдел. Замполит, увидев его, воскликнул: «Ба, вот сразу видно – служивый, аж глаза слепит. Твой рабочий стол поставим у меня в кабинете. Сейчас давай на планёрку, а потом решим и все остальные вопросы». Планёрка проводилась в актовом зале. Андрей выбрал место рядом с убоповцем, который сюда его привёл. После прочтения сводки происшествий за прошедшие выходные дежурным по отделу, замполит представил Андрея личному составу как новоиспеченного инструктора по боевой подготовке, при этом сказал, что в его обязанности будет входить организация в отделе занятий со всем личным составом по рукопашному бою и огневой подготовке. «Спортзал, какой-никакой у нас имеется, так что со всеми вопросами прошу обращаться напрямую».

36.

После планерки Андрей взял ключи и пошёл посмотреть спортзал. Он располагался через стенку от актового зала и представлял собой довольно убогое зрелище. В левом дальнем углу располагался помост из транспортёрной резины, на нём стояли две стойки для штанги и скамейка для жима лежа. На стойках лежал самодельный гриф весом не меньше тридцати килограмм, рядом со скамьей лежали, сложенные стопкой, два заводских по десять килограмм и несколько самодельных блинов к нему неопределенного веса. Сам по себе спортзал был, примерно, десять метров в длину и шесть в ширину с тремя большими окнами по противоположной от двери стене. Почти всё свободное пространство спортзала занимала школьная гимнастическая перекладина, растяжки от которой, как паутина, тянулись во все углы зала. «Конечно не ах,- подумал Андрей, глядя на всё это,- но лучше, чем совсем ничего». В зал влетел замполит: «Пойдём, я расскажу тебе, чем ты будешь заниматься». «У нас, сейчас, идёт большой набор на службу,- продолжал он уже по дороге в кабинет,- расширяем, причём довольно прилично, все службы. Одна только патрульно-постовая служба: было отделение, а будет рота. Сейчас, как ты знаешь, с зарплатой везде плохо, а у нас стабильно – платят, поэтому народ идёт. Так вот, в связи с этим, я выступил в управлении с инициативой, чтобы нам разрешили проводить первоначальную подготовку сотрудников, разумеется под руководством учебного центра УВД, прямо у нас в отделе. Мы этим самым убиваем сразу несколько зайцев: во-первых, расходы на прохождение курсов сведутся к минимуму. Во-вторых, люди всё время под рукой, их можно в любое время задействовать, а это в сложившейся в данный момент оперативной обстановке, немаловажный факт. И в третьих, все предметы у нас преподают практики – люди, которые на этом собаку съели. Так вот, ты возьмёшь на себя организацию и руководство проведением данных курсов. На себя, лично, возьмёшь физкультуру, рукопашный бой и огневую подготовку. С первым и вторым, вроде, не должно быть вопросов, а с огневой, мы с тобой дополнительно поработаем – нагоним». С этими словами, он вытащил из кобуры свой пистолет и положил его перед Андреем, предварительно вытащив из него обойму с патронами, достал из шкафа плакат, на котором были изображены правила разборки и сборки пистолета Макарова с названием и описанием его частей, и, пожелав Андрею удачи, вышел из кабинета. Андрей так увлёкся разборкой и сборкой пистолета, что забыл про обед и не заметил, как за окном стемнело. На больших часах, которые висели в холе, было уже восемнадцать часов, когда к нему в кабинет заглянул высокий худощавый мужчина с погонами старшего лейтенанта милиции. «Я слышал, ты хорошо дерёшься, я, до этого работал инструктором в тюремном спецназе и, если ты не возражаешь, хотел бы тебя посмотреть». Андрей с готовностью встал: «Где, когда, я готов». «Так, закрывай кабинет и пошли в спортзал»,- с этими словами старлей повернулся на пятках и направился к дверям спортзала. Войдя в спортзал, оба сняли кителя и галстуки. У старлея с собой была спортивная сумка. Он достал из нее большой нож с доблеска отшлифованным лезвием, и начал крутить им перед Андреем. Андрей сразу сообразил, что таким образом на него пытаются произвести впечатление, то есть победить до боя. Он смотрел на это представление, молча: красиво, но и только. Старлей, видя, что не производит впечатления такого, на какое рассчитывал, перестал крутить нож, положил его в сумку и, повернувшись к Андрею, встал в боевую стойку, тем самым, предлагая ему побиться. Андрей поднялся со скамейки, на которой сидел, потянулся, разминая тело, потер друг о друга кисти рук и пошёл на старлея. Он не ставил перед собой задачи бить или обороняться, решил просто помахать руками и ногами, а там видно будет. Старлей был хоть и длинный, но лёгкий. От маховых движений Андрея его так и кидало по всему залу. Андрей только начал разогреваться, когда старлей тормознул его: «Здорово, интересно. Надо будет найти время поработать с тобой основательно. А, в общем, мне понравилось – красиво». С этими словами он достал из сумки нож: «А с оружием работаешь? Вот смотри, ну что можно сделать?», и начал крутить ножом перед Андреем. Тот отступил пару шагов, не отрывая глаз от машущего ножом старлея. Нож очень быстро летал вверх-вниз и из стороны в сторону, при этом непрерывно вращаясь между пальцами его правой руки. Но сразу бросалось в глаза, что движения рук старлея были однообразны. За основу были взяты две восьмерки – вертикальная и горизонтальная. А восьмерка состоит из двух кругов, и в каждом круге имеется дыра. Вот в одну из дыр Андрей и направил свой кулак. Удар пришёлся в переносицу старлея. Нож улетел в дальний угол зала. Старлей крякнул и присел, зажав лицо руками. Андрей даже испугался: в первый же день человека покалечил. Он взял старлея под руку, непрерывно прося у него прощения, усадил его на скамейку. Тот достал носовой платок, закрыл им расквашенный нос, взял свою сумку, и, не говоря ни слова, вышел из зала. Андрей же, расстроенный происшедшим, пошёл чистить пистолет замполита. Минут через пятнадцать, замполит вошёл в кабинет со словами: «Тебя нельзя одного оставить. Стоило мне отлучиться, ты тут замполита из охраны чуть не убил. Мужики говорят у него всё лицо в крови, а он у нас таким крутым представлялся, как же, спецназ тренировал». Андрей сначала смутился, так, что и не знал, что и ответить, но потом уловил в голосе замполита довольные нотки и успокоился. Как бы в подтверждение этого, замполит сказал, глядя на Андрея: «Правильно, пусть не лезут». Андрей, как раз закончил чистить пистолет. Замполит проверил, тщательно осмотрев все детали, и коротко бросил ему: «Теперь собирай». Андрей долго возился с ударником, предохранителем и курком: они никак не хотели вставать на свое место. Наконец замполит сжалился над ним, взял пистолет из его рук и показал, что за чем и каким образом вставляется. Андрей внимательно следил за его руками, затем самостоятельно, раз двадцать подряд разобрал и собрал пистолет. Замполит поднялся: «Ну, хватит пистолет «мучать», пошли домой, завтра продолжим».

37.

На следующий день, когда Андрей пришёл в отдел, замполит уже сидел за своим столом и что-то писал. Они поздоровались, и замполит сказал: «У нас сейчас группа милиционеров проходит курс первоначальной подготовки. Сегодня у них по расписанию до обеда огневая, после обеда и до конца рабочего дня – приёмы рукопашного боя. Тебе и карты в руки. Сначала займитесь теорией, согласно закону «О милиции», потом неполная разборка-сборка, заодно и сам повторишь, это, что касается огневой. Физо, тоже начнёшь с теории: применение физической силы сотрудниками милиции согласно закону «О милиции», затем в спортзал. Особо их не жалей, но, конечно, желательно без крови. Вопросы есть – нет, ну и отлично. Сразу после планёрки я тебя представлю, и начнёшь». После окончания планёрки, как только вышли все действующие сотрудники, актовый зал начал заполняться молодыми людьми, одетыми еще кто во что. По их внешнему виду, а также по тетрадям, доставаемым откуда-то из-за пазухи, безошибочно угадывались люди, яростно грызущие гранит милицейской науки. Замполит дождался пока войдет последний из них, затем встал и представил им Андрея как нового руководителя курсов и преподавателя по огневой подготовке и рукопашному бою, и тут же, пожелав удачи, вышел. Андрей почувствовал себя великим Макаренко, когда остался один на один с группой. Он положил перед собой на столе закон «О милиции», но раскрывать не стал, чтобы все видели, что он и так все знает. « И так, вы учитесь уже две недели. Статьи 15, 16 уже выучили назубок. Поэтому мы останавливаться на них не будем, а просто освежим в памяти, заодно и познакомимся поближе». Он же не мог им сказать, что сам выучил их только прошлой ночью. Пока перечислили все пункты этих статей, он опросил одного за другим, всю группу. Потом, выручила неуемная фантазия, начал придумывать всякие случаи, которые могли бы приключиться в жизни, требующие от сотрудника милиции применения физической силы, спец. средств или табельного оружия. В конце, не доводя рассказ до логического окончания, он поднимал кого-то из группы и спрашивал: как бы поступил он в данном случае. Потом всей группой разбирали ответ. Таким образом, занятие превратилось в увлекательную дискуссию. Одновременно, Андрей пустил по рядам учебный пистолет Макарова вместе с плакатом по его разборке и сборке. После вчерашнего занятия с замполитом, он уже запросто показывал как быстрей и удобней его разбирать, и в каком порядке потом все собирается. В общем, занятие прошло на ура, даже не заметили, как подошёл обед. После обеда он собрал всех в спортзале. Первое занятие прошло как по маслу. Андрей чувствовал, что от него ждут доказательств того, что он может чему-то научить. А он, как научили в учебном центре, первое занятие решил провести жестко. Начиная с разминки, он не просто показывал какие-то упражнения, а делал всё вместе со всеми. Через пятнадцать минут с него также как и со всех, на пол падали крупные капли пота, а футболка на спине была мокрая. Всё равно ему было легче, чем остальным, и он прекрасно это понимал и жалел их, но вида не показывал. Основной принцип рукопашки: чем эффективней разминка, тем меньше травм при изучении приёмов - Андрей это помнил. Вместе с приёмами из обязательной программы по боевому самбо, разработанных ещё в 1936 году, он начал с первого занятия учить ребят приёмам современного боя с элементами из конфу, каратэ, дзюдо и стилей русского рукопашного боя. Четыре часа занятий прошло незаметно. По лицам уходящих, Андрей понял, что сделал всё как надо: его признали. После того как все разошлись, в зал вошёл замполит: «Ну, как дела? Много крови пролил?» «Да нет,- успокоил его Андрей, - без травм». «Ну что ж, давай, подведём итоги первого дня. Что скажешь? Трудности есть? – спросил он затем. «С физкультурой нет, а вот с пистолетом еще трудно». «Ничего, нагоним. И постреляем – тир у нас свой, ни у кого просить не надо. Кстати, ты там ещё не был, одевайся, пошли». С этими словами он встал и вышел из зала.

38.

Когда Андрей спустился к дежурке, замполит уже ждал его со свёртком мишеней под мышкой и оттопыренными карманами, набитыми коробками с патронами. Они обошли здание отдела вокруг и спустились в подвал. Подвал под зданием отдела оказался разделен в длину стенкой из бетонных блоков на две равные половины. «Там,- замполит показал на вторую половину, после того как включил свет,- хозяйство старшины, а здесь наше». Андрей осмотрелся. Прямо перед ним стояли два стола с надписью: место раздачи боеприпасов. Влево от входной двери была сложена стенка в полкирпича с четырьмя проёмами для стрельбы с надписью: огневая позиция. Окошечки были пронумерованы. У дальней стены стоял сколоченный из досок щит, на него-то замполит и прикрепил мишени. Щит был весь, снизу доверху, в дырках от пуль. Андрей, глядя на это, подумал: «Да, стреляют здесь круто. Судя по следам на стенах и справа, и слева, не попадали не то что в мишень, а и в щит». Замполит вернулся на позицию, встал к четвертому окошечку, достал из кобуры пистолет, дослал патрон в патронник и изготовился к стрельбе, вытянув вперед правую руку с пистолетом. Андрей, видя это, зажал уши пальцами. Замполит, тщательно прицеливаясь, выпустил, выстрел за выстрелом, всю обойму. Андрей, смотрел на мишень, стараясь разглядеть отверстия от попаданий. Все восемь были в черном поле мишени – это уже здорово. Замполит вытащил из пистолета пустой магазин, положил его на стол и кивнул Андрею: «Пойдём, посмотрим». Подсчитав, выбитые замполитом очки, Андрей сделал вывод: стреляет он на «отлично». Тем более, если учесть, что пистолет Макарова – не оружие для спортивной стрельбы из-за того, что ствол у него слишком короток, что приводит, в результате, к большому разбросу. Замполит снарядил магазин и положил его рядом с пистолетом и обратился к Андрею: «Тебе приходилось когда-нибудь стрелять из пистолета?» «Когда-то стрелял, ещё в армии». «На, попробуй». Андрей взял из его рук пистолет с магазином, вставил магазин в рукоять, дослал патрон в патронник и вытянул руку, изготовившись для стрельбы. «Огонь!»,- скомандовал замполит. Эхо от его команды ещё не успело затихнуть, а Андрей уже закончил стрельбу. «Круто,- только и вымолвил замполит,- если ещё и попал: с меня пиво». Все восемь выстрелов были в мишени, правда, с большим разбросом. Очки считать не стали: бесполезно, копейки: «Ну, вам за пивом»,- с довольной ухмылкой сказал Андрей. «А тебе чистить пистолет»,- парировал замполит. Выстрелив ещё по две обоймы, они поднялись в кабинет. Замполит достал из сейфа принадлежности, масло, ветошь и положил всё на стол перед Андреем: «Действуй, я в магазин пошёл». Ходил он почти час. Когда пришёл, пистолет уже был собран и лежал на его столе. Он поставил перед Андреем бутылку водки: «Давай, за первый твой рабочий день». Они выпили, закусили, и замполит рассказал Андрею о себе. О том, как закончил сначала среднюю школу милиции, потом высшую. Учился направленно – на работу с кадрами: «…так что по специальности и работаю». «Тебе тоже надо учиться. Весной будет набор в учебные заведения МВД, мы направим тебя, если конечно захочешь. У нас, вообще-то, направляют на учебу только со стажем не менее трёх лет, но я думаю, для тебя мы сделаем исключение. Ты, сразу видно, человек серьёзный: по всему видно сработаемся». Андрей поблагодарил и, в свою очередь, попросил разрешить ему, в личное время, заниматься в спортзале с детьми. Замполит только кивнул, мол, замётано, можешь начинать хоть завтра. «Только одно условие: бесплатно, и больше внимания обращай на детей, которые состоят на учёте в детской комнате милиции. А так, дело доброе – кто-то ведь должен их воспитанием заниматься, и для отдела это пойдёт в зачёт как профилактическая работа среди подростков»,- подытожил он.

39.

И началась у Андрея веселая жизнь: спортзал – актовый зал, который по старинке называли ленкомнатой, да тир. И так по двенадцать – шестнадцать часов в день, включая выходные. Он перестроил спортзал: там стало, как будто, больше места. Перекладину, занимавшую чуть не весь зал, убрал вообще, маты и железо сложил в противоположные углы, посредине повесил грушу, напротив, на стенку – большое зеркало. Набрал группу ребят: к нему пришли и те, кто занимался у него раньше и ребята, которые жили недалеко от отдела. Желающих было на много больше, чем спортзал мог вместить. И всё равно, он ни кому не отказывал. Из своего опыта он знал, что через две, три тренировки, они начнут отсеиваться, многие просто не выдержат предложенных нагрузок и просто перестанут ходить, поэтому, как бы ни было тесно в начале, он допускал всех желающих. Вместе с ребятами на тренировки стали ходить и некоторые милиционеры. Зима прошла незаметно. Весной в отделе начали отбор желающих поступать в учебные заведения МВД. Написал рапорт и Андрей. Были среди начальства такие, которые выступали против того, чтобы посылать его учиться, мол, пусть сначала стаж заработает, себя покажет, но замполит, как и обещал, выступил в его поддержку, и, таким образом, первый отборочный конкурс он прошёл. Решено было направить его в Московский юридический институт МВД. Сразу же после того, как прошёл по конкурсу, в свободное от основной работы время, он засел за учебники. Набрал у знакомых, у ребят из секции, одних историй так не одну стопку. Историю он любил, а юридическое образование, для него с детства вообще было недосягаемой мечтой. Недосягаемой, потому, что поступить в юридический институт без блата и без денег, в то время, было просто не реально. А тут такая возможность: грех не воспользоваться. Июль подошёл незаметно – пора вступительных экзаменов. От отдела, на поступление в Московский юридический институт МВД направили десять человек. Андрей, добровольно, взял на себя роль старшего группы. Они с усердием выясняли у тех, кто уже там учился, в какой гостинице лучше, а главное дешевле, остановиться, что брать с собой. Ответ на этот вопрос был один: берите больше денег – Москва деньги любит, да спирта с нашего винного завода, чтоб там, на водку не тратиться, а главное голову: уж если в ней ничего нет, что хочешь, бери, ничего не поможет. Собрались, поехали. Десять человек, в форме милиции, с большущими тяжеленными сумками, набитыми едой, учебниками да одеждой на смену – картинка из юморески не иначе. Что не говори, а в Москве им предстояло прожить ровно месяц. Первое построение, напутствие старого генерала, потом дрожь в коленках перед каждым экзаменом и вот, наконец, результат: он поступил, из их группы не поступило только трое, они уже уехали домой, а новоиспеченные студенты вовсю расслаблялись на установочной сессии: лекции, пляжи, по вечерам – бары, даже домой уезжать не хотелось, но пришлось. По дороге домой планировали: вот приедем, сразу же начнём контрольными заниматься, литературу искать.

40.

Где там, по приезду, всех их, с головой затянула рутина повседневных дел и забот, на работе, дома. Андрею, пользуясь перерывом в занятиях, надо было сделать хотя бы небольшой косметический ремонт и в спортзале, и в тире. И он с усердием взялся за эту работу, тем более что другой, на данный момент, просто не было. Так прошло лето. Осенью начались занятия с новой группой новоиспеченных милиционеров, с детьми в секции, плюс занятия со всем личным составом отдела по боевым приёмам борьбы и огневой подготовке. Андрей опять был загружен, как говорят, на полную катушку. Времени на учебу, да и на всё прочее совсем не оставалось. Не смотря ни на что, такая жизнь ему нравилась.
Поздней осенью произошло событие, которое кардинально изменило его взгляды на работу милиции, да и вообще на жизнь. Как-то, уже довольно поздним вечером, он занимался в спортзале, в гордом одиночестве. Вдруг топот по коридору и в спортзал ввалился запыхавшийся помощник дежурного и, задыхаясь, выпалил: «Опера – Володьку тяжело ранили в перестрелке с бандитами. Его напарник убил одного, остальные разбежались. Начальник приказал вооружить всех, кто есть в отделе. Вызвали СОБР., они скоро будут. Будут прочёсывать город, искать убежавших». Андрей быстро оделся и спустился в дежурную часть. По коридору первого этажа уже сновали люди в пятнистой униформе, вооружённые автоматами – это и были бойцы СОБРа. Когда Андрей подошёл к дежурке, то попал на глаза заместителю начальника отдела, который здесь и командовал. Он сунул Андрею в руки укороченный автомат и приказал, показав на стоявшего с ним рядом собровца: «Поедешь с ними, покажешь город». И обращаясь к собровцу: «В общем, вы работаете, бары и ресторан, ну а мы проедем по «блатхатам». Вопросы есть, нет, тогда вперёд». Андрей в первый раз наблюдал, как работают собровцы. Железная дисциплина, порядок, в любой ситуации, каждый чётко знал своё место. Беспрекословное подчинение приказам командира – то же самое, что и в спецназе. Все роли были распределены заранее: один – открывал двери; второй командовал: «Милиция. Всем оставаться на местах», остальные обходили посетителей, осматривая подозрительных и проверяя у них документы. «Вот это работа»,- подумал Андрей, глядя на происходящее широко раскрытыми глазами, стараясь впитать и запомнить как можно больше. Так, одно за другим они объехали все питейные заведения города. Результат был впечатляющий: шестеро задержанных, изъято три единицы огнестрельного оружия и пакетик вещества, похожего на наркотик. Так, что когда подъехали к отделу, их уазик – «буханка» был набит до отказа. Когда командир группы докладывал начальнику отдела о результатах рейда, к ним подбежал дежурный и обратился к начальнику: «Только что позвонили из больницы, Володе сделали операцию, он потерял много крови, срочно требуется кровь четвертой группы». «У меня четвертая,- вскрикнул Андрей и уже к начальнику,- разрешите товарищ полковник». Тот в ответ коротко бросил: «Конечно, бери мою машину и в больницу. От туда позвонишь». Когда Андрей приехал в больницу, в коридоре у входа в реанимацию толпилось человек двадцать оперов и следователей с отдела. К нему сразу подбежали несколько человек: у тебя и вправду четвертая? В ответ он ничего не говорил, а только кивал головой. Из отделения реанимации вышел врач: «Кто с четвертой группой?» «Я»,- ответил Андрей и подошёл к нему. Тот только мельком глянул на него: «И всё? Раздевайтесь»,- бросил он Андрею и шагнул назад к двери отделения, готовый за нею скрыться. Андрей снял верхнюю одежду и обувь и пошёл за врачом. «Ранение тяжелое, повреждена печень. Он потерял много крови. Надо, хотя бы, литра полтора, а больше никого нет. Не возражаешь, если мы возьмем у тебя немного больше, чем собирались, ну скажем грамм семьсот?»- выпалил врач Андрею по дороге в операционный блок. «Берите сколько надо,- ответил Андрей,- не жалко, лишь бы помогло». Через некоторое время он вышел в коридор, слегка покачиваясь. Голова немного кружилась, как будто выпил. Его сразу окружили ожидавшие в коридоре: «Ну, как он? Ты его видел?» Андрей только мотал головой: «Нет, не видел. Не знаю». Когда он оделся, к нему подошел опер, который был в тот момент с Володькой и убил мужика, который в него стрелял. «Ну что, нашли, кого-нибудь?»- спросил он про рейд по барам и ресторанам. «Результаты есть, есть задержанные, но те или не те – не знаю»,- ответил Андрей, спускаясь за ним по лестнице в приёмный покой. В дальней комнате приёмного покоя на носилках лежал убитый бандюга. Рубашка на его теле была расстёгнута. Кожа была красно-бурого цвета от запекшейся крови. Чётко видны были входные отверстия от пуль: две попали в грудь, одна в живот. Пока Андрей осматривал убитого, ему рассказали, как всё произошло. «Работали мы с Володькой по квартирным кражам. Пошли проверить одну блатхату, по информации там скупали краденное. Володя шёл чуть впереди меня. Не далеко от местной пивной точки, видим, кучка мужиков тилипается, вроде как подраться бы. Вдруг у одного в руке пистолет и сразу выстрел. Ну, Володька как шёл первый, сразу свой выхватил и к нему: «Брось оружие, стрелять буду». А этот, даже не повернулся в его сторону, направил пистолет и выстрелил два раза. Расстояние то было не больше пяти метров. Обе пули Володьке в живот, через печень и навылет. Он сразу упал, как будто споткнулся, а я в этого. Вызвал дежурную машину, обоих погрузили и в больницу. Володьку сразу в операционную, сказали, что серьёзно повреждена печень, но вроде как шансы есть». Когда они поднялись назад к операционному блоку, Володька уже умер, они это поняли по слезам на лицах людей, дежуривших в коридоре. Они, молча, спустились к выходу из больницы, там стоял отделовский автобус. «Всё, поехали в отдел»,- скомандовал кто-то, вопросительно глянувшему водителю. В отделе уже все знали о том, что Володька умер – все ходили по отделу как пришибленные. Собровцы, уже отработали по своим каналам задержанных и уехали к себе на базу. Теперь за них взялись опера с угрозыска. Не смотря на то, что время было уже почти утро, никто не расходился. Андрей сдал автомат в оружейную комнату, ушёл к себе в спортзал и сидел там один, опустив голову на ладони. Эта ночь вывернула всю душу на - изнанку. Разом поменялись все критерии, с которыми он подходил к работе милиции, да и к жизни вообще. Володю он знал недавно, они, примерно в одно время пришли в отдел, он чуть пораньше. Андрей знал, что он ещё не был женат, жил с родителями и младшим братом, у которого уже была семья, он тоже работал в уголовном розыске. Он - то его туда и привёл совсем недавно. Поэтому, его было просто по-человечески, жаль. Уставший головной мозг Андрея сверлили совершенно другие мысли: что же это такое делается? В какой стране мы живём? Что такое стало вдруг с людьми? Что ждёт нас и наших детей в будущем? Да и будет ли оно вообще это будущее после того, что творится теперь? Перед глазами, одно за другим, проплывало на днях увиденное: машина, ярко расписанная надписями на немецком языке, опять гуманитарную помощь привезли. К этой машине, со стороны водителя длинная цепочка местных мужиков. Водитель, каждому в руки, раздаёт по сигарете. А позади водителя, на лежаке, сидит девушка и, смеясь, снимает всё это на видеокамеру. «И что же это за жизнь такая настала, когда каждая пьяная драка заканчивается либо поножовщиной, либо перестрелкой? Безнадзорного оружия на руках развелось - не меряно. А правила по его применению существуют только для милиции. Вывод напрашивался сам собой: кто-то должен навести порядок, и кто его наведёт, если не тот, кому это надо? Как работает СОБР. Любо – дорого посмотреть. Вот бы нам так! А почему бы и нет? Надо попробовать, а там видно будет – вдруг что-то получится». До утра он так и не уснул, весь остаток ночи проворочался под тёплым боком жены. В голове роился целый улей мыслей, которые Андрей, как ни старался, никак не мог построить в определённом порядке. Легко сказать, ведь, сколько всего нужно, чтобы вот так работать? В первую очередь надо подвести под всё это дело законодательную базу, то есть создать основополагающие бумаги, потом надо подобрать людей, предварительно рассчитав их количество, необходимое для работы в городе. Отобрать людей самых лучших, самых способных, но так, чтобы это было не в тягость им и отделу, ведь всех их надо будет одеть и обуть, обучить и вооружить. Утром, сразу после планерки, Андрей пошёл в местное отделение борьбы с организованной преступностью. Там работали два человека: начальник отделения, это был тренер по каратэ, которого он хорошо знал, второй – опер, работал недавно, с ним он только познакомился. Их уговаривать долго не пришлось, они были только «за». Обстановка в городе складывалась сложная: квартирные кражи, грабежи, вымогательства перестали быть присущи только для больших городов и в сводках происшествий за прошедшие сутки, по отделу, фигурировали чуть не каждый день. И им было бы гораздо сподручней, если бы силовая группа была при отделе. Со своей стороны они пообещали всяческое содействие в работе с УБОП и командованием СОБРа. С этим и пошли к начальнику отдела. Тот, молча, выслушал и пообещал обсудить это с замами и дать ответ к концу дня.
Вечером он сам зашёл к Андрею в спортзал: «Что ж, твоя идея – тебе и карты в руки, дерзай».

41.

Весь следующий день Андрей посвятил подбору людей в группу. Было решено, что заниматься и работать члены группы будут без отрыва от основной деятельности, а вознаграждением за работу им будут благодарность и память потомков и это всё, что можно гарантировать. Поэтому, отобраны в неё, должны быть действительно энтузиасты, готовые работать день и ночь за редкое «спасибо». Десять человек Андрей набрал довольно скоро. Основной упор в подборе кадров делался на занятия спортом. Организованные группировки, в основном, состояли из спортсменов: качков, самбистов, боксеров, и чтобы им противостоять, надо было быть и тем, и другим, и третьим. Когда документы о создании группы были подписаны начальником отдела, Андрей поехал с ними в управление по борьбе с организованной преступностью. Там он познакомился с командиром СОБРа. Это был добродушный и в то же время очень сильный человек. Сила чувствовалась во всём: в движениях, спокойном и ровном голосе, в общем, настоящий полковник. Андрея ему представили как командира свежесозданной группы быстрого реагирования при райотделе. На его просьбу поучить и постажировать людей, полковник ответил: «Что ж, дело нужное, в любое время добро пожаловать. Только тяжело будет. Мы ведь живем, как Суворов завещал: «Тяжело в ученье – легко в бою», три дня учимся – один работаем». «А отдыхаете когда?»- выпалил Андрей. На это командир с усмешкой ответил: «Отдохнём на кладбище. А чтобы отсрочить отдых как можно на дольше, надо шевелиться, надо работать. Кстати, весной мы сдаём на краповые береты, присоединяйтесь!». Домой Андрей уехал полный впечатлений от новых знакомств, нагруженный под завязку учебными пособиями и литературой. В отделе его ждала ещё одна новость. Начальник договорился со спонсорами профинансировать покупку формы и спецсредств для группы, Андрею нужно было только найти, где всё это можно купить? Выручил всё тот же полковник. Он дал Андрею адрес и рекламные буклеты Ленинградского научно-исследовательского института МВД РФ. Там производили и разрабатывали новые виды формы и спецсредств для милиции. Съездить туда и истратить деньги спонсоров – дело копеечное. Жалко было одного – денег мало. Там такого ему показали: формы любой, на любое время года, бронежилеты от двадцати килограмм до двухсот грамм, в общем, у Андрея глаза разбежались. Но средств хватило лишь на легкие костюмы «тень», обувь, он взял легкие полуберцы, куртки зимние – «снег», маски. Всего взял двенадцать комплектов: десять для группы и два для начальника, как было заказано. Но одеть и обуть группу, это всего лишь полдела. Прежде, чем выйти на работу, надо научиться работать, и Андрей договорился о двухнедельной стажировке группы в СОБРе.
Бойцы СОБРа их встретили довольно холодно: «А, очередные выскочки, посмотрим». В то время как для людей из группы это воспринималось не как испытание, а как приключение, призванное разрядить серые рабочие будни. СОБР. жил по своему распорядку. Из четырех взводов один, сутки дежурил, второй отсыпался, третий, работал с оперативниками УБОП, четвертый, с утра до вечера занимался по отдельной программе, начиная с боевых приемов борьбы и физподготовки, далее тактика проведения спецопераций и изучение различных систем вооружения, включая огневую подготовку. Андрей с командиром СОБРа составили план стажировки группы, согласно которому день они занимались с учебным взводом, а потом переходили в распоряжение дежурного. На занятиях было очень интересно. Они, не редко, превращались в дискуссию, в спор о том, как работать эффективнее. К людям из группы бойцы сначала относились, насторожено, а по ходу занятий все смешивались так, что к концу дня группа и учебный взвод представляли из себя единую команду, готовую к выполнению любых задач. А первый выход на работу с СОБРом – это незабываемо. Вечером, опера отрабатывали полученную за день информацию. Сначала накрыли большой бар в центре города. Там даже пикнуть никто не успел, как все посетители и персонал были построены по стенкам, те же, кто пытался сопротивляться, лежали на полу с широко раскинутыми руками и ногами. Итог: четверо задержанных, изъяты: пистолет иностранного производства и четыре чека – наркотики. Всех задержанных отвезли в местный отдел милиции и, оформив все подобающие бумаги, поехали дальше. Спальный район города. Здесь в одной из девятиэтажек была квартира скупщиков краденного, по информации, не брезговали они и наркотой, и оружием. По дороге проверили две легковые машины с бритой молодежью, ничего не найдя, отпустили. По лестнице на восьмой этаж влетели на одном дыхании. К двери подошёл боец с кувалдой. Два сильных удара по замку и дверь распахивается. Когда влетели в квартиру, прямо посреди прихожей сидела большая немецкая овчарка и расширенными глазами смотрела на них. От такой наглости у неё, видимо, в «зобу дыхание спёрло», она только судорожно хватала раскрытым ртом воздух, но, ни гавкнуть, ни рычать не могла. В квартире находились только бабушка с внучкой. Вперёд вырвался опер: « Это квартира тридцать два? Как тридцать шесть? Тьфу ты, нам этажом ниже»,- бросил он, разворачиваясь на каблуках. Все повернулись и побежали за ним, а обалдевшая бабушка так и осталась стоять с раскрытым ртом. Кувалда больше не понадобилась – дверь как-то сама упала. Когда Андрей вошёл и огляделся, в квартире присутствовали четыре мужчины, которые уютно расположились на полу «ёлочкой»: голова заднего лежала между ног переднего, и одна женщина, которой позволили сидеть. Их здесь явно не ждали. Квартира напоминала склад «барахла»: чего тут только не было. «Ну, здесь работы надолго»,- заключил опер, и принялся вызывать управление по рации. Оперативная группа прибыла минут через тридцать, за это время СОБРовцы успели произвести беглый осмотр квартиры, нашли обрез и порошок, сложили всё это на стол в большой комнате, передали прибывшей опергруппе, так сказать: с рук на руки, и спустились к машине. После приезда в казарму, долго не могли успокоиться. Впечатлений у всех было, что называется «выше крыши». Адреналина в крови было столько, что она до сих пор бурлила как лава в вулкане, угомонились только под утро. И так до конца командировки: весь день занятия, вечером, ночью – работа. К концу срока командировки и они, и к ним привыкли на столько, что из группы – никому не хотелось уезжать, а бойцы СОБРа уже считали их за своих и были бы непротив, если бы они остались. Недоверия не осталось и следа. Теперь группа быстрого реагирования при ГОВД, представляла собой монолитную боевую единицу. Ну и как результат, было повторено приглашение на сдачу нормативов на краповые береты.

42.

В городе ещё никто не знал, что при отделе создана подобная группа. Что в области есть СОБР. – знали многие. Многие успели попробовать на себе их работу: их боялись. Этим грех было не воспользоваться. Работы для группы было много. В ту пору маленький городок был превращён преступными группировками в спальный район. Они «шухерили» где-то в соседних городах и областях, а сюда приезжали отлёживаться – отдыхать, тратить заработанные «праведным» трудом деньги. В силу этого в городе как грибы после дождя, открывались всё новые бары, рестораны, игорные заведения, процветали проституция и наркомания. В общем, город принадлежал товарищам «в законе». Такое положение вещей не могло устраивать ни местную милицию, ни начальство «сверху».
Местом сбора группы сделали спортзал отдела. В дальнем углу зала Андрей поставил шкаф, в котором развесили форму. Отработали схему сбора. К заранее условленному времени все приходили в отдел, вооружались, в основном автоматами АКСУ плюс табельное – пистолеты Макарова и спецсредства – наручники да черёмуха – вот и всё вооружение группы. Потом шли в спортзал, где переодевались в форму, кое-кто одевал бронежилеты. Андрей, да и некоторые СОБРовцы, успевшие ранее повоевать, относились к бронежилетам с пренебрежением: было очень много случаев, когда именно бронежилет становился причиной гибели бойцов. Без бронежилета, в случае прямого попадания, пуля прошла бы «на вылет» и боец был бы ранен, но остался бы жить. А в бронежилете – пуля пробивает его переднюю стенку, затем тело, а пробить вторую часть бронежилета у неё не хватает энергии и она рикошетит: снова через тело, рикошетит от передней пластины и так, пока её энергия вообще не иссякнет. В результате, все внутренности бойца как в мясорубке побывали и исход один. Пока переодевались, Андрей объяснял общую задачу операции и ставил персональную задачу каждому. К опять же заранее обусловленному времени к подъезду подъезжал отделовский автобус с сидящими там операми. Группа грузилась, и они ехали на работу.
Самые весомые результативные выезды оказывались после рейдов по местам, где «крутые» расслаблялись – это бары, рестораны, сауны. Да и с рейдов по квартирам, где занимались скупкой краденного, другими тёмными делишками, с пустыми руками не возвращались. Среди «добычи» было оружие, наркота, «левые» товары. И всякого народа задерживали, особенно по началу, много. Методы работы были те же, что и у СОБРовцев, поэтому в городе были уверены, что это они приезжают. Примерно раз в месяц, случались и выезды в другие города, так сказать, по обмену опытом. Эта работа привносила в жизнь Андрея какую-то пикантную изюминку и, не смотря на то, что делалась она им и ребятами, членами группы, забесплатно и исключительно в своё личное время, так сказать, на голом энтузиазме, они подходили к ней со всей ответственностью. На тренировках, зачастую, пол в спортзале был мокрым от пота и крови.

43.

И тренировки на секции рукопашного боя, которые он по-прежнему проводил с детьми три раза в неделю, Андрей так же проводил в жестком стиле. Он всё повторял ребятам, которые у него занимались: «На улице никто не даст вам поблажки на то, что вы слабы физически или за то, что у вас приятный голос. Здесь на тренировке всё должно быть как на улице потому, что здесь всё можно ещё исправить». И ребята старались. Кто не выдерживал, просто переставали ходить, но желающих всегда было больше, чем мог вместить маленький спортзал. Для того чтобы поток желающих заниматься не иссякал, он всячески старался ребят заинтересовать. По его инициативе, под эгидой ассоциации каратэ Шотокан, в городе стали проводить ежегодные соревнования по фул-контакту среди школ рукопашного боя различных стилей. Своим ребятам он повторял: « Вы должны уметь драться с любым, невзирая на то, кто сейчас перед вами: боксёр, каратист, самбист или просто шпана». И ребята старались не подвести своего тренера. В конце концов, их просто перестали приглашать на соревнования: что толку вас приглашать, если за ранее известно, что вы всех побьёте?
Так для Андрея спортзал стал «вторым домом». Дома он теперь появлялся редко, да и ненадолго. Выходные посвящал учебе: брал задания и ехал в библиотеку, где просиживал весь день, пока его не выгоняли перед самым закрытием. По прошествии некоторого времени, он сам не мог понять, как жил без всего, что теперь его окружало, до сих пор. Все его думы без остаточка, были заняты работой, спортзалом, учебой. Он так жил, и казалось, ничему и никому другому в этой жизни просто нет места. Так казалось до тех пор, пока на пороге спортзала не возникла фигура симпатичной долговязой девчонки. Она появилась неожиданно. Был перерыв между занятиями, и он просто сидел и отдыхал. «Простите, я Андрея могу увидеть?» «Я вас слушаю. Что вы хотите?». Она, покраснев от смущения, подошла к нему, закрыв за собой дверь спортзала. «Мне сказали, что вы лечите болезни позвоночника. Не могли бы вы посмотреть меня?». Андрей ответил, что посмотрит обязательно и поможет всем, чем сможет, только в том случае, если она придёт в спортзал после восьми вечера, к тому времени он должен освободиться. К нему уже приходили с подобными просьбами, поэтому он ни сколько не удивился, хотя с чего всё началось и откуда всем стало известно о его увлечении китайской медициной, ему было не понятно.
Но за приходом этой девушки чувствовалось нечто большее, но что? Оставшиеся в этот день занятия он провёл как в тумане. Мысли сами по себе постоянно возвращались к приходу незнакомки. И вот, как только он попрощался с последними ребятами в дверь спортзала, предварительно постучав, заглянула она. «Можно? Может я не ко времени, вы уж извините». Вдруг треснувшим голосом Андрей сказал: «Ничего, ничего проходите. Рассказывайте, что вас беспокоит?». «Понимаете,- мило смущаясь, начала она,- у меня сильный сколиоз в поясничном отделе, такой сильный, что у меня неоднократно отнимались ноги. Я долго лечилась и в больницах и у бабок – всё перепробовала, и всё тщетно. Все принимаемые меры приносят лишь временное облегчение, проходит определённое время и всё начинается сначала. Вы моя последняя надежда». От этих слов Андрей смутился: «Я ведь тоже не Бог. Чем смогу – помогу. Раздевайтесь, давайте посмотрим». Густо покраснев, она сняла пиджак и блузку и повернулась к нему спиной. Андрей попросил снять ещё бюстгальтер и расстегнуть молнию на джинсах и подошёл к ней. Всё время, пока она освобождалась от одежды, он, видя её смущение, старался не молчать и засыпал её вопросами от банального «как вас зовут?» до «где вы живёте?» и «чем занимаетесь?», а так и не удосужился спросить: откуда она про него-то узнала? Глядя на её худощавую фигуру, Андрей решил, что ей девятнадцать-двадцать лет, сложена неплохо, вот позвоночник действительно кривой, причём в двух местах: в грудном отделе (правое плечо было значительно выше левого) и в поясничном. Поясничный отдел, вообще, был как бы сложен пополам. Андрей понял – травма и, чтобы убедиться в правильности сделанного вывода задал Лене (так её звали) наводящий вопрос. Она подтвердила его догадку: в семилетнем возрасте, она попала в аварию, когда возвращались с отцом от бабушки. Тогда она пролежала в больнице больше полугода. Врачи вообще говорили, что ходить она скорей всего не будет, но она пошла, а через год, примерно, даже бегала. Андрей покрутил её перед собой, заставил снять джинсы и пройтись. «А ничего,- отметил он про себя, глядя на девушку,- если бы не эта кривизна, её можно было бы назвать и стройной и красивой». «Что ж,- сказал он вслух,- случай тяжёлый, но чем смогу – помогу. Три раза в неделю надо будет приходить сюда, вы сможете?» она мило улыбнулась: «Надо, значит надо, конечно смогу». Они условились встретиться уже на следующий день. Лена пришла строго в намеченное время, вошла, предварительно постучав в дверь спортзала и сходу села Андрею на колени. Раньше такое смелое поведение девушки отшатнуло бы Андрея, сейчас же ему было приятно. Одно смущало: вдруг, кто войдёт, ведь рабочий день ещё не закончился. Он мягко отстранил её и закрыл изнутри дверь. Когда он вернулся к ней, она стояла уже в одних трусиках. «Я готова»,- сообщила она ему, улыбнувшись и отпустив на глаза шторы из длинных пушистых ресниц. Язык у Андрея вдруг распух и высох, поэтому, вместо ответа он только кивнул головой и взял её за плечи. Что было дальше, он помнил с трудом. Лена мягко вывернулась из его рук, повернулась к нему лицом и обвила своими руками его шею. В следующее мгновение их губы слились в продолжительном страстном поцелуе. Когда Андрей пришёл в себя, за окном было уже темно. Он сидел на гимнастической скамейке совершенно голый. Лена полулежала на ней. Её голова уютно примостилась у него на коленях. Глаза её были закрыты. Пушистые длинные волосы свисали до пола и приятно щекотали Андрею ноги. Андрей осторожно дотронулся до её лица, как бы желая убедиться: не сон ли это? Она открыла глаза и улыбнулась. Андрей что-то хотел сказать, но у него ничего не получилось: все слова, куда-то вдруг пропали. Так они ещё несколько минут просто молчали и улыбались друг другу. Первой в себя пришла Лена, она поднялась и начала одеваться: «Извини, мне пора». Андрей просто сидел и смотрел на неё: «продлись, продлись очарованье», потом тоже встал и начал одеваться. Когда он только надевал рубашку, она уже стояла перед дверью в плаще, распахни клетку и всё – улетит. «Когда мы снова увидимся?»,- спросил Андрей, открывая перед ней дверь. «Завтра я не могу – в институте занятия допоздна. Может послезавтра?»,- сказала она, целуя его в щёку. «Хорошо, я буду ждать»,- сказал он уже ей вдогонку. С этого дня они стали встречаться регулярно. Со временем к ней привыкли и в отделе: стали пропускать в спортзал без расспросов, и ребята из секции перестали спрашивать: «Вы ещё остаётесь? Она там уже ждёт». Про её позвоночник Андрей не забыл: верхний сколиоз он выправил довольно скоро, а низ. К тому времени во всей её опорно-двигательной системе произошли такие изменения, что он решил его лучше не трогать вовсе.
Первыми ложку дёгтя в эту бочку мёда бросили опера с областного УБОП, когда привезли и показали Андрею пачку фотографий, на которых были сняты члены одной крупной преступной группировки. Да, да, среди толстых бритых рож, на многих снимках, была и его Лена. Он сразу узнал её и почувствовал, как кровь отхлынула куда-то в преисподнюю. Похолодевшими руками он перебирал оставшиеся снимки, уже ничего не соображая. В голове молотом стучала мысль: «Неужели это она? Как она могла?». В последнее время, по заданию из области, Андрей и его группа вели непосредственную охоту за этой бандой. В городе, на данный момент, они держали верх среди подобных себе группировок. Не брезговали ни чем. В их арсенале было всё от краж до вымогательства. Обходились без «мокрухи», но избивали и калечили людей с исключительной жестокостью. И вот, в последнее время, большинство выездов его группы оказывались холостыми. Он стал перетряхивать в уме все их разговоры с Леной. Его настораживали её расспросы о работе, но он никогда на них не отвечал, уводя разговор на другие темы. Ей не составляло особого труда просто вычислить дни, в которые он с группой может работать, раз встречались они через день. Вот и сегодня вечером она должна придти. Впервые Андрей и ждал встречи и боялся её. Она пришла как обычно. Подошла, чмокнула в щёку. «Привет. Как дела?»,- начала она, делая вид, будто не заметила, что он мрачнее тучи. «Пока всё нормально»,- ответил он ей. Затем воцарилось долгое молчание. Андрей не знал, как начать разговор и главное с чего. Рассказать анекдот или спросить обо всём напрямую – в лоб. Да боялся, но боялся не вопроса, а ответа. «Послушай,- начал он,- мы с тобой уже порядочно знакомы, а я о тебе совсем ничего не знаю. Расскажи мне о себе». «Что тебе рассказать, ты уж и так наверно справки навёл. Ты же все-таки в милиции работаешь». «Расскажи хотя бы о том, как ты меня нашла?»,- попросил он как можно спокойней. «Как нашла? Люди добрые подсказали. Хорошо, это должно было когда-нибудь случиться. Я прошу тебя, выслушай, не делай поспешных выводов. К моим друзьям зачастило маски-шоу (так у «крутых» называли набеги СОБР-овцев). Прошёл слух, будто при отделе милиции создана специальная группа и руководит ею человек из спортзала, и меня просто попросили узнать: правда ли, что в городе теперь свой спецназ, а заодно и за тобой присмотреть». «Ну и как, всё выяснила?» «Да подожди. Про группу им кто-то отсюда, из отдела сказал. Что ты думаешь, у вас тут все честные? В милиции продажных ещё больше, чем проституток летом на набережной. Я только один раз им сказала: когда ты работаешь. Больше меня про тебя и не спрашивали. Тебя многие знают. Один, Миша, говорил, что в детстве вы вместе мяч гоняли. Ты же жил на станции, а он туда к бабушке приезжал. Андрюш, я очень прошу, не гони меня. Мне без тебя будет очень плохо». Сказав это, она уставилась на него глазами полными слёз. «Прости, ну, пожалуйста!». «Казнить нельзя помиловать»,- вспомнил Андрей ребус из услышанной в детстве сказки. Так, где же поставить запятую? Простить, но как? За то время, что они встречались, она стала частью его самого. Прогнать её теперь, означало, сделать себе харакири. Нет, прогнать её Андрей уже не мог. «Что ж, надо признать этот удар достиг своей цели, один: ноль, следующий ход мой»,- подумал он про себя, а Лену спросил: «Ну и как же мы будем жить дальше?» «Как скажешь,- смиренно ответила она,- так и будет». Этот ответ решил всё. Андрей встал, подошёл к Лене, взял её за плечи и привлёк к себе: «Ладно, переживём».

44.

На какое-то время всё поулеглось. В жизни Андрея наметилась даже некая стабильность, хотя спокойной её вряд ли можно было назвать. Работа, спортзал, дом, семья, Лена: его всё время где-то не хватало. Своеобразной отдушиной ему служили сессии в институте: первая сорок пять дней, последующие – шестьдесят. Два месяца в Москве. Недаром же говорят, что смена обстановки и есть наилучший отдых. Единственное, что портило настроение так это наступившее вдруг безденежье. В отделе перестали платить зарплату. Единственное, что успокаивало – бедствовали не только они, а вся страна. А в Москве была совершенно другая жизнь. Шахтёры из Ростова стучали касками на мосту перед домом правительства, пенсионеры приторговывали всякой всячиной у магазинов и выходов из метро, а так называемые «новые русские» оставляли тысячи долларов в казино и прочих злачных элитных заведениях. Сам собою вставал вопрос: на что жить эти два месяца? Один бы он как-нибудь перебился, но их было трое из одного отдела и с первого курса вместе. Разрешилось всё как-то само собой. В одной из газет Андрею попалось на глаза объявление, в котором было написано, что недалеко от Москвы – в Зеленограде при общежитии института электронной техники существует гостиница с очень умеренными ценами, он съездил туда, познакомился с заведующей, персоналом и ему там очень понравилось. Он и раньше, когда жил в Москве, не раз бывал в этом городе и он всегда им восхищался. Зеленоград был построен как спальный район Москвы в лесу, в сорока километрах от неё, около маленькой деревеньки Крюково. Но строители не отвоёвывали, как повелось, землю под строительство у леса, а вековые деревья как бы сами раздвигались перед стройными корпусами новостроек, вследствие чего складывалось впечатление, что город вырос вместе с лесом. Просыпаешься летним утром: за окном птицы поют, в соседнем доме петухи кукарекают (и досюда дошла мода на натуральное хозяйство), какое-то время никак не поймешь: в Москве ты или в какой-нибудь деревне. И всё же это была Москва – какой-то час езды с одной пересадкой до центра, по меркам столицы это почти рядом. В один из свободных от занятий дней он привез сюда ребят, им тоже очень понравилось. В этот же день они заехали в один из номеров гостиницы и уже не изменяли ей до самого конца учёбы в институте. Договорились с дирекцией гостиницы, что плату за проживание с них возьмут чисто символическую, а они в свободное от занятий время и подежурят с вахтёрами на проходной, и проведут рейды по местным дискотекам, да и так помогут, мало ли когда чего перенести. Одним словом устроились с комфортом и почти бесплатно.
Однажды, уже на третьем курсе, по приезду с занятий, Андрей зашёл к директору гостиницы. Это была женщина чуть младше его. Родом она была из Беларуси, закончила МИЭТ, аспирантуру при нём и так и осталась здесь работать. Они разговорились, и она поведала ему, что за прошедший почти год три раза была на приёме у целителя. И так ей понравилось, что она стала приобретать соответствующую литературу и зачитываться ею. У неё были давние проблемы с позвоночником – сколиоз. Стоило чуть настудиться, как начинали беспокоить жуткие боли в спине. На что Андрей сказал, что с некоторых пор он занимается лечением, позвоночник это его амплуа и что он с удовольствием поможет ей. Она с интересом посмотрела на него: «Это правда? И когда ты можешь посмотреть?». На что Андрей с готовностью ответил: «Да хоть сейчас». Светлана, так её звали, молча, поднялась из-за стола и в сопровождении Андрея направилась к лифту. Так же молча, она вошла в комнату, которую занимала вдвоём с дочерью, пропустила вперёд Андрея и с вопросом: «Ну, и что дальше?» захлопнула дверь. Андрей даже смутился от такого прямого вопроса. «Покажи, пожалуйста, где можно помыть руки, и раздевайся пока»,- с этими словами он прошёл в ванную. Когда он вышел, Света стояла посреди комнаты, прикрывая обнажённую грудь блузкой. Он подошёл, взял её за плечи и повернул к себе спиной. Когда прошёлся по позвоночнику пальцами, то обнаружил, кроме сколиоза в грудном отделе, очаги остеохондроза на уровне, так называемых, верхних и нижних железных ворот: в шейном и поясничном отделе позвоночника. Его метод, по сути, был очень простым. Он не гнул и не ломал как современные костоправы, а просто накладывал свою ладонь точкой лао-гун на больное место, затем, собирал свою энергию в нижней дань-тянь в пилюлю и посылал её в руку. И так до тех пор, пока мышцы и соединительная ткань не разогревались до такой степени, что через них свободно прощупывались все выемки на остистых и поперечных отростках позвонков. Затем, приёмами простого массажа кости ставились на подобающее для них место, а излишки соединительной ткани просто разгонялись под кожей. Прошло буквально половина часа, когда Андрей сказал: «Всё, я закончил, одевайся», и прошёл в ванную мыть руки. Когда вернулся в комнату, Светлана стояла посреди комнаты, уже одетая, и, положив руки на бёдра, делала наклоны во все стороны. При этом на её лице было написано полнейшее изумление. «Слушай,- сказала она, наконец,- да ты просто кудесник. Ещё утром я не могла не согнуться, не разогнуться, так болела спина, а сейчас ничего не болит, хоть пляши. И я ровным счётом ничего не чувствовала, просто тепло там, где твоя рука и всё». И немного погодя: «Да тебе цены нет. Ты знаешь, сколько людей с больной спиной мается?» «Знаю, много,- ответил Андрей,- но мне всех не осилить. Да и тяжело это. Со стороны глядя, я вроде ничего не делаю, а на самом деле это работа и довольно тяжёлая». «Никто и не возражает, любой труд должен оплачиваться, ты прав. Сколько ты хочешь?» «Да нет, ничего, что ты? Я никогда не делал это за деньги». «Ну, хорошо, спасибо. А всё-таки зря. В Москве знаешь, сколько сейчас разных лекарей и колдунов развелось, знаешь, какие деньги они зарабатывают? И ты бы мог, в свободное от занятий время. Давай, я буду тебе человека по два по вечерам подгонять? И цены я узнаю, давай?» Андрея немало смутило это предложение, и всё же он согласился: «Давай попробуем, а вдруг получится». С деньгами становилось всё хуже и хуже. Случалось, что дома не было денег даже на хлеб, невзирая на то, что в семье двое работали. Но ему никогда не приходило в голову, что лечением других можно зарабатывать. Так, выкручивался, как мог.

45.

В прошлую сессию – на втором курсе, им первый раз не заплатили командировочные, и жить было не на что. Так он по объявлению в газете, поехал в один из ночных клубов, где проводились бои без правил на коммерческой основе, и записался на один из боёв. Дрался он много: работа обязывала, но тот бой запомнился ему особенно. В клуб он пришёл заблаговременно, переоделся и разминался в сторонке. К нему подошёл молодой человек, представился менеджером клуба и сказал, что драться ему предстоит с девушкой. Она обладатель третьего дана по кио-кусин-кай и он – Андрей, проиграет. Бой будет длиться до первой крови. Как только первая капля её упадёт на маты, рефери остановит схватку, при этом на девушке не должно быть ни царапины. Если всё так и произойдёт, Андрей получит, в качестве вознаграждения, двести пятьдесят долларов, если же по каким либо причинам произойдёт сбой, он не получит ничего. Убедившись в том, что Андрей всё понял, он взял его за локоть и подвёл к кулисам. За кулисами звучал громкий голос конферансье. Он громогласно перечислял мыслимые и не мыслимые титулы Андрея, не переставая напоминать гостям, чтобы они делали свои ставки. Кулисы распахнулись, и Андрей оказался перед ярко освещённым рингом. Менеджер легонько подтолкнул его в спину, и он перелез за канаты. Рефери схватил его за руку и заорал во всё горло: «Вот он наш деревенский бугай, встречайте». Зал взревел. Андрей попытался разглядеть лица сидевших в зале – бесполезно. Направленные на ринг софиты били яркими лучами света прямо в глаза. В это время к рингу подошла его соперница. Он догадался об этом по неистовому реву зала, значит, её здесь хорошо знали, и может быть, даже любили. «Ну, ты попал»,- подумал про себя Андрей и посмотрел в противоположный угол ринга. Он ожидал увидеть там этакую гром-бабу, но там стояла хрупкая девчушка, по габаритам меньше его примерно раза в два. Одета она была в белое кимоно, тонкая талия была перетянута, раз шесть наверно, чёрным поясом с вышитыми на нём японскими иероглифами. Она мельком посмотрела на него, потом повернулась к залу и начала, неистово выпрыгивая, размахивать руками и ногами, при каждой имитации удара, выкрикивая, что, было мочи, резкое «кия». «Ну, крутая,- подумал про себя Андрей,- не зашибить бы как». В этот момент она повернулась к нему лицом и бросилась в атаку. Андрей блокировал её удары на средней дистанции, не смея ударить в ответ. Зал свистел и ревел, как будто был полон сбежавшими клиентами ближайшей псих. больницы. Из-за спины Андрея раздался крик: « Бей тоже, маши в воздух». Андрей понял: это замечание адресовано ему. Он начал бить наотмашь, в воздух, а в голове свербила одна мысль: «Не задеть бы ненароком». Девушка, всё так же, прыгала перед ним, но так ни разу его и не достала. Так прошло минуты четыре, Андрею всё это уже надоело: скорей бы. Он перестал блокировать её удары, сделал вид, что устал и даже выставил лицо вперёд: «Ну, давай же». Это была ошибка всех, тогдашних, спортивных школ каратэ – удары нарабатывались «в касание». Она била Андрея по лицу, но её рука, только достигала цели, и сразу отдергивалась назад. Эффект от удара был такой, что и комара не убьёшь. Наконец Андрей изловчился и ударил своим ртом по выставленному ею локтю. От этого удара у него откололся передний зуб, осколок оцарапал губу, и от уголка рта у него побежала капля крови. Как только она упала на мат, как и обещали, поединок был остановлен. И во время, а то Андрей уже подумывал: «Хрен с ними с деньгами-то». После того как он вышел из душа, к нему подошёл менеджер, похвалил, отсчитал двести пятьдесят баксов и предложил заключить контракт на дальнейшее сотрудничество. Андрей на это сказал, что работает в милиции, а в данный момент находится в учебной командировке. Тот сразу попрощался и отошёл. Андрей вспомнил всё это и подумал, если получится с лечением, то больше не придётся драться за деньги, и то хорошо.

Часть 5.

46.

На следующий день, когда он вернулся в гостиницу после занятий в институте, вахтёр ему с загадочным видом сообщила: «Вас ждут». Возле лифта стояла Светлана и о чём-то усиленно жестикулировала ему. Андрей подошёл к ней. «Ой, привет. У меня в кабинете сидит дама, кто такая тебе говорить бесполезно, познакомишься. Скажу одно, муж у неё большая шишка в правительстве Москвы. Она прямо жаждет попасть к тебе на приём». Андрей насторожился: «Что ты ей наговорила?» «Ничего лишнего, только то, что ты лечишь позвоночник и это совсем не больно». «Ладно, пойдём»,- сказал Андрей, и они направились к кабинету Светланы. В кабинете сидела дама бальзаковского возраста, она мило улыбнулась, когда они вошли. «Андрей»,- Андрей представился и протянул ей руку. «Валентина Сергеевна, можно просто Валя». «Вы меня ждёте, слушаю Вас»,- Андрей сел за стол напротив её. «Видите ли,- начала она,- сейчас я работаю тренером по фигурному катанию в школе олимпийского резерва. В прошлом, как понимаете, сама фигуристка – заслуженный мастер спорта. Ещё в молодости два раза лежала в больнице с ушибом позвоночника, без травм разве можно? Тогда вроде всё зажило: я благополучно вышла замуж, родила двух сыновей. Сейчас уж младший учится в институте, старший – закончил, уже работает. И вот начала болеть спина, особенно на погоду, прямо невыносимо, нет покоя ни днём, ни ночью. Мне сказали, что Вы можете мне помочь, прошу Вас, я заплачу, сколько скажете». «Хорошо, я попробую,- ответил Андрей,- надо посмотреть, мы поднимемся в мою комнату?» «Зачем в твою?- вмешалась Светлана,- я уже позвонила дежурной, она откроет вам комнату рядом, она всё равно пустая».
Кроме остеохондроза, который в таком возрасте есть у всех, так как является нашей расплатой за прямохождение, Андрей обнаружил довольно большое уплотнение в грудном и почти такое же в поясничном отделе позвоночника. Он предложил Вале одеться, а сам отошёл к окну. Так, стоя у окна, не оборачиваясь, он рассказал ей обо всём, что обнаружил и добавил: «…если не возражаете, я попробую, но гарантий никаких дать не могу. Гарантировать могу только одно: хуже не будет». «Конечно же, я Вас очень прошу, попробуйте. Я уж к кому только не обращалась, бесполезно. Может, Вы сможете мне помочь, пожалуйста. Сколько я Вам должна?» Андрей смутился: «Ни сколько. Потом. Если будет толк, сколько дадите столько и ладно. Приходите завтра, примерно в это же время». Через некоторое время в комнату зашла Светлана. Андрей всё так же стоял у окна и, глядя на заснеженные крыши соседних зданий, о чём-то думал. «Ну что? Ну, как?»,- подошла она к нему. «Не знаю. Случай тяжёлый, всё застарелое, запущенное, но я попробую». И пошло. Андрей приходил в гостиницу, а его уже ждали, и он сначала лечил в соседней комнате и только потом шёл обедать. Вечером Светлана приносила ему по сто баксов, себе она брала столько же, комната её, клиенты тоже, так, что Андрей и не возражал – всё было по-честному. Он чувствовал, что с каждым человеком его энергетика крепчает, крепнет и уверенность в собственных силах. Его знание приобретало под собой крепкий фундамент практики. Да и заработок, о таком он даже не мечтал, плюс, жили они втроём два месяца сессии почти бесплатно, питались от пуза. И домой он вёз: и подарки на всю родню, и деньги. Но всё-таки, самое большое удовлетворение он получал, когда после второго или третьего сеанса человек распрямлялся, облегчённо вздыхал и, не переставая благодарить его – Андрея, уходил от него ровной легкой походкой. Когда лечил, он отдавался этому весь без остатка и никаких посторонних мыслей, как будто вся его сущность на время сеанса перетекала в пальцы. Пальцами он чувствовал, слышал, видел. Человек перед ним был как открытая книга перед усердным чтецом, весь как на ладони. В свою очередь это требовало от его определённых затрат энергии, получалось, что каждому пациенту он отдавал частицу себя и до какой-то степени роднился с ним. А как же иначе? Его так учили: в любом деле успеха можно добиться лишь тогда, когда отдаёшь ему всего себя без остаточка. До конца сессии сформировался целый список желающих попасть к нему на сеанс. Да и Андрей стал уделять этому больше и сил и времени. Это не замедлило сказаться на учёбе: сессия за третий курс стала самой тяжёлой. Он, правда, сдал её без задолженностей и в срок, но еле, еле на трояки. Всему виной были баксы. Когда они зашуршали в кармане, Андрея обуяла какая-то жадность – хотелось заработать как можно больше, он даже стал принимать не по два, а по три – четыре человека в день. Начали зреть планы об открытии кабинета для приёма больных там, дома. Тот факт, что сессию сдал кое-как, его ни сколько не огорчал: «Подумаешь – переживём». По приезду домой, и в правду, сразу пошли клиенты, хотя он ещё и не рекламировал себя нигде. Всё сделали сотоварищи, которые проживали с ним там в гостинице. Но сразу перед Андреем встали две проблемы: во-первых, в городе не было таких денег, как в Москве, люди были просто не в силах ему заплатить. Во-вторых, город был маленький, и слишком много у Андрея в нём было родственников, друзей, знакомых друзей, с них спрашивать что-либо просто язык не поворачивался. Отказать в помощи, в то же время, он никому не мог. Так и выходило, что многих принимал он просто за «спасибо». В то же время он заметил, что в Москве, хоть и брал он дороже, всё же работалось легче. Там люди отдавали деньги с чистым, легким сердцем. Здесь же по городу, от одного к другому ползли слухи: « Я пришёл к нему, разогнуться не мог, а уже через полчаса, ушёл, как ни в чём не бывало, и он с меня ни копейки не взял». «А ко мне, пять, раз приходил и каждый раз по сто рублей брал, а толку, мне кажется, никакого». Эти деньги приходились Андрею, мягко говоря, не в прок, а сеансы проходили тяжело, и желаемый результат от них, зачастую, не достигался, а если достигался, то очень большими затратами энергии со стороны Андрея. Поэтому ему пришлось научиться говорить «нет» или «не могу». Зато, когда он приехал в Москву в следующем году, у Светланы уже был составлен список, желающих попасть к нему на приём. Выходило по два человека в день, это, не считая повторных сеансов так, что Андрей был загружен до отказа.

47.

Два месяца пролетели незаметно. С учёбой тоже не было никаких проблем, то ли требовать от них стали меньше, то ли сами они стали умней, только сессии теперь сдавались без каких-либо проблем. Так было эту сессию и все последующие. Андрей приезжал в Москву: и учиться, и отдохнуть, и подзаработать, и всё успевал без особого напряжения. И вот государственные экзамены, диплом юриста-правоведа, Москва – мемориал на поклонной горе: всё, отучился. Кто-то из группы вспомнил, что ещё на первом курсе загадали: как получим дипломы, пойдём в парк Горького и прыгнем с «тарзанки». Что ж, пошли. Но ведь зима. Инструктора еле нашли, а уговорили его лишь тогда, когда скинулись по сто баксов и каждый написал расписку, что в последствиях прыжка никого не винит. Ощущения – не забываемые. У Андрея перед глазами, за те секунды, что он был в воздухе, промелькнула вся его жизнь. Мысленно он даже попрощался с родными. Но всё обошлось. Прыгнули все, исключение сделали лишь для девушек. Они просто стояли внизу и визжали при каждом прыжке. Потом пошли на Арбат, посидели в ресторане и разъехались кто куда. Андрей приехал в Зеленоград лишь под вечер. В вестибюле гостиницы к нему подошла Светлана: «Мы тебя уж давно ждём. Поздравляю»,- она чмокнула его в щёку. «Когда уезжаешь?» «Завтра, утром». «В комнате, где ты принимал, тебя ждут некоторые твои больные. Как же теперь с ними?» «Не знаю». Они поднялись наверх. В комнате их ждали двенадцать человек. На столе стояло шампанское, большой торт, конфеты, в вазе фрукты во главе с большим ананасом. Как только они со Светланой вошли, все, перебивая друг друга, начали поздравлять его с окончанием института, желать счастья и удачи в будущем. Андрей взял бокал с шампанским и обошёл всех. Здесь были и те, которых он смог вылечить, и те которым смог принести лишь временное облегчение. С первыми он прощался, вторых, как заболит, приглашал к себе в гости, оставив им свой домашний адрес. Шампанское выпито, торт съеден, все разошлись, они остались со Светланой вдвоём. «Ну, вот и всё,- Света стояла у окна, задумчиво глядя в темноту зимнего вечера, на крыши соседних зданий,- пять лет мы с тобой знакомы и больше не увидимся никогда. Ты звони, хоть иногда, пожалуйста». «Хорошо, я буду звонить»,- только и нашёлся, что ответить, Андрей. Воцарилось молчание, нарушил которое Андрей: «Ладно, пойду я собираться. Спасибо тебе за всё». «Будешь в Москве, милости просим»,- с печалью в голосе Света бросила ему в след.

48.

На работе и дома его с неделю все поздравляли с окончанием учёбы. А потом его вызвал к себе начальник отдела: «Ты у нас теперь дипломированный специалист, для нас непозволительная роскошь тебя в спортзале держать. Не думал ещё, где дальше то служить?» «Да нет,- ответил Андрей,- мне пока и у себя в спортзале работы хватает». Начальник снял трубку телефона и позвонил. Через некоторое время в кабинет вошла начальник следственного отдела. «Ну-с, мы вот считаем, что самое твоё место за столом следователя. Ирина Семёновна с удовольствием возьмёт тебя к себе». «Делов-то,- подхватила та,- пиши рапорт, завтра можешь приступать». Андрей знал, что противиться бесполезно, поэтому сразу согласился, попросил только, чтобы три раза в неделю к семнадцати ноль-ноль, его отпускали в спортзал, а он, в свою очередь, это время, в выходные отработает. На следующий день, он вышел на работу уже стажёром следователя. Ему сразу же указали стол в кабинете, прямо напротив старшего следователя, которого закрепили за ним наставником и приказали учить его премудростям работы следователя, оберегать, куда не надо не пущать. На стол перед ним выставили две пишущие машинки, правда, обе сломанные, и ворох папок, так называемых тёмных уголовных дел. Тёмное уголовное дело – это то, где преступление совершено, этот факт установлен, статья в уголовном кодексе имеется, а вот лицо, совершившее данное преступление обнаружить не удалось. Всё, что требуется от следователя при ведении подобных дел, это соблюдать все процессуальные сроки, то есть, вовремя составить и заполнить всевозможные протоколы и постановления. А думать о раскрытии, какое там, ведь этих дел-папок тридцать восемь и каждый день ещё несут и несут. Ну, Андрею досталось. В первую очередь надо было научиться печатать, а для этого, как минимум, нужна была печатная машинка. Для начала, он учился стучать по клавишам на сломанных. Сразу выявилось две проблемы: первая - пальцы редко попадали в нужную клавишу, они старались вместе с нужной выбить и последующую за ней букву, вторая проблема – это у Андрея никак не получалось рассчитать силу удара, от его ударов тяги в машинке либо гнулись, либо, где не нужно, распрямлялись. Глядя на его мучения, всем следователям было его очень жалко, но когда он просил у кого-нибудь машинки попечатать, все находили сразу множество причин, чтобы не давать. Так и мучался он, пока не купил свою. Прошёл месяц его работы следователем, и Андрея начали ставить на дежурство по городу и району в оперативной группе. На своё первое дежурство Андрей чуть не летел. Он знал, то есть, так учили, что большая часть совершаемых преступлений раскрывается по горячим следам, то есть в течение суток с момента обнаружения. Следователь на месте преступления руководит действиями всех членов оперативной группы. Его задача ничего не упустить, зафиксировать всё, каждую мелочь и задокументировать всё, в соответствии с законом. Так всё и есть, но тот ворох тёмных дел, что лежит в твоём сейфе никто не забрал. А времечко по ним тикает, и надо как-то успевать и с ними, и в опергруппе. К утру следующего дня вся романтика улетучилась. В голове Андрея господствовала одна мысль: поспать бы минут эдак, шестьсот. И ни какой романтики, только надо было ещё сдать все, наработанные за истекшие сутки, материалы, запланировать работу на завтра: подготовить необходимые бланки, разостлать повестки. Домой Андрей приплёлся, лишь к обеду. Проспал до утра следующего дня, беспробудно. Но трудности никогда его не пугали, наоборот, чем трудней, тем интереснее. «Ничего, научимся, освоим, привыкнем»,- успокаивал он себя и снова брался за дело. Так и работал: ни выходных, ни праздников и ни минуты свободной. С Леной расстался, на неё просто не оставалось времени, но тренировки, три раза в неделю – это уже было святое. Стоило ему сделать, по каким-либо причинам, хотя бы небольшой перерыв в занятиях, как у него начинали болеть все суставы, да так, что он спать не мог. Он и не противился: спортзал давно стал для него вторым домом, только там Андрей отдыхал и душой и телом. С группой работали всё реже. Бандюки всех форм прошли стадию накопления первичного капитала и теперь старались вложить деньги в легальные дела. За этим, что есть сил, лезли во власть, на все её уровни. В отделе сменился начальник, и всё: борьба с преступностью была выиграна преступностью со счётом много – ноль. Группу, всё чаще, старались куда-нибудь отправить, то в область, то вообще на Кавказ, вместе с областным СОБРом. Милиция, как силовая структура, разваливалась прямо на глазах. Андрея, да и других, всё чаще посещали мысли об уходе. Но решиться на этот шаг было очень тяжело. Как любая замкнутая силовая структура, милиция ломала человека «напрочь» и перекраивала его под себя. Так, что получалось, что до службы умел многое, теперь же не умеешь ничего. Не выдерживали, уходили некоторые, только через какое-то время возвращались назад, потому, что за что не брались, там, на гражданке, какое дело не начинали, ничего не получалось: через очень короткое время всё шло прахом.

49.

Именно в таком настроении пребывал Андрей, когда его вызвал к себе начальник отдела. Рядом с начальником сидел полковник из управления. Андрей знал его: в детстве на одной поляне мяч гоняли. «Ну, как тебе в следователях работается,- начал начальник издалека,- тяжело, небось?». «Да нет, ничего, вроде справляемся,- ответил Андрей, чувствуя, что разговор начат не просто так. И тут в разговор вступил полковник: «Тут дело такое: мы собираем сводный отряд в Чечню, уж не первый конечно. Сложность в том, что мы сами ещё не знаем, куда они поедут. Известно только одно: если раньше наши ездили на границу с Чечнёй, то этот отряд поедет в саму Чечню, а куда пока не известно. Что их ждёт, одному Богу известно, только легко не будет, поэтому нам хотелось бы хотя бы командиров назначить опытных, так сказать, уже нюхавших порох. От вашего отдела поедет тринадцать человек, в основном из ППС. Так вот, нужен командир роты, я и приехал, собственно, по твою душу. Мы много думали, кого послать, вышло так, что твоя кандидатура самая подходящая. Ты подумай, но не очень долго, твой положительный ответ мне нужен после обеда, то есть в четырнадцать ноль-ноль». Андрей повернулся и вышел из кабинета, он сел за стол, у себя в кабинете и уставился неподвижным взглядом в постановление, которое до этого печатал. «Что-то случилось?- спросил сидевший напротив наставник,- этот, из управления, по твою душу приехал?» Андрей только покачал головой в знак согласия и ничего не ответил. Ясно одно – как следователь, он начальство не устраивает, его хотят сбыть, Чечня просто повод. А если так, то на вопрос: ну, каков ваш положительный ответ? Можно сказать только одно: согласен. С тем он и пришёл к начальнику: «Согласен, только у меня просьба: людей из ППС я сам наберу». «Вот и договорились, мы очень рады. Приказ по отделу будет завтра же, а сейчас сдавай дела своему наставнику,- начальник многозначительно похлопал его по плечу. Домашних Андрей огорошил вечером, за ужином: «Через две недели уеду в командировку на три месяца в Чечню, точно куда, пока не знаю. Две недели дали на формирование отряда и на сборы».
Эти две недели пролетели как один день. О том, что едут они туда, где война, помнила, кажется, только его мама: в один из дней, она повела его в собор. Там священник надел на его шею серебряный крест на блестящей серебряной же цепочке и благословил на ратные подвиги, а мама взяла для него бутылку святой крещенской воды. И вот назначенный день. Четыре Икаруса да бортовой МАЗ в сопровождении машины ГАИ под вой сирен проносятся по городу. Что их ждёт? Да, какая собственно разница: будут проблемы, тогда их надо и решать. А пока: дорога дальняя, за окном автобуса конец зимы. По обочинам летящей на встречу дороги грязный февральский снег. Будь, что будет. И так, с песнями, до самого Моздока. Перед самым городом устроили привал, чтобы привести себя в порядок, раздать оружие, всё-таки штаб группировки впереди. Штаб группировки размещался в невзрачном кирпичном здании на окраине Моздока. Туда беспрерывно входили и выходили по разному вооружённые, одетые в камуфляж, люди. Сопровождавший отряд уже знакомый полковник, собрал командование отряда и повёл в штаб для доклада и дальнейших распоряжений. В конце-концов, их подвели к какому-то милицейскому генералу: «А…, милиция. А…, отряд. Куда? Сейчас посмотрим. В Урус-Мартане у нас отряд оренбургских стоит, завтра они снимаются и домой. Там три блокпоста. Место, в общем-то, тихое, да что вам говорить, там же рядом ваш ОМОН стоит. В общем, получайте на складе продовольствие и вперёд. Утром вы должны быть там, на месте». При слове Урус-Мартан все переглянулись: это где? Ладно, когда привезут, увидим,- решили каждый про себя и пошли назад, к автобусам, в то время как сопровождавший их полковник пошёл расспрашивать о дороге. Когда вышли на улицу, Андрей огляделся. Бронетранспортёры с солдатами на броне по углам здания, не далеко в поле два, зарытых по башню в землю, танка, барражирующие над крышей штаба вертолёты: всё говорило о том, что война где-то рядом. Всю дорогу, до самого Моздока, никто всерьёз не задумывался о том, что их ждёт в ближайшем будущем. Командиры отряда пытались внушить всем серьёзность момента, но у них ничего не получалось. Вырвавшиеся из повседневной рутины рабочих будней и семейных оков, милиционеры ни о чём не желали слышать: водка и спирт всю дорогу лились рекой, из автобусов звучали то русские народные, то блатные песни – люди расслаблялись. Обстановка, окружавшая штаб группировки в Моздоке, к расслаблению не располагала. Здесь, сразу все как-то притихли, посерьёзнели, все команды исполнялись быстро, без пререканий. Андрей огляделся снова, и ему показалось, что всё это он уже где-то видел, всё это с ним уже было: ах, да Кабул – а, похоже. «Андрюха, ты как здесь?»- услышал он за спиной чей-то окрик. Он повернулся в ту сторону: с подъехавшей только что машины спрыгнул на землю бородач в камуфляже с автоматом на - перевес и бросился к нему с раскинутыми руками. «Серега, ты? Тебя и не узнать, как зарос»,- Андрей обнял подбежавшего вояку. Это был командир одного из отделений областного СОБРа. «Как дела у вас, как ребята». «Да мы уж всё, через неделю домой. Двое в госпитале, на растяжках подорвались, остальные все целы, стоим не далеко от Ведено. Ты-то как здесь оказался, я-то слышал, ты в следователи заделался». «Всё, следователь кончился». «Ну и правильно, уж если руки привыкли к автомату – к бумагам им не привыкнуть: не наше это. Только как ты в ППС попал?» «Добровольно-принудительно: предложили, командиром роты». «Ну ладно Андрей, побегу я, бумаг много оформлять. Удачи вам, отстоять без потерь, счастливо»,- он обнял Андрея, повернулся на пятках и побежал в штаб. Андрей подошёл к автобусам. За продуктами уехал МАЗ с несколькими бойцами, остальные стояли рядом, сбившись в группы, курили и вполголоса переговаривались. К нему подошли бойцы из отдела. «Это наши СОБРовцы?»- спросил один из них, кивком головы указывая в сторону убегавшего. Андрей утвердительно кивнул головой. «Где они стоят?» «В Ведено, а мы едем в Урус-Мартан». За спинами вдруг раздалось: «Эй, мужики, здорово!». Повернулись все разом: «Андрюха, привет!». Перед ними стоял его тёзка – водитель из его группы, Андрей и забыл, что он в штабе группировки. Командировка у него заканчивалась также через неделю, и он себя считал дембелем. Его окружили с расспросами: «Как тут, что тут?». «Война, одним словом. Главное, не забывайте, где вы находитесь. Народ, конечно, обозлён, но если вы к ним по человечески, то и они вам ничего не сделают, так что лишнего на себя не берите. Я каждый день туда езжу, и ничего, пока Бог миловал». И тут команда: по автобусам. Наскоро простились, пожелали друг другу удачно добраться до места и направились, каждый навстречу своей судьбе.

50.

Урус-Мартан, яркое утреннее, уже весеннее солнце, отражающееся в бурных ручьях, согревающее своими лучами руины здания бывшего Шариатского суда. Группы местных, по пять-шесть человек, стоящих то здесь, то там, греющихся на солнце, лузгающих, за неторопливыми разговорами семечки и настороженно глядящих в сторону вновь прибывших. Тёмно серое, монолитное, как будто сделанное из одного камня, здание военной комендатуры. За её дверьми только что скрылись командиры отряда, вместе с сопровождающим. Из автобусов было приказано никому не выходить. Командиры вернулись через какое-то время вместе с каким-то военным, который оказался военным комендантом Урус-Мартановского района. Он залез в первый автобус и стал показывать дорогу к месту, где им предстояло жить эти три месяца. Не известно, какими соображениями он руководствовался, указывая дорогу по улицам города, но минут через двадцать они приехали на ту же площадь перед военной комендатурой, только с другой стороны. Один за другим автобусы подъехали к двухэтажному кирпичному зданию без окон и дверей. «Вот мы и приехали. Добро пожаловать!- с усмешкой в голосе полу-пропел комендант, когда автобусы один за другим въехали во двор,- Можно выгружаться». Выходить из автобуса пришлось, проваливаясь в жёлто-серую грязь, в которой люди утопали почти по колено. Пообещав вернуться через пару часов, пожелав счастливо устроиться на новом месте, комендант удалился. Представшее глазам, выходящих из автобуса, здание являло собой более чем удручающую картину: вместо окон – мешки с песком, два входа также заложены мешками, а второй этаж вообще зиял пустыми оконными проёмами и везде, где хватало глаз, большие, в человеческий рост, груды различного мусора. Ничего: глаза страшатся – руки делают. Все рады были уже тому, что можно было разогнуться в полный рост после трёхсуточного сидения в автобусе. Для роты Андрея выделили просторное помещение, где сразу все принялись колотить нары. Самому Андрею предложили устраиваться отдельно, с командирами отряда. Они выбрали для себя маленькое помещение, где уже стояли железные койки, неизвестно, как уцелевший деревянный стол и чугунная печка. Но Андрей, поблагодарив, отказался, сказав, что будет жить с ротой. Комендант, как и обещал, приехал через два часа на бэтээре. «Пусть люди обустраиваются, а мы с вами проедем по блокпостам, на которых работать будете»,- с этими словами, он, угрюмым взглядом обвёл всех, присутствовавших командиров. «Для начала проедем на армейский пост, здесь недалеко, посмотрите, что такое настоящий блокпост и как он должен быть оборудован». Поехали в сторону гор, на южную окраину города. Метрах в ста от крайних домов, на дороге стоял шлагбаум, сооружённый из труб, рядом солдат – срочник сидел на табурете и читал какую-то газету: и весь блокпост. И только присмотревшись повнимательней, Андрей разглядел очертания окопов, лучами расходившихся в обе стороны от дороги. Комендант спрыгнул на землю. Сидевший до тех пор неподвижно, как истукан, солдат, вскочил с табурета и чуть не крича, начал докладывать, что за время его дежурства происшествий на блокпосту не случилось. Комендант остановил его движением руки, посмотрел по сторонам и, не увидев ни кого, спросил у солдата: «Где все?». «В блиндаже, сейчас ведь обед». «А тебя одного оставили?». Солдат промолчал, смутившись под направленными в его сторону взглядами. Столько народа с комендантом, все свеженькие, чистенькие, не иначе какая-нибудь комиссия. «Сколько времени служишь?»- обратился комендант к солдату. «Уже полгода, здесь три месяца»,- отчеканил тот. «Ты расслабься, я покажу товарищам, как вы тут устроились»,- кивком головы комендант пригласил, сопровождавших его, следовать за ним. Хоть и не хотелось пачкать сапоги, комендант спрыгнул в окоп, на дне которого было сантиметров тридцать жёлто-коричневой жижи. «Вот смотрите,- обратился он к подошедшим офицерам,- окоп вырыт не в полный рост. Поленились. Запомните на всю жизнь: каждый сантиметр окопа – лишний час жизни. Я за них спокоен: если нападут, им, хоть есть куда спрятаться. Хотите жить, надо закапываться, обязательно. Ну, теперь поехали на ваши посты. Оренбургские проработали на них месяц. Толку от них было, скажу вам честно, ноль. Обдирали местных, да пьянствовали. В результате: один ушёл на рынок две недели назад, так и не нашли. Своих вы проинструктируйте, строго - настрого, никаких походов налево. Обрезание здесь делают мигом и по самые уши».

51.

Первый блокпост располагался на дороге Урус-Мартан – Аргун. Это были два строительных вагончика, огороженные со всех сторон железобетонными плитами, разной толщины и назначения. Над одним из вагончиков возвышалась, сооружённая из мешков с песком, наблюдательная вышка. «Вот самое опасное направление,- комендант указал рукой в сторону гор,- Впереди горы – Аргунское ущелье. Имеются данные, что боевики здесь преспокойно перемещаются в обоих направлениях. Ваша задача: перекрыть им доступ в город». К Андрею подошёл командир отряда: «Смотри, здесь ты, со своими, встанешь». Андрей, только молча, кивнул в ответ, но как ходили по двум другим постам, помнил плохо. В его голове уже зрели планы, как переоборудовать блокпост: что убрать, а что достроить, как расставить людей на случай круговой обороны. Когда вернулись в расположение, их встретил заместитель по тылу: «Все заняты обустройством, обед уже готов». Решили пообедать и собраться на совещание. Андрей впервые огляделся: здание «располаги» уже напоминало жилое помещение, в которое недавно попала бомба. Окна первого этажа были заделаны всем, что удалось найти. Из торчащих из них труб валил густой чёрный дым – топили печи. Мусор во дворе был собран в одну кучу, и несколько человек грузили его в машину. Своё место заняли полевая кухня и дизель-электростанция, возле которых копошились люди. В кубрике, отведённом для роты Андрея, творилось вообще, что-то невообразимое. Было темно, окна же были заделаны наглухо, если не считать отверстия для трубы и маленькой форточки. Мало того, комната была полна дыма так, что дышать было нечем. Около печки возились люди. Горело-то хорошо, но дым никак не хотел идти в трубу, а через все щели валил в кубрик. Свои вещи Андрей нашёл не сразу: ребята отвели ему место на нарах в самом дальнем углу кубрика. «Пошли обедать. Оружие с собой»,- скомандовал он и, взяв свои: кружку, миску, ложку, пошёл в столовую. Наелись быстро. Всё было вкусно, сытно, а главное – горячо. Даже компот, и то был с тушёнкой. После обеда командир отряда собрал всех командиров подразделений на совещание. «Всё, пить прекращаем, обстановка, вы сами видите, серьёзная,- в этом месте все взглянули на окно, там беспрерывно били дальнобойные орудия,- Бандиты не там где-то в горах, они вокруг, сами слышали, что комендант сказал. Сейчас кинем жребий: кто на каком блокпосту работать будет. Блокпосты пронумеровали, написали их номера на клочках бумаги, заместитель командира бросил бумажки в свою шапку и протянул её присутствующим. Первым к шапке потянулся Андрей, но командир остановил его: «Тебя это не касается, ты уже знаешь, где будешь стоять». После того, как все бумажки разобрали, он продолжил: «Кроме того, нам предстоит усиленно поработать над укреплением здания и прилежащей территории здесь, в располаге, нам здесь жить три месяца. В общем, жить будем по такому распорядку: трое суток на блокпосту, трое – здесь, из них: сутки – отсыпной, сутки – внутренний наряд (это кухня и охрана здания располаги), сутки – работы по укреплению располаги и подготовка к службе на блокпосту. Кроме того, комендант сказал, что будут привлекать личный состав отряда для проведения зачисток, проверок паспортного режима на всей подконтрольной территории. Начальник штаба составит график и всех вас ознакомит под роспись. Доведите до своих людей: наша основная задача, уехать отсюда в том же составе, что и приехали. Обстановка, ещё раз повторяю, сложная, любое нарушение дисциплины будет пресекаться немедленно и самым решительным образом: вплоть до отчисления из отряда и высылки домой с подобающим письмом. А сейчас пойдите и объявите, чтобы все быстренько сдали оружие заместителю по вооружению». Когда в кубриках объявили о сдаче оружия, все завозмущались: «Чего они это там удумали, ведь война же кругом». Андрей отвечал на это: «Нам сказано, что мы здесь не милиция, а солдаты и любые приказы должны исполнять беспрекословно. Люминь, значит – люминь, им виднее». Не возмущались только его ребята. Пока прибирались во дворе и в здании, они насобирали целую спортивную сумку патронов к автомату и ручных гранат, показали всё это Андрею: «Это тоже сдадим?». «Нет, это оставьте, чтоб не нарушать отчётность. Будем брать с собой на блокпост»,- сказал он им тихо, и для всех: «Пошли сдавать оружие, а то ждут».

52.

Только сдали и вернулись к работам по обустройству, как раздалась команда: «Всем, получить оружие и строиться в коридоре». Построились поротно, повзводно. Из своей комнатушки вышли командиры, с ними какой-то военный. Вперёд выступил заместитель командира отряда: «Равняйсь, смирно, вольно. Слушай приказ: первая рота завтра заступает на блокпосты. Вторая рота,- он повернулся к Андрею,- через десять минут, грузится на машину и бронетранспортёр в полном вооружении и со средствами защиты: на каждом должны быть надеты бронежилет и шлем «Сфера», задача будет поставлена позже, по прибытии на место». Как надевали тяжёлые бронежилеты на зимние форменные бушлаты – отдельный рассказ, а как потом забирались на броню, вообще неописуемо. Насмеявшись, друг на друга вдоволь, погрузились, поехали. Старшим, поехал заместитель командира отряда. Через определённое время прибыли в какое-то село. Он пошёл докладывать, что, мол, прибыли и ждём дальнейших распоряжений, Андрею и остальным строго-настрого наказал: без него никуда. Только он ушёл, к бэтээру подбежал какой-то полковник и как заорёт на Андрея: «Что стоим командир? Вон там, наверху боевики. Ваша задача: со стороны ущелья, докуда доедете, на броне, дальше в цепь. По возможности взять всех живыми, а нет – значит не судьба, не повезло. Вперёд!». Бронетранспортёр сорвался с места, как застоявшийся конь, но, доехав до середины указанного холма, застрял окончательно. «Вперёд!»,- скомандовал Андрей, и все попрыгали с машины на землю,- «рассредоточиться в цепь, огонь без команды». Слышал кто или нет его команды неизвестно. Он и сам, спрыгнув на землю, барахтался в снегу лёжа на спине, силясь подняться на ноги, неистово проклиная того, кто заставил их надеть эти бронежилеты. А когда, наконец, поднялся, справа и слева от него раздавались и длинные и короткие очереди. Его ребята шли вперёд, непрерывно стреляя куда-то, вверх. Куда? Не понятно. Среди деревьев ничего не было видно, только снежные фонтанчики от пуль вспыхивали то тут, то там. Если и были там где-то бандиты, то им давно был бы каюк, настолько беспорядочно и плотно вёлся огонь. Однако почти на самом верху их ждал сюрприз в виде зарывшегося в снег с головой мужика в камуфляже, рядом, в снегу лежал его автомат, и всё, больше никого не было. Ребята навалились на него, нацепили наручники, Андрей схватил автомат. «Почему он не стрелял? Со своей позиции, запросто, мог бы их по одному перещёлкать, ах вон оно что, у него патроны кончились. Себе не оставил, ну и дурак»,- так думал Андрей пока они тащили пленного вниз. У подножья холма их ждал всё тот же полковник: «Взяли-таки, ну и молодцы». Он выхватил у стоявшего рядом солдата штык-нож и бросился с ним на пленного. Андрей, ему на перехват, но его остановили рядом стоящие бойцы: «Оставь. У него в Грозном всю семью вырезали». Полковник воткнул нож в горло пленного по самую рукоять, затем повернулся к Андрею, вперив в него взгляд безумных, ничего не видящих глаз: «Попробуй мне помешать, убью». Долго ещё глаза этого полковника стояли перед Андреем. С этой стороны войну он ещё не знал. До сих пор он воспринимал всё происходящее здесь как просто работу, и всё, и ничего личного. Если и приходилось по заданию свыше кого-то обезвреживать, то он делал всё, чтобы взять его живым, а там, есть закон, суд, как говорят, всё решит. А тут - месть. Безумная и безжалостная в своей злобе, ненасытная. Как жаждущего в пустыне нельзя напоить, так и жаждущего мести нельзя остановить, ему всё время будет мало, пока он сам не умрёт. Андрея дёрнули за плечо, выведя его тем самым из какого-то оцепенения: «Пошли в село, вон «мэтэр» орёт». На дороге, ведущей от села к ущелью, стоял заместитель командира отряда, что-то орал и размахивал руками. Андрей бросил взгляд на пленного: он лежал в снегу совершенно голый, с почти отрезанной напрочь, головой. Снег вокруг него был красно-бурый от крови. «Надо хотя бы закопать, человек всё-таки»,- подумал Андрей. И, словно подслушав его мысли, рядом стоявший боец, сказал: «Не надо, оставь его. Местные похоронят». Когда подошли, майор, или как его прозвали ребята мэтэр, набросился на Андрея: «Кто разрешил? Куда вы делись? Я же приказал: без меня никуда». Андрей невозмутимо ответил: «Мы выполнили приказ старшего по званию». «Ну ладно,- примирительно сказал мэтэр,- победителей не судят. Но в следующий раз вам это с рук не сойдёт». Повернулся к остальным: «Слушай приказ: село уже оцеплено. Наша задача произвести проверку паспортного режима в шести крайних домах. Соблюдать все меры предосторожности: есть информация, что в село этой ночью зашли боевики, часть их выкурили, а какая-то часть осталась. Увидели человека с оружием, огонь без команды, сразу на поражение. Забудьте закон «О милиции», мы здесь просто солдаты. Всё ясно? Вопросы есть? Нет. Тогда пошли».

52.

Всё село перевернули вверх дном, но никого больше не нашли. И всё-таки, ребята Андрея возвращались в располагу в приподнятом настроении. Надо же, только приехали, и уже с трофеями, будет что вспомнить. Полковник, в благодарность, одарил их по-царски. Патронов – пару цинков; ручных гранат различного назначения - не считая; два гранатомёта «Муха»; сигнальных мин и ракетниц - сколько унесли. Да и такое начало обещало, что скучно им здесь впредь не будет. Всё, подаренное полковником, тайком от остальных, они сложили в отдельную сумку и припрятали, заложив вещами под нары, а то заставят сдавать. Между собой договорились, что будут брать это богатство на блокпост, там всё это пригодится. Скучно, действительно, не было. Три дня, на блокпосту, пролетали как один час. Патронов дали, продукты выдали, на этом, командование отряда считало свою миссию выполненной. Военный комендант города приезжал чаще. Зато в располаге развернули настоящее строительство оборонительных сооружений и лишь в свободное от этих работ время утеплялись. Кроме всего этого, примерно два раза в неделю выезжали на зачистки по соседним сёлам. А тут ещё и Гилаев со своими бойцами, решил отдохнуть от горной жизни и пройти рейдом по ближним к горам сёлам и, надо же, именно в Урус-Мартановском районе. Далеко-то их не пустили: окружили в селе со звучным названием Комсомольское. Окружить-то окружили, но взять их там или выкурить их оттуда оказалось совсем не просто. Жителей вывели, дома их развалили в три дня, но остались подвалы, в которых полно было всякой снеди. Между собой многие из них были соединены подземными ходами, так, что люди свободно переходили из одного в другой, ещё и вылазки делали. Но главное, они, то есть подвалы, сделаны были из такого бетона и такой толщины, что расколоть их не могли, ни мощная зажигалка «Буратино», ни более мощная «Змей Горыныч», а ста пятидесяти двух миллиметровые танковые снаряды вообще отскакивали как от стенки горох. Как только окружение завершили, из отряда в село ушли двадцать человек во главе с мэтэром, ушли и как сквозь землю канули. Командир отряда несколько раз ездил в штаб объединённой группировки, созданной для уничтожения бандитов, чтобы хотя бы узнать: где они, и как им передать продукты? Бесполезно. Там стояла такая неразбериха, что чего-то подобного, и вообразить-то было не возможно. Нашлись они сами собой. Через девять дней, после того, как они были заброшены в село, во двор располаги въехал ГАЗон-66, из кузова которого на землю посыпал народ. Все живы, здоровы, только обросшие и серые от грязи. И началось: объятия, расспросы: «Где вы были? В аду. Что делали? Стреляли. Ну, с таким командиром как мэтэр не страшно? Мэтэр вообще - козёл. Представляешь, там как в слоёном пироге: тут бандиты, тут наши. Мы с ГРУшниками бьём по бандитам, а миномёты от штаба по нам. Двое от мин под танк залезли, так он их за ноги оттуда вытащил и залез сам, представляешь. Это он здесь герой командовать, ещё медальку нацепил».

53.

И тут команда: общее построение. Командир встал перед отрядом и как-то сразу осипшим голосом, изрёк: «Взамен прибывшим, в распоряжение штаба группировки пойдут пятнадцать человек из второй роты, он многозначительно посмотрел на Андрея,- во главе с командиром. Сейчас быстро получить дополнительное вооружение и сухой паёк: надвое суток. Через двадцать минут, чтобы все были в машине». «Командир,- обратился он к Андрею,- зайди ко мне». Андрей зашёл в комнату командира отряда, там, на железных, не известно, откуда взявшихся кроватях сидели командир отряда, мэтэр, командир первой роты. «Андрей,- начал мэтэр, первый раз он назвал Андрея по имени,- там бардак страшный. Куда вас забросят, неизвестно. Береги людей. Паёк экономьте. Обязательно возьми с собой аптечку и весь свой арсенал. Не делай удивлённых глаз, всё знаем. Удачи вам!» «Удачи и вам,- Андрей пожал всем руки и вышел. Все, кому надо было, уже сидели в машине, ждали только его. В машине всю дорогу до лагеря группировки было тихо. Даже самые балагуристые сидели с донельзя серьёзными лицами, никто не шутил. А когда проезжали мимо уже ставшего родным блокпоста, многие посмотрели на него с грустью, а стены из железобетонных плит вдруг показались такими надёжными как средневековая крепость. Да и погода не особо располагала к веселью: шёл холодный мартовский дождь. Что-то их ждёт, там впереди? А впереди, возле самого села Комсомольское, обнесённый забором из маскировочной сети стоял лагерь группировки, устроенный прямо в поле, посреди пашни. Машина остановилась возле штабной избушки. Андрей вылез из кабины и сразу провалился по колено в густую коричневую грязь. В избушке было жарко натоплено, или жарко было от количества народа – не протолкнёшься, не понятно. Андрей обратился к первому попавшемуся офицеру: «Милиция, прибыли из Урус-Мартана». «Вам туда»,- показал тот на отдельно стоявший вагончик. Андрей пошёл, куда послали. В вагончике за откидным столом сидели два тучных человека, оба с погонами генерал-лейтенанта милиции. На столе перед ними была развёрнута карта миллиметровка, на ней стояли две кружки с дымящимся чаем. Когда вошёл Андрей, они в полголоса между собой беседовали. После того как он доложил о прибытии, его пригласили к столу, предложили чаю, от которого он отказался. «Нужны ли вы здесь? Конечно, нужны. Работы хватит на всех. А пока занимайте вон ту, крайнюю с лева палатку. Понадобитесь, вас вызовут». Андрей вернулся к машине, позвал своих, и они вместе пошли искать указанную палатку. Заглянули в одну, во вторую – грязно и холодно и печек нет, а вдруг придётся ночевать, пошли к крайней, из одного из окон которой торчала труба печки. Заглянули – никого. Но, судя по тому, что печка была ещё горячая, постояльцы выехали совсем недавно. Рядом с палаткой валялись пустые снарядные ящики, припасённые кем-то на дрова. «Не хуже чем в «России»,- пошутил кто-то, видимо имея в виду гостиницу - правда, удобства не те, зато бесплатно». Быстренько наломали ящиков на дрова, растопили печь – тепло. Только развалились по койкам, в палатку просунулась чья-то голова: «Вы из Урус-Мартана? Командира к генералу». «Ну, вот и погрелись»,- вздохнул кто-то, провожая взглядом поднявшегося с койки Андрея. Андрей вошёл в уже знакомый вагончик. Кроме двух генералов за столом сидел ещё какой-то майор в общевойсковой форме. «Получи задание командир». Тут в разговор вступил майор, пригласив Андрея взглянуть на карту,- Село окружено тройным кольцом. Им не уйти. Здесь наши, здесь они, здесь неизвестно кто. Эти «дома» должны были взять ещё днём, а так и не доложили: взяли или нет. Ваша задача: занять крайние два дома, и за ночь, там, чтоб муха не пролетела. В усиление вам придадим группу бойцов из спецназа ГРУ, они ребята уже стрелянные, помогут. Сейчас грузитесь в машину и ждите их. Как только они подойдут, приступайте к выполнению задания». Андрей вышел. Возле их палатки уже стоял Газон, на котором они сюда приехали. Ребята нехотя покидали успевшую нагреться палатку и выходили в зябкую темень мартовского вечера. Минут через десять к машине подошли шестеро, нагруженных как туристы, ГРУшников. Один из них подошёл к Андрею и представился: «старший лейтенант Васильев. Спецназ ГРУ. Едем?»,- все они попрыгали в кузов ГАЗона. Как только Андрей занял место в кабине, машина рванула с места. «Ты хоть знаешь: куда ехать?»,- поинтересовался у шофёра Андрей. «Конечно. Я уж третий день туда езжу. Ничейная территория: то наши там, то бандиты, не поймёшь». Указанные дома стояли на самом краю села. Один из них чудом уцелел, а второй – лишь наполовину. Зачистку домов и прилегающей территории производили по всем правилам: сначала гранаты, затем длинные очереди по окнам и только потом зашли внутрь – ни кого. По периметру территории выставили посты. Промежутки между ними заминировали, поставив растяжки. По два человека на посту: один бдит, другой отдыхает. Пересменок через час. Разбитые окна в доме закрыли, чем пришлось, наглухо. В одной половине дома устроили зону отдыха, в другой что-то типа командного пункта, где расположились Андрей, старший лейтенант из ГРУ и прапорщик из их же команды. Прапорщик добровольно взял на себя полномочия разводящего и то и дело поглядывал на часы. Ночь выдалась морозной. Уже через пару часов лужи покрылись тонким льдом, который предательски хрустел под ногами. Тихой и тёмной её не назовёшь, так как беспрерывно били миномёты, развешивая высоко в небе так называемые люстры, освещавшие село и прилегающие окрестности на хуже, чем днём. В общем обстановка располагала. Старший лейтенант достал фляжку и разлил в найденные на кухне кружки спирт. «Вы недавно здесь?- спросил он Андрея,- а мы уже неделю не отдыхали. Вот отстоим с вами, а завтра отсыпаться, нам три дня обещали. Ну, будем». Он залпом опрокинул всё содержимое кружки в рот, затем, не запивая, только понюхав рукав, начал уплетать тушёнку из открытой прапорщиком банки. Андрей лишь пригубил из своей кружки. В ответ на удивлённые взгляды сотоварищей сказал, что дал зарок: до конца командировки не сделает ни одного глотка спиртного. На это, прапорщик, обрусевший таджик, сказал: «Вах, дарагой, здесь такой бардак, что, если смотреть на всё трезвыми глазами, с ума сойти можно», но уговаривать Андрея они не стали. Спирт, однако, сделал своё дело: глаза у прапорщика с лейтенантом повыкатились, а языки развязались. Командир был кадровым военным, сразу после училища в Чечню, а прапорщик был контрактником, воевал здесь уже вторую войну, так что рассказать им было что. «Всё просто дарагой: если где-то стреляют, значит это кому-то нужно. У этой войны первоначально два смысла: первый – военным надоело безденежье, а где военный может заработать, только на войне; второй – нефть, здесь такая дешёвая и богатая нефть. Говорят в войну, танки просто сырой нефтью заправляли, и всё работало как часики. Сейчас в Грозном, почти в каждом дворе свой перерабатывающий завод. Горючка, конечно, получается дерьмовая, но в жигули прокладку ставят и ездят, хоть бы что. И лежит она не глубоко, копают колодец, метра три и черпают её родимую вёдрами». «А сам ты, как здесь?»- спросил прапорщика Андрей. «Просто, по контракту. Служил в спецназе. Афганистан, затем Приднестровье. Ни дома, ни семьи, сам я детдомовский. Да я больше ничего и не умею. Имущества – как говорят, всё своё ношу с собой, вон в мешке, всё, что я за тридцать семь лет нажил». Затянувшуюся паузу прервал старлей: «А я – романтик. С детства мечтал в спецназе служить. После училища и пригласили в ГРУ, я, конечно, согласился, и вот уже год как по здешним горам лазаю. Бардака здесь конечно много, но об этом лучше не думать. Начнёшь философствовать, точно крыша съедет. Выполнил задание, бабки получил, жив - здоров – и, слава Богу. А кто, чего, куда, зачем, потом как-нибудь разберутся и без нас. Да вон, хоть здесь, видел? Целый лагерь – одни начальники. Один командует одно, другой второе, третий – третье: в результате – дурдом». Этот разговор ни о чём длился до самого рассвета. Судьба свела здесь, на краю чеченского села в разбитом доме, под прицелами своих и чужих, три человеческие судьбы лишь на мгновение. Они знали, что наступит утро, настанет новый день и судьба разведёт их навсегда, и они, скорей всего, больше никогда не встретятся. Поэтому, не стесняясь, рассказывали обо всём, что у кого на душе наболело: помочь – не помогут, так хоть выслушают.

54.

В девять утра к дому подрулил уже знакомый Газик. Ночь прошла без происшествий. В лагере расставались, как старые знакомые, обменивались сувенирами на память. А сувениры на войне: гранаты, сигнальные мины да ракетницы. К Андрею подошёл прапорщик, протягивая в руке лимонку: «На, дорогой, брось подальше, чтоб сдохло побольше». Потом подошёл старлей: «Не знаю, что и подарить тебе, всё казённое». Андрей первый снял висевший на поясе нож и протянул ему: «Держи». Старлей снял свой, и они обменялись, затем обнялись, пожелали друг другу удачи, и пошли каждый в свою сторону: Андрей, со своими бойцами - в крайнюю палатку, отдыхать в ожидании приказа, старлей с группой – отсыпаться. И так в течение недели: на день – в лагерь – отсыпаться, а на ночь затыкать очередную брешь в обороне. К концу недели они настолько адаптировались к окружающей обстановке, что спали как убитые, не замечая ни недалёкой стрекотни автоматов, ни грохота очередной бомбёжки. Можно было бы и ещё там оставаться, но больно уж хотелось кушать. Хорошо в лагере питались только генералы, остальные перебивались, чем придётся. Эта неразбериха: где войска, где милиция – делала своё дело. Войскам наплевать на милицию, милиции наплевать на войска, в результате: всем наплевать на всех. Поэтому когда закончилась неделя их пребывания в лагере, Андрей пошёл к своему – милицейскому генералу и попросил отпустить их к месту расположения отряда. Тот лишь буркнул в ответ хриплым, спросонья, голосом: «Давайте. Благодарю за службу». Их приезд в располагу был с родни возвращению домой. Воды и еды вдоволь, а деревянные нары со спальным мешком казались желанней любой перины. Командование отряда великодушно выделило им на отдых время до следующего утра и на блокпост. Всё время, пока Андрей с ребятами лазил по Комсомольскому, на блокпосту работали их сменщики, и они тоже мечтали помыться и выспаться. Никто, в общем-то, и не возражал, не спать же сюда приехали. Да и работать на блокпосту было приятней, чем торчать в располаге – сам себе хозяин и время быстрей идёт. Пока Андрея с командой не было, к ним подселили сводный отряд СОБРа чернозёмной зоны. Работали СОБРовцы в Комсомольском, а в располаге просто отдыхали. Все обязанности по охране места расположения добровольно взяло на себя командование отряда. Само присутствие СОБРовцев вселяло в них некую надежду: мол, если что, с ними-то, всяко, отобьёмся. Ох уж они и старались и лебезили перед ними, заискивали по-всякому. Если раньше свет включали лишь на пару часов, то теперь здание располаги каждую ночь светилось на весь город. СОБРовцы и иже с ними отдыхали – пьянствовали, не могли же они, на самом деле, пьянствовать и петь песни в темноте. Всё это прекратилось лишь тогда, когда один из бойцов СОБРа не вернулся с задания. А вскоре, когда в Комсомольском всё прекратилось, их перевели в другое место. На блокпосту, обстановка в это время тоже складывалась непросто. В связи с боями в Комсомольском, беспрепятственно перемещаться по дороге могли лишь военные: таков был приказ. Но именно по этой, же причине, каждый день, блокпост осаждали местные, проклиная Андрея и его ребят за то, что не пускали их туда, где дом, и может быть ещё что-то из нажитого, осталось целым. Наезжали, вооружённые до зубов, местные омоновцы. День на дороге был очень напряжённым: поэтому Андрей сам стоял там с утра и до самого вечера, пока дорогу не закрывали на ночь. Именно на его голову сыпались проклятия женщин, именно в свой адрес он слышал угрозы мужчин и местных омоновцев. Тем не менее, ночи на блокпосту проходили относительно спокойно, поэтому, по ночам, он отдыхал. Ребята старались его не тревожить, на дежурство в свою смену выходили самостоятельно, при этом, стараясь не шуметь.

55.

В ту ночь Андрей лёг отдыхать с каким-то тяжёлым предчувствием и долго не мог уснуть, так, лежал на нарах, глядя в прокопчённый потолок. Ребята из отдыхающей смены храпели рядом. Вдруг вагончик тряхнуло, да так, что все спавшие оказались на полу, все, как один, на четвереньках. Сразу же за этим, с двух сторон, раздался стрёкот автоматического оружия. Андрей первым в вагончике вскочил на ноги, сунул ноги в стоявшие рядом сапоги, схватил автомат и выскочил за дверь. Обычная ночь – руку вытянешь, пальцев не видать. А тут, от разрывов гранат и трассирующих пуль, пролетавших над головой светло, почти как днём. Его взгляду предстала безрадостная картина: блокпост обстреливали с двух сторон, а ребята, стоявшие в этот час на постах, сгрудились в одном месте, возле вагончика столовой. Андрей заорал, стараясь перекрыть грохот стрельбы: «Все по местам. Короткими очередями, огонь». Поднял автомат и выпустил длинную очередь в сторону огненных вспышек, разрывавших темноту со стороны города. Блокпост огрызнулся. В сторону обстреливавших полетели гранаты. Это было их изобретение: большая рогатка и медицинский жгут. Выдёргиваешь чеку, гранату рычагом в кожанку и гранатомёт готов. Навесом, пятьдесят–шестьдесят метров - запросто. Внезапно всё стихло. Андрей дал команду прекратить огонь. Тишина была душераздирающей. Через некоторое время, в районе городского кладбища заработал мотор машины и затих где-то в городе. «Ушли,- заключил Андрей,- сегодня больше не сунутся. Всем стоять на местах. Смотреть в оба». Но отдыхать, в эту ночь больше никто не уходил. Утром следующего дня на блокпост приехали командир отряда со своим замом и комендант города. Андрей доложил им о ночном нападении и о том, что его, кажется, контузило. Командир лишь понимающе покачал головой: «Ну, ничего. Ты молодцом. Держитесь». Автомобиль с начальством, в следующее мгновение, взревел мотором и укатил в сторону города. Блокпост действительно больше не тревожили ни в эту ночь, ни на следующий день, ни потом: до конца этой трёхдневки, всё проходило относительно спокойно, как всегда. К следующей смене Андрей полностью переделал боевой расчёт. С тыльной стороны блокпоста соорудили, в рекордно короткие сроки, дот. И не напрасно. В первую же ночь следующей смены обстрел повторился. Но блокпост встретил непрошенных гостей дружным плотным ответным огнём. Те видимо поняли, что ловить здесь нечего и быстро ретировались. Андрей, уже по рации, доложил, что блокпост обстрелян. Через полчаса к блокпосту с рёвом подлетели два бронетранспортёра и грузовик с солдатами. Из машины вышел комендант: «Что случилось? Опять нападение? Раненые убитые есть? Ну, крепко вы, видать, кому-то насолили. Стреляли снова со стороны города? Утром все дома проверим, пока темно никуда не сунешься». И подошедшему офицеру: «В семь ноль-ноль зачистка. Обшарить все окрестности. Перед блокпостом установить заградительные минные поля. Для усиления выделить БМП с экипажем». Повернувшись к Андрею: «Торчать здесь бессмысленно, навряд-ли они снова сунутся. Попробовали – обожглись. Вы тут держитесь. Если что – радируй, приедем. Ну, удачи». Он махнул рукой водителям, машины, взревев моторами, развернулись и умчались в сторону комендатуры. Больше, в эту ночь, действительно, ничего не произошло. Утром приехали военные: с двух сторон от дороги установили минные поля. У перекрёстка поставили БМП, из которой вылезли два чумазых солдата - срочника. Что так не жить? Блокпост превратился в неприступную крепость. В Комсомольском разбили последний уцелевший подвал и всё стихло. Уцелевшие бандиты, каким-то невероятным образом, очутились в Самашкинских лесах. Вслед за ними рванули и военные. Лагерь перед селом прекратил своё существование. Настала вполне мирная жизнь. Три дня на блокпосту теперь были за отдых. А вот три дня в располаге – настоящим кошмаром. Нескончаемые пьянки, от которых, у некоторых, начинала съезжать крыша. Допивались до такой степени, что начинали кидаться гранатами друг в дружку, стрелять из автоматов по близлежащим домам. Андрей держался – не пил. Представляете, каково ему было смотреть на всё это трезвыми глазами? Он знал точно: решение не пить было единственно верным. Должен же на весь отряд быть хоть один человек, в любой момент, быть способным принять какое-то решение.

56.

Когда-нибудь всё кончается. Подошёл к концу и срок командировки. Встреча с близкими, друзьями, всё потом вспоминалось как в тумане. Но боль от увиденного и испытанного там, в Чечне, водка не заглушила и даже не сделала её меньше. От МВД всем на грудь понавешали всяких крестов, медалей, знаков, выплатили так называемые «боевые», два месяца дали на отдых, и вроде всё – в расчёте. Но всё это, мягко говоря, не помогло. Кто-то падал на землю при малейшем шуме за спиной, кто-то вскакивал во сне с криком: «Вовка, гранату. Они справа заходят». Андрею же, знакомый психолог, посоветовала написать обо всём, что накипело на душе, чтобы потом скомкать листы и выбросить – это должно было помочь. Он сел за компьютер. На то, чтобы выложить всё на бумагу, у него ушёл месяц. Он распечатал, скомкал, выкинул, и вроде действительно стало легче. Но произошёл случай, доломавший в нём милиционера. С утра, он был в спортзале, занимался ремонтом оборудования. Ближе к обеду в спортзал ввалились двое из его команды: «Доцент, Сырку убили». Кличку «Доцент» Андрею дали ещё в СОБРе, по аналогии с героем из фильма «Джентельмены удачи», «…доцент бы заставил…», а «Сырка» был одним из бойцов его группы. Андрей выпалил очередью: «Как? Кто? Когда? Где?». «В баре. В три часа утра. Он заступился за товарища и его в спину три раза ножом. Один из ударов пришёлся в печень. Пока приехала скорая - он истёк кровью. А второму ничего: слегка порезали бочину. Уже заштопали и отпустили домой. Через два дня похороны, проводим брата». В день похорон, Андрей оделся как на парад: костюм «тень», в которых они работали с группой, краповый берет, как символ нерушимости их дружбы. Он только мельком бросил взгляд на лицо товарища, лежавшего в гробу. Ему никак не верилось, что он больше не встанет, не засмеётся своим необычайно добрым смехом, ни когда больше не приколется над дотошностью, с которой Андрей разрабатывал планы всех их операций. Через весь город гроб с телом товарища ребята из ППС несли на руках, непрерывно меняясь. Андрей шёл рядом в каком-то полусне – полуобмороке. Очнулся он лишь, когда прозвучали выстрелы салюта над свежей могилой. Очнулся и чтоб не упасть, схватился за ограду, возле которой стоял. А когда пришёл в себя окончательно, почувствовал, что по щекам его текут слёзы. Да, да вот так, он стоял, держался за ограду и плакал.
Бумагу с напечатанным очерком о командировке в Чечню, Андрей выкинул, но в компьютере-то всё осталось. Замполиту что-то понадобилось и он, работая на этом компьютере, наткнулся на сочинение Андрея. «Такое выбрасывать? Да ты что? Здесь же чистая, ничем не прикрытая правда о том, что там творится. Это надо печатать. Надо, чтоб как можно больше народа это прочли, я всё устрою, будь спокоен». Андрей в ответ только пожал плечами. И вот, пришла пора, выходить на работу. Андрей начистил и нагладил форму. Пока гладил, поймал себя на мысли, что очень соскучился по работе, по людям. Пусть работа и не мёд, но ведь кто-то должен делать и это. Ведь представить только, что отдел закрыли на недельку, что тогда будет твориться в городе – ужас. Он вспомнил своё первое ночное дежурство. Андрей привык к тому, что его боятся. Когда работаешь в маске, вооружённый до зубов, когда вас семеро, а их пятьдесят, только и остаётся, что брать нахрапом, как говорят: лицо колуном и вперёд. Он и дежурил в начале, как резерв ставки, его старались без особой нужды никуда не посылать. А тут, звонок. В дежурке никого, все разошлись по вызовам. Дежурный по отделу жалобно посмотрел на него: «Будь другом, сходи на семейник. Ну, некому больше: хоть сам иди. Там же просто, погрозишь пальчиком и всё. Здесь недалеко, ну, пожалуйста». Андрей пошёл. На звонок, дверь квартиры, из-за которой раздавались чьи-то истошные вопли, открыла растрёпанная зарёванная женщина. Андрей представился, поздоровался, попросил разрешения и вошёл в квартиру. О том, что там случилось, спрашивать нужды не было. По комнате, в майке и трусах, расхаживал мужчина с выкаченными безумными глазами. Под мышкой, своей левой рукой, он зажал вопящую девочку, примерно трёх лет. Правой рукой он держал её за волосы. Увидев Андрея, он закричал: «Что пришёл? Всё-таки позвонила сука». Андрей как можно вежливее попросил его: «Отпустите, пожалуйста, девочку». «… тебе». Я знаю, деньги у неё есть. Пусть гонит полтинник». Не успел он докончить, Андрей прыжком приблизился и ударил его в лоб и пока тот падал, выхватил у него девочку, которую сразу передал женщине. Потерявшего сознание мужчину взял за ноги и поволок в отдел, благо, вчера выпал снег и было не очень тяжело. Там его оформили, как положено, уложили почивать на нары до утра. Каково же было их удивление, когда утром, ещё восьми не было, явилась эта женщина – его жена и подаёт заявление, в котором написано: мол, сидят они вечером, всей семьёй пьют чай, вдруг ни с того ни с сего, в квартиру вламывается милиционер, избивает мужа до бессознательного состояния и забирает его. Ей сказали, что её муж оформлен за мелкое хулиганство и будет отпущен после суда. Она в ответ как заверещит: «Что хотят, то и творят. Ничего, я найду на вас управу». И пошла с этим своим заявлением в прокуратуру. Андрею, конечно, ничего не было, но отписывался он ровно месяц. За то, больше его на «семейники» не посылали. В отделе его выходу на работу обрадовались: пока со всеми перездоровался, так рука устала. После планёрки к нему подошёл замполит: «Знаешь, я показал твой очерк в УВД, все были просто в восторге. Сказали, что напечатают его в новом номере журнала, который там издают. Завтра тебя ждёт начальник управления, обговорить детали. Я завтра тоже еду, в половине девятого, так что милости просим. После завтрашнего дня ты станешь знаменитым». В управлении, сначала зашли к заместителю начальника – полковнику, который Андрея в Чечню спровадил. Тот, увидев их, встал из-за стола, подошёл, пожал вошедшим руки, и обращаясь к Андрею: «Не ожидал. Как здорово написано. Да у тебя талант. Генерал взял почитать вчера. Сейчас пойдём к нему, он уже ждёт»,- с этими словами он указал на дверь. Не задерживаясь в приёмной, они прошли в кабинет начальника управления. Тот стоял у окна, выходившего на двор управления, и о чём-то думал. С вошедшими поздоровался чуть заметным кивком головы, потом прошёл к своему столу, взял пачку листов, лежавшую перед ним, бросил её на стол для заседаний и с металлом в голосе спросил: «Это что?». Полковник, поняв, что что-то не так, как бы оправдываясь: «Товарищ генерал, это, так сказать, первый литературный опыт вот этого товарища»,- с этими словами он ткнул пальцем в Андрея. «И, вроде как, неплохо получилось. Чувствуется, что написано очевидцем. Я предлагаю напечатать этот очерк, в ближайшем номере нашего журнала». «Напечатать?»- сорвался вдруг на крик генерал. «Да вы что, с ума сошли? Вы сами-то читали это? Да это не то, что печатать, читать ни кому давать нельзя. У командиров клички, спирт рекой, узлы с барахлом на броне – это не что иное, а настоящий поклёп на органы и армию. Да если это попадёт на стол к кому-то повыше, вы знаете, сколько голов полетит, ваша в том числе, товарищ полковник». Дошла очередь и до Андрея: «Будем считать ваш первый литературный опыт неудачным, договорились? А в качестве поощрения, за честное безупречное исполнение своих служебных обязанностей, мы представим вас к медали «За отвагу», ну, и материально, поощрим». Андрей, как будто был готов к чему-то подобному: «Товарищ генерал. Первоначально, это писалось не для публикации. Я вообще не хотел, чтобы очерк кто-нибудь прочитал. Так вышло. Эти товарищи убедили меня в том, что это должно быть опубликовано и теперь вряд ли у кого получится убедить меня в обратном. Ваша пламенная речь лишь ещё больше утвердила меня в этом. А того, кто это опубликует, я сам найду». Генерал сорвался на крик: «Как вы смеете? Я приказываю. За неподчинение будете наказаны самым строгим образом. Вон». Андрей вышел из кабинета и тут же в приёмной написал рапорт об увольнении.

57.

Вот и всё. Опять всё с начала. Вопрос – где? Хотелось чего-то серьёзного, и в то же время, хорошо оплачиваемого. У него был солидный багаж, в виде высшего юридического образования. Не воспользоваться этим был просто грех. О том, что он когда-то был коммерсантом и довольно успешным, можно было забыть. За время работы в милиции все его коммерческие таланты бесследно улетучились. Он в этом убедился, когда получил «боевые» и понадобилось их куда-то потратить. Без посторонней помощи он уже ничего не мог сделать. Если бы ему не помогли, утекли бы денежки как вода, а так, у него появилась машина с гаражом в черте города. Долго гадать о том, куда пойти не пришлось. Городок маленький. Слух о том, что Андрей увольняется из милиции, распространился со сверхзвуковой скоростью. Тут же нашлись и заинтересованные лица. Ну, куда можно устроиться на работу после увольнения из милиции? Только в охрану. Андрей решил пойти на завод в службу безопасности. Пока устраивался на новое место работы, воочию убедился в том, как крепко народ «любит» родную милицию. Как только узнавали, что до этого он работал в милиции, сразу что-то да было не так. То справка не та, то написано не теми чернилами, то ещё что-нибудь. Что делать? Приходилось терпеть. В конце концов, неделя мытарств и всё закончилось – он начал работать. Добрую половину своего первого рабочего дня Андрей просидел в кабинете заместителя директора завода по безопасности, где ему втолковывали, что именно от него требуется. Обстановка, на тот момент, на заводе была, мягко говоря, неважнецкой. Долги предприятия росли, со сбытом готовой продукции были проблемы из-за её качества, да ещё и воровали все, снизу доверху. Но, если в милиции работают под девизом: «Вор должен сидеть в тюрьме», не зависимо от его должности и социального положения, то здесь всё обстояло совсем по-другому. Воровать запрещалось простым рабочим и посторонним: их и надо было ловить, в то время как начальство воровало вагонами, об этом все знали, но смущённо закрывали глаза – им было можно. Вот и внушали Андрею: работать то работай, но вот этих старайся не задеть, даже ненароком. В то же время твоя работа будет оцениваться, ежемесячно, по конечному результату: количеству задержанных и количеству изъятого. И помни: инициатива – наказуема. Прежде чем что-то предпринять – спроси, поставь в известность своё руководство, так как, ты творишь, а пожинать им. Что ж, дурдом конечно, но за хорошую зарплату можно и потерпеть. Главное – начать, а там видно будет. Так думал Андрей, но не покидало чувство, что его за эту зарплату попросту покупают. Это чувство не давало покоя ни днём, ни ночью. Но положение, в котором он оказался, не оставляло выбора. Если бы он был один, он такого бы здесь начудил. Но у него была семья: жена – на это время безработная и уже большой совсем взрослый сын, он заканчивал школу. И это обстоятельство вынуждало смириться, стерпеть. Дали ему троих помощников – действуй. Действуй, а как?

58.

Тот факт, что приходилось жить по поговорке: «С волками жить – по-волчьи выть», никак Андрея не устраивал. Раньше, он вспоминал, была государственная собственность, а государственное было синонимом слова ничьё, поэтому: торговали всем и покупали и продавали всё, без зазренья совести – шутя. А здесь было не что иное, как ничем не прикрытый грабёж, грабёж простых людей. Причём их обворовывали несколько раз. У них изымали их зарплату – большую её часть, затем результаты их труда – никто и не подсчитывал: сколько дармоедов на этом кормится. Видя всё это, задерживать простых рабочих Андрею не позволяла совесть. Если он и ловил кого-то, то, изъяв украденное, отпускал. Об этом, разумеется, быстро стало известно начальству. Нет, результат от его работы был, за счёт тех, кто действительно воровал – в наглую. Таких, Андрей не жалел: перекрывал им лазейку за лазейкой. Но, видимо это был не тот результат, которого от него ожидали. Прошло очень немного времени, как Андрей почувствовал, что над ним и его командой сгущаются тучи. А, однажды, его вызвал к себе зам. директора, сунул под нос лист бумаги с ручкой и без обиняков предложил: «Пиши заявление о переводе куда угодно». «А если я не буду ничего писать»,- спросил Андрей,- «Что тогда?» «Не глупи. В таком случае тебе просто придётся уволиться. Ты не умеешь работать на хозяина только в этом твоя беда. Куда? Даже не знаю. А хоть в охрану - опером, а что?». По просьбе Андрея, решение этого вопроса отложили до завтрашнего обеда. Андрей вышел из кабинета покачиваясь. В его голове, как приговор, звучали слова: «…твоя беда в том, что ты не умеешь». По сути, первый раз в жизни ему сказали, что он никчёмный человек. На тот момент, он действительно не представлял: как жить дальше, а главное – чем. В борьбе с преступностью, победила преступность. Большая часть жизни уже позади и опять с ноля? Где взять сил? Он вышел на улицу, держа в руках чистый лист бумаги. И, только ступил на снег, как почувствовал сильный удар по затылку. Он даже повернулся, но никого рядом не было. В глазах потемнело, поплыли радужные круги. Он подошёл к зданию, сел на заснеженный подоконник, облокотился на решётку окна и закрыл глаза. Сколько времени он был без сознания, Андрей не знал. Только, когда открыл глаза, на улице уже темнело. Андрей почувствовал, что весь продрог. Он опустил руку на подоконник. Ещё бы, снег под ним растаял, и он сидел в замёрзшей луже. Во всём теле ощущалась необычная слабость: ноги и руки были словно ватные, но он заставил себя встать и пойти домой.
На следующий день, на завод он явился только к обеду, с уже написанным заявлением о переводе: «Прошу перевести меня юрисконсультом». Он вспомнил, что у него высшее юридическое образование. А, уж если приходится начинать всё с начала, так хоть не совсем с нуля. Да и работа, вроде не пыльная. Насколько прибыльная? Он знал, что на заводе юристы не в чести, получают за свой труд копейки. Лишь когда наработаешь стаж, можно на что-то рассчитывать. Зато, действительно всё новое: так интересней, а там видно будет. Выходные, он не вставал с постели, сказавшись больным. На самом деле, в субботу он встал как обычно, пошёл умываться и вдруг обнаружил, что правая нога не ходит, а волочится следом. Стал чистить зубы и понял, что одной правой рукой ему зубную щётку не поднять. Вот и решил за выходные отлежаться.
В понедельник, действительно ему стало немного полегче. До завода он дошёл минут за сорок. В юридическом отделе Андрей уже всех знал, и его ждали. Все работающие там, за исключением начальника отдела, были студентами-заочниками. Кроме ежегодных отпусков, они ещё два раза в год уходили в учебный отпуск и уезжали на сессии. Положение на заводе было близким к краху, поэтому работы у них было много. В общем, Андрей с его законченным образованием, был как раз кстати. Неделю ему дали на то, чтобы освоиться и почитать. Он никогда не думал, что ему придётся работать с гражданским законодательством, и поэтому относился к нему несерьёзно. Некоторые позиции он вообще как будто открывал для себя заново. Ребята в отделе работали хорошие, по любому вопросу они затевали между собой нешуточную дискуссию и успокаивались лишь тогда, когда не оставалось ни одного не выясненного вопроса.
Памятью и работоспособностью Андрея Бог не обидел, благодаря этому его переквалификация проходила довольно быстро. Через пару недель ему поручили первые судебные дела. Начальник отдела напутствовал его такими словами: «Так сидеть здесь – толку немного будет. Чтобы расти, как специалисту, надо ездить по судам: выигрывать, проигрывать – наживать опыт. Это только поначалу: суд – это страшно, привыкнешь. Самое главное: усвоить, гражданский суд это всегда спор: пятьдесят на пятьдесят. Так что вперёд и с Богом». Первое дело было формальным: пенсионер обратился в суд за возмещением вреда его здоровью, причинённого во время работы на заводе. По закону там можно было оспаривать только сумму возмещения, всё остальное было неоспоримо и подтверждалось документами, которые были в наличии: как у пенсионера, так и на заводе. Не смотря на это, Андрей готовился к суду со всей серьёзностью. Ему казалось: своё первое дело он должен обязательно выиграть. Но вся его уверенность вместе с желанием выиграть в миг улетучились, стоило ему увидеть и поговорить с этим пенсионером. Это был действительно больной человек, и если бы не нужда, он никогда бы не обратился в суд. В то же время, он не имел права признать иск, хотя, чисто по-человечески – хотелось. В результате: суд удовлетворил требования пенсионера, но рассмотрение длилось почти полгода. Кто от этого выиграл, не понятно. Второе дело было как сложней, так и запутанней. Андрею поручили подать в суд о взыскании материального ущерба, причинённого заводу недостачей товарно-материальных ценностей, выявленной во время годовой инвентаризации. Сложность была в том, что воровали все, как уже говорилось, сверху донизу, но крайним, виноватым во всём, надо было сделать одного человека, того, на кого укажут свыше. На этот раз это была кладовщица – материально ответственное лицо. И опять, чисто по-человечески, она была не виновата. За такую мизерную зарплату, в принципе, как и у Андрея, на неё чего только не навешали, при этом на создание условий не потратившись ни на грош, а теперь ещё и стрелочником сделали. Но работа – есть работа, и Андрей тужился изо всех сил: иск удовлетворили, правда, не полностью, а лишь в размере её оклада, но это было и законно и справедливо, поэтому Андрей и не возражал. И всё же он считал это дело, выигранным.
Так, потихоньку, полегоньку, Андрей втянулся в новую работу – жизнь продолжалась. Единственное, что его не устраивало, так это низкая зарплата. Поэтому, когда к нему подошли с предложением: «На одно из предприятий требуется юрист, зарплата в десять раз больше, чем здесь», он даже думать не стал. Быстренько: здесь уволился, там устроился.
На новом месте, работы меньше не было, даже наоборот. При штате четыреста пятьдесят работников, юрист был один, один на всё, от налоговых вопросов до трудовых. При этом не то, что посоветоваться, поговорить было не с кем. Чем трудней – тем интересней. Если возникали вопросы, ходил за советом то к одному, то к другому. Выручало то, что в городе Андрея знали, и в совете никогда никто не отказывал. Он запросто мог придти в суд, к кому-либо из судей, в прокуратуру, к нотариусу, в налоговую, ну и конечно к юристам на завод. Это его и выручало. Да и сам он, от суда к суду, чувствовал себя всё уверенней. К нему начали приходить за советом. Он старался помочь всем, отрабатывал каждый вопрос на совесть, в основном, бесплатно. Ведь юрист он как врач, а наживаться на чужой беде, по крайней мере – безнравственно.
Юрист. Раньше, после окончания средней школы, он даже помышлять не мог об этой профессии. И вот он – юрист: у него уже есть пусть не большой, но опыт, есть не большая, но своя практика. Осталось только одно – просто жить, просто работать. Новых законов на местном и федеральном уровне принимается столько, что скучно не будет ни сейчас, ни в будущем. С семьёй, тоже, вроде, всё нормально. Жена – преподаёт кистевую роспись, работает преподавателем, сын – учится в институте – будущий менеджер.
Так жизнь удалась?
На этот вопрос нет, и не может быть, однозначного ответа, не зависимо от того: был он сам творцом своей судьбы или смиренно шёл по пути, указанному свыше.

Андрей, не спеша, поднялся на ноги. Потянулся до хруста в суставах: «Как хорошо-то здесь, Господи. И как жаль, что пора уезжать!»
Облака в небе плывут туда, куда их гонит ветер. Что же гонит тебя – Человек? Каким ветрам Ты подставляешь грудь, каким – спину? Какие штормы ждут тебя впереди - вон за тем поворотом? Кто знает?
Андрей сел за руль машины. «Стоит ли задумываться над тем, чего нет, и возможно, никогда не будет? Всё равно не угадаешь. Будут проблемы – будем решать. Достоверно известно одно – чтобы не случилось там, в будущем, надо ЖИТЬ. Чтобы тебе не предлагали – надо оставаться ЧЕЛОВЕКОМ».
Андрей повернул ключ в замке зажигания, мотор машины послушно заурчал.
Машина выехала из леса и потихоньку поехала в сторону шоссе.
«Что ж, вперёд. И - будем жить!»

P. S.
Россия – воистину, великое государство. За свою многовековую историю она неоднократно переступала через судьбы миллионов людей беспредельно преданных ей, любящих её и служащих ей верой и правдой. Одновременно пригревая на своей груди проходимцев и воров разных мастей. Что для неё судьба одного? Не боле чем судьба песчинки посреди пустыни.
Но, на этой земле всё имеет свой смысл. Зерно, умирая, падает в землю не для того, чтобы навсегда исчезнуть, а для того, чтобы, когда придёт весна, дать начало новой жизни. И жизнь начнётся сначала. Но случится это только в том случае, если маленькая искорка жизни не умрёт в зерне, так и не дождавшись своей весны.
Если жить и дальше по принципу: «бей своих, чтобы чужие боялись», то свои, когда-нибудь, кончатся. Что же тогда будет с тобой – Россия?