Classic. Vocal
1. I. Die Mitternachtsmaus. - II. Das Aesthetische Wiesel (5:15)
2. III. Das Knie (2:17)
3. IV. Die Beichte Des Wurms (2:20)
4. V. Improvisation (1:02)
5. VI. Die Prozession (3:00)
6. VII. Der Tanz (6:48)
7. VIII. Das Gebet (5:36)
8. IX. Das Fest Des Wuestlings (2:20)
9. X. Spiel I (1:22)
10. XI. Spiel Ii (2:59)
11. XII. Fisches Nachtgesang (1:29)
12. XIII. Nein! (1:40)
13. XIV. Das Mondschaft (7:04)
Исполняют:
Елена Васильева, голос
Elsbeth Moser, баян
Edith Salmen, ударные
Wolfgang Guttler, контрабас
Наталья Пшеничникова, флейта
На стихи Христиана Моргенштерна 1871—1914
Губайдулина - один из самых крупных и глубоких композиторов второй половины ХХ в. Ее произведения исполняются лучшими оркестрами и музыкантами мира. Судьбу свободного художника, столь необычную для советского общества, композитор смело избрала eщe в 1963 г. после окончания аспирантуры при Московской консерватории (класс Виссариона Шебалина). Лейтмотивом творческой жизни Губайдулиной в тот период стало напутствие, данное ей Дмитрием Шостаковичем: «Я вам желаю идти вашим „неправильным" путем». Многие годы к Софии Асгатовне открыто недоброжелательно относилось руководство Союза композиторов. В 1979 г. в докладе Тихона Хренникова она была упомянута в «черном списке» семи отечественных композиторов-авангардистов. Средства к существованию Губайдулина, так же как и Альфред Шнитке, находила, сочиняя музыку для кино. Всего она оформила более 20 кинолент, включая хорошо известные мультфильм «Маугли» и картину Ролана Быкова «Чучело». Творческим спасением для Губайдулиной стала в эти трудные годы поддержка со стороны музыкантов, настойчиво включавших ее произведения в свои концертные программы. Среди них были замечательный дирижер Геннадий Рождественский и выдающийся скрипач нашего времени Гидон Кремер. С 1992 г. Губайдулина живет в Германии, в 30 км от Гамбурга. Ей удалось таким образом осуществить свою давнюю мечту - жить в полной тишине.
Я сознательно начал разговор с Софией Асгатовной с упоминания о своем друге, саксофонисте-авангардисте Сергее Летове, от которого слышал мельком о каком-то сотрудничестве с Губайдулиной. И София Асгатовна рассказала мне историю 20-летней давности:
- Я придаю очень большое значение импровизации. Это дает мне совершенно другой художественный опыт. Мы импровизировали вместе с Сергеем Летовым. Для меня это было ценным знакомством с принципиально другой манерой исполнения, потому что Сергей - совершенно уникальный саксофонист, других таких нет. Самое основное в музицировании такого рода - это свобода от нотного текста: то, что готова в данный момент произнести твоя душа, и появляется в виде звука.
- Бывают ли у вас поводы для творчества, которые могли бы быть описаны словом «улыбка», словом «скерцо», что бывало, скажем, у Баха?
- Да, безусловно. Но моя основная задача - это выразить нечто трагическое, потому что трагическое лежит в основе мира. Трагическое искусство для меня самое близкое. Но в какие-то моменты возникают сочинения совершенно другого рода. Например, у меня есть цикл под названием «Galgenlieder» («Песни висельников») на стихи Кристиана Моргенштерна. И там присутствуют очень веселые, игровые моменты: какой-то «зверек» выходит в зал с колокольчиками и импровизирует. Это очень светлые моменты. Они соединяются неожиданным образом с очень серьезным отношением к какому-нибудь предмету.
- Продолжают ли вас вдохновлять на сочинение камерной или вокальной музыки литературные тексты? У вас были подобные произведения, но в последнее время вы всё реже обращаетесь к подобным формам.
- Что касается поэтического текста, то я всегда испытывала с ним трудности. На мой взгляд, не всякий текст подходит для музицирования. Мне очень подошли тексты древнеегипетской лирики, Хайяма, Т. С. Элиота, Рильке, Цветаевой, Айги. Работы Айги в сильнейшей степени провоцируют на то, чтобы кроме поэтического текста звучала и музыка. Но всякий раз я вынуждена делать очень тщательный выбор: один текст требует музыки, а другому она мешает. Часто я чувствую: передо мной гениальное поэтическое сочинение, которому любое прикосновение музыки помешает, не поможет. Не всегда нужно усиливать эмоцию, не всегда нужно что-то добавлять. Вот этот аспект меня очень волнует.
- Существует ли сейчас вероятность диалога религий? Если да, то каковой может быть его форма?
- Мне становится дороже любой человек, когда я узнаю, что он почитает религиозную активность. Я чувствую, что в религиозности есть корень жизни, корень искусства. Мне очень жаль, что человечество постепенно теряет связь с этим корнем, из-за чего искусство становится слишком «искусственным». В мире есть множество культур и типов религиозной деятельности. Я очень высоко ценю все без исключения. Сама я приняла православие - мне оно очень близко. Но я готова к тому, чтобы почитать и уважать других. Мне кажется, что неправ был Киплинг, считавший, что Востоку и Западу вместе не сойтись. Смешение культур будет, оно происходит, и от этого никуда не денешься. И без уважения друг к другу, без уважительного отношения ко всем культурам человечество просто не выживет. Кроме того, я вижу очень большое преимущество в смешении культур. Например, в Японии я встретилась с композитором Хосокавой. Закончив обучение в Германии, он вернулся в Японию. При этом Хосокава не утратил свои национальные черты, обогатившись свойствами, присущими западной культуре. Этот пример для меня очень важен. Всегда следует помнить, что не нужно терять свое исконное, племенное.
- Можно ли говорить о двух Губайдулиных: о Софии Губайдулиной, которая открыта для восприятия всего на свете, и о композиторе Софии Губайдулиной, которая, оставшись наедине со своими мыслями, со своим рождающимся сочинением, умеет освобождаться от любых влияний?
- Думаю, что как раз мысль «где я?» вредит творческому процессу. Я замечаю, что многие композиторы, поэты, художники словно стоят перед зеркалом и смотрят, достаточно ли они новы и интересны. Один композитор мне говорил: «Я и дирижирую, и сочиняю. Я спиной чувствую, когда слушателю скучно». И как личность, творящая звуки, он уже всё время корректирует себя. На мой взгляд, подобная самоцензура вредит истинности. Лично я хочу расширять горизонты своего восприятия. Я слушаю архивные фольклорные пластинки, поскольку очень люблю такую музыку. Были периоды, когда я увлекалась одним композитором, другим, третьим. На протяжении жизни у меня были разные впечатления от их музыки. Видимо, во мне всё это остается в виде почвы, на которой я живу. Но когда я остаюсь одна, то забываю обо всех этих впечатлениях. Во время сочинения музыки я словно одна иду по полю, все звезды - мои. Что было и что будет - мне в этот момент не важно. Я будто поднимаюсь по какой-то очень высокой лестнице. Потом она исчезает, и я остаюсь наедине с собой, с универсумом. Одним словом, я стараюсь не «смотреться в зеркало».
- Один живущий в Берлине композитор сказал: «Сочинение музыки не имеет ничего общего ни с пубертацией, ни с графоманией. Но в современной музыке многое имеет немало общего и с тем, и с другим». Насколько вы бы поддержали такой взгляд на многие современные сочинения?
- Я бы с опаской отнеслась к подобному суждению, потому что мир очень разнообразен. Да, существует очень много графоманских сочинений, произведений, в которых много детскости. Но я отстраняюсь от них, понимая, что в любой век так было и так будет. Ничего в этом особого нет. Но в нашу эпоху появлялись и появляются очень яркие произведения. Мне очень дороги сочинения Валентина Сильвестрова, Гии Канчели, Альфреда Шнитке, Эдисона Денисова, Луиджи Ноно. Хотя эстетически они все разные. Вот вопрос: как можно любить совершенно разное? Это вопрос «Existenz und Essenz». На уровне Existenz мы обращаем внимание на стилистику, на эстетические качества, и в этом плане мы все разные. Но существует еще один уровень, где эстетическое уходит на задний план. И в эссенциальной области вдруг образовывается некое братство. И потому я люблю эстетически абсолютно разных Сильвестрова, Шнитке, Пярта, Ноно, Кейджа, которые на определенном уровне - братья.
- Что является внутренней преградой для публики, для восприятия серьезной музыки?
- Я ввожу специально такой термин - «талантливая» или «бездарная» публика. Думаю, что воспринимать музыку в большой степени мешает усталость. Если человек пришел на концерт усталым, то он просто не может быть талантливым, потому что весь свой талант применил для другого рода деятельности. Для восприятия музыки необходимо иметь достаточный запас духовных и интеллектуальных сил. Ведь надо идти вслед за звуками, которые образуют некий душевный ландшафт и обозначают какие-то события в этом ландшафте.
Юрий ВЕКСЛЕР