Обыкновенный фашизм (1965) DVDRip (части 1-2 из 2)

01 - Глава первая
02 - «Майн Кампф» или как обрабатывают телячьи шкуры
03 - Несколько слов об авторе
04 - А в это время…
05 - Культура третьего рейха
06 - Великая национальная идея в действии
07 - Ейн фольк. Ейн Рейх. Ейн фюрер.
08 - О себе
09 - Искусство
10 - "Мы принадлежим тебе..."
11 - А ведь была другая Германия
12 - "С массой нужно обращаться, как с женщиной"
13 - "Фюрер приказал - мы исполняем"
14 - Обыкновенный фашизм
15 - Конец третьей империи
16 - Глава последняя, незаконченная

Рассказывают, что посмотрев этот фильм, легендарный секретарь ЦК по идеологии Суслов спросил автора: «Михаил Ильич, за что вы нас так любите?». Вопрос вполне логичный по отношению к творцу советского искусства, чей единственный адресат - государство. Но если бы всемогущий серый кардинал мог понять, что Ромм выясняет отношения не с партией, не с государством - с самим собой... Трагическая «тайная свобода» представителей поколения, творивших в своих классических фильмах образ идеального мира и ставших затем его узниками, к счастью, не умещалось в это сознание. Но именно она сделала очередной монтажный фильм о третьем рейхе одним из главных событий отечественного киноискусства 60-х. Конечно же, автор демонстрирует тут свой предельный профессионализм - и беспредельное кинематографическое чутье, делая свой фильм учебником по документальной природе кинообраза, что было очень актуально в те годы. Фактически Ромм строит всю драматургию «Обыкновенного фашизма» на том же самом принципе, на котором строит ее в тогда же снятом «Фотоувеличении» Антониони, - на раскрытии третьих, четвертых, двадцатых планов кадра, меняющихся в корне, а то и переворачивающих его первоначальный смысл. Именно за счет этого принципа киноизображение превращается в образ, причем происходит это на наших глазах.
Для советской системы такой принцип приобретал добавочный смысл. Броский образ Виктора Демина - «брат подробностей» из евангелия тогдашних киноноваторов, книги «Фильм без интриги» - на самом деле был еще и точным определением политического рода: подробности действительно бунтовали против официального клишированного сознания. В картине Ромма они заставляли официальный документ саморазоблачаться, высвеченные умным взглядом мастера, и превращали тем самым документ в образ. Холуй с лопатой на заднем плане Гитлера, на строительстве образцово-показательного автобана, озобоченный не столько тем, чтоб эффективно копать, сколько тем, как бы попасть в такт фюреру, превращался в символ гитлеровской системы. Ошеломляющий монтаж детских лиц из современной идиллии и юных узников концлагерей - как память и боль, под этой идиллией тлеющие - потрясал, и потрясение это рождало новые фильмы - тот же хуциевский «Был месяц май», например.
Однако, все это - так или иначе - побочный результат. Ведя разговор о катастрофе, постигающей массу, когда она передоверяет свое право выбора кому-то - вождю, фюреру, неважно, Ромм в первую очередь обращался к собственному драматическому опыту, себя, а не кого-то судил прежде всего. Вся судьба его откликнулась, отозвалась: тут - и стремительное вознесение после дилогии о Ленине, и потаенные муки подчинения чужой воле на рубеже 40-50-х, когда дважды мысли о государственной необходимости все сильнее заглушались внутренним голосом, и самоубийство на фронте в 1943 году старшего брата, не вынесшего первой вспышки державного антисемитизма, и его собственные попытки противостоять надвигающейся чуме - успешная в том же 1943-м и безуспешная в 1948-м. И речь против инициаторов травли - Кочетова, Сафронова, Грибачева - в 1962-м, расходившаяся в списках и стоившая ему мастерской во ВГИКе. И полное неприятие учениками предыдущей мастерской (Тарковским в первую очередь) «Убийства на улице Данте» в 1958.
Блистательный мастер фильма - группового портрета (в этом смысле жанр «Пышки», «Тринадцати», «Мечты» уникален), он прежде всего стал искать в сотнях тысяч метров пленки лицо обычного маленького человека. И не нашел. Оказалось, что лиц уже не было. Режим стер их. И это было также страшно, как кадры убитых, убиваемых и ожидающих смерти детей и женщин. У тех лица - были. У этих - не было. Есть фотография: Ромм, отсматривая очередной материал, отстраняется от экрана и прикрывает глаза руками. Что было в этот момент на экране? Есть в фильме кадр - съезд нацистских писателей. Люди в форме - в зале, человек в форме - на трибуне объясняет какие романы им надо писать. Фильм окончательно сложился в тот момент, когда автор понял, что говорить должен сам, от собственного имени. Сознанию обезличенной массы, отпечатавшемуся в документах - чудовищной машине, - противопоставлен живой, человеческий голос. Машине в фильме противостоит не другая машина, как точно заметил тогда же Л. Аннинский, машине здесь противостоит личность. Она выходит на бой с машиной и одерживает победу. Обнаруженное родство двух систем (женщины, тянущиеся к Гитлеру под саркастически блистательный комментарий автора: «Ну, тянись же к своему богу, хватай его за палец», до ужаса совпадали с аналогичными женщинами, тянущимися к Сталину в прекрасно известной Ромму «Колыбельной» Ветрова) отнюдь не означало для автора «Обыкновенного фашизма» родства идей коммунизма и фашизма. Первой он был предан до последних дней, вторую ненавидел. Напротив, это родство свидетельствовало о чужеродности сталинизма вдохновлявшим Ромма всю жизнь революционным идеям (это было очень в духе тех лет). Но личностный пафос его картины от этого не менялся.
Система не ощутила ее, постаралась сделать вид, что ничего не заметила, а через несколько лет потихоньку положила картину на полку.
«Обыкновенный фашизм» восстановил статус Ромма как учителя - но уже не только для непосредственных учеников (Хотя, например, хроника демонстраций в Пекине, где над неразличимой людской икрой возвышается одно и то же лицо, в «Зеркале» Тарковского смотрится прямой цитатой из Ромма), а и для общества в целом. И он понял это, взвалил на себя эту ношу и нес до конца дней.
/Евгений Марголит/

За первые 11 месяцев проката двухсерийную документальную ленту посмотрели 22 миллиона человек. Такой интерес объяснялся и желанием многих разобраться в сталинском тоталитаризме, в 1956 году осужденном на ХХ съезде коммунистической партии Никитой Хрущевым. Это понял главный идеолог власти Михаил Суслов, особенно возвысившийся при сменившем Хрущева в 1964 году Леониде Брежневе. Суслов изъял фильм из проката, а когда книгу о фильме по окрику из ЦК сняли из печати, так объяснил режиссеру принятое решение: "Фильм посмотрели миллионы и забыли, а сотни откроют книгу и начнут думать". Книгу издали почти 40 лет спустя в России и в Германии. Это было уже во времена перестройки.

50 лет назад на советские киноэкраны вышел двухсерийный документальный фильм Михаила Ромма "Обыкновенный фашизм".
Картина вызывала в памяти недавние советские реалии, в частности, сталинские репрессии, подавление инакомыслия, но говорила об этом иносказательно, «эзоповым языком». Полвека спустя фильм смотрится поразительно современно.
О работе с Михаилом Роммом и идеологии фашизма в интервью Радио Свобода рассказывает один из авторов сценария фильма Майя Туровская.

Интересный нюанс - начиная с 07:44, 08:35.
Картина Михаила Ромма вызывала в памяти недавние советские реалии, в частности, сталинские репрессии, подавление инакомыслия, но говорила об этом иносказательно, "эзоповым языком".