Миллионы, миллиарды, биллионыМиллионы, миллиарды, биллионы
Километров, лет до сей поры
Мы с тобой придумали законы,
Правила космической игры.
Я придумал замкнутость и сферу.
Я придумал времени капкан.
Ты придумала Любовь, Надежду, Веру,
Жизнь и Смерть, наивность и обман.
Мы создали звёзды и планеты.
Мириады крошечных планет.
Я создал вопросы, ты – ответы.
Ты сказала: «Тьма», я крикнул: «Свет!»
И Любовью начинив пространство,
Переделав в запятую Смерть,
Мы с тобой тупое постоянство
Превратили в Жизни круговерть.
Мы слились в одной любовной плазме
Ярче мысли, глубже всяких слов.
Мы неслись в космическом оргазме,
Разлетаясь в бесконечность снов.
Взрывы запредельного экстаза
Ярче взрывов тысячи светил
Повторяясь снова раз за разом
Нас лишали памяти и сил.
Я очнулся в двадцать первом веке
На задворках млечного пути.
В неуютном, слабом человеке,
Но с большим желанием найти.
Прости, что не с тобой я прожил столько летПрости, что не с тобой я прожил столько лет.
Прости, что я тогда решил начать сначала.
Прости, что на вопрос, так поздно дал ответ.
Прости, что я ушел, когда ты мне кричала.
Я в поисках тебя скитался по мирам.
Я видел Свет в конце Великого Туннеля.
Я даже пару раз наведывался в храм
Смахнуть с твоих ресниц слезинки из елея.
Я видел, как на мир спускалась пустота
И как рождалась в ней в необъяснимых муках
Стыдливая, как сон святая простота,
И я тонул в ее непостижимых звуках.
Я создал по пути, ведущему к тебе
Бессчетное число физических вселенных.
Я сам писал судьбу и следуя судьбе
Я Богом стал в своих пространствах многомерных.
У Бога просишь ты послать тебе меня.
Ни где-нибудь потом, а в этом смутном веке.
Но ты пойми, что Бог – на самом деле – Я
И я с тобою здесь. Я в каждом человеке…
Мне нужно во всем разобратьсяМне нужно во всем разобраться.
Причем самому.
Увидеть какое богатство
Стоит на кону.
Все счастье, мне данное Силой
Не стоит того,
Чтоб не получить от любимой
Сегодня письмо.
Я знаю: я должен. Я знаю.
Но только кому?
Мне кажется я умираю,
А может люблю.
А может сегодня мы снова
Увидимся там,
Где тела бессильны оковы,
Там где пустота.
И в той пустоте лишь попросим
Появится в миг
Багряная тихая осень
И мудрый старик.
И он поведет нас тропинкой
В покой и уют.
На солнце блестят паутинки
И птицы поют.
Шуршит под ногами приятно
Сухая листва.
А нам и без слов все понятно.
Пустые слова.
И, вдруг, перед нами избушка,
Как в сказке сказать.
Стоит на пороге старушка,
А может быть мать.
Она угощает нас хлебом
И поит вином.
Она провожает нас в небо
За прожитым сном.
Но я убегаю по лужам –
Мне нужно понять
Как жить и кому я здесь нужен
И сколько мне ждать.
Сколько мне еще глядеть…Сколько мне еще глядеть
В тьму полночную,
Чтобы все там рассмотреть,
Да воочию.
Где она: дорога в Храм-
В дом родимый мой?
По сердцам? По головам?
Под собачий вой?
Кто протянет руку мне,
Мол, пойдем скорей.
Знаю: правда не в вине,
А в вине моей.
В той вине, что по ночам
Не дает заснуть.
Ту вину не сжечь свечам,
Ей не утонуть.
Перед кем я виноват?
Кто ответит мне?
Вы боитесь? А я рад.
Истина в вине!
Кто с зеркалом на ты, кто ищет сам себяКто с зеркалом на ты, кто ищет сам себя,
Бежит от пустоты и к пустоте приходит,
Кто ищет красоты невинное дитя
В конце концов в самом себе его находит.
Кто счастье и покой, достаток и уют
Меняет на борьбу, лишенья и тревоги,
Того своей рукой прикроют и спасут
Такие же как он таинственные Боги.
Искать, пока не обретуИскать, пока не обрету.
Идти, покуда хватит силы
За ту последнюю черту
Сквозь пустоту земной могилы.
Писать корявые стихи
В слова обертывая мысли
И отрабатывать грехи
Незавершенной прошлой жизни.
Ровно тысячу лет на планете ЗемляРовно тысячу лет на планете Земля,
Двадцать восемь пустых и бессмысленных жизней
Я прожил в этом сне. Вдалеке от тебя.
В круговерти чужих, мне не свойственных мыслей.
Я четырнадцать раз погибал от руки
Дорогого врага - ненавистного друга.
Предавали друзья, выручали враги.
Изменяла жена, помогала подруга.
Я болтался в петле, я торчал на клинках.
Колыбельною стала по мне панихида.
Я два раза тонул, я горел на кострах
И однажды не смог избежать суицида.
Умирал и рождался и не понимал
Что я делаю здесь, в незнакомых пространствах.
Я тащился на юг, я на север бежал,
Я в веригах ходил и в богатых убранствах.
Я не помнил Себя, я забыл о Тебе,
Как-то смутно и робко я помнил о Боге.
Но, однажды, когда я висел на кресте
Я увидел ребенка на пыльной дороге.
Он смотрел на меня, словно я был святой,
А не вор и убийца из Ершелаима.
Его взгляд напоил меня чистой водой
И я вспомнил свое первородное Имя.
Засмеявшись навзрыд, не скорбя, а любя,
Я спустился с креста и сказал ему: «Знаешь,
Если, вдруг, на пути ты забудешь Себя,
Я приду и напомню во что Ты Играешь…»
Я ушел в тишину, Он остался Играть…
Он играл с огоньком, не забыв на прощанье
Повисеть на кресте, но пора вспоминать.
Я вернулся теперь… Я сдержал обещанье.
Эх, сейчас бы ломануться в ГагрыЭх, сейчас бы ломануться в Гагры,
Окунаясь в пьянство и разврат
Вместе с той, сисястой из «Виагры»
Пропивая тысячи зарплат.
Вин попить французских, настоящих.
В пьяном виде обоссать кабак.
И от той сисястой из «Блестящих»
Подловить классический трепак.
И, побив бокалов и тарелок,
Крикнув слово ***» для куража.
Взять вон ту сисястую из «Стрелок»
И швырнуть с восьмого этажа.
И проснувшись утром с мыслью : «Где я?»
Осмотреть побои и погром,
И послать косую из «Лицея»
В магазин за первым пузырём.
Вот весна пришла. Все вокруг цветётВот весна пришла. Все вокруг цветёт.
Соловьи поют-заливаются,
А меня, братва, все тоска грызёт
Что аж зубы её ломаются.
Уж я, сука, с ней ну и так и сяк.
Ну ни чем она не изводится.
Вмажу триста грамм, да забью косяк,
Вот тогда полегче становится.
А весна, коза, пуще бесится,
Душу рвет мне своими рученками,
Дразнит, подлая, в мае месяце
Приодетыми наспех девчонками.
Ходят девочки, крутят бедрами
Вызывая во мне спазмы-колики.
Вот и глушим мы водку ведрами,
Престарелые алкоголики.
Летело лето в пьянстве и развратеЛетело лето в пьянстве и разврате,
Тащилась осень в картах и в вине.
Пришла зима. Лежу я на кровати
На белой простыне, а кажется в
.
Под Новый год так хочется веселья.
Но нет его! Тоска меня грызет.
И как всегда приходится с похмелья
Встречать совсем не нужный Новый год.
Займу бутылку водки у Володи,
Открою банку прошлогодних шпрот.
И сам себе я настучу по морде
За этот бестолковый Новый год.
Потом напьюсь до умопомраченья
И расколов 2 рюмки и стакан,
Куплю билет, уеду на леченье
От сифилиса в город Бугуруслан.
Улыбаясь нарисованной улыбкойУлыбаясь нарисованной улыбкой.
На намыленной жалким обмылком веревке
С зажатой в зубах недокуренной «Шипкой»
Клоун повесился в тесной гримерке.
Стрелки часов на восьмерке застыли
В миг, когда сделал он шаг с табуретки.
Руки засунув в карманы пустые
Мятых штанов в черно-белую клетку.
Вся его жизнь протекла на арене.
Люди смеялись над ним каждый вечер.
Ну а потом — страшный холод постели.
Водки стакан и закусывать нечем.
Так и висит он. ненужный, забытый.
Плюнув на скучной судьбы заморочку,
Этой петлей в своей жизни разбитой
Тихо поставив последнюю точку.
У речушки за полянойУ речушки за поляной,
Дождевой водой политой.
Я валяюсь в стельку пьяный
С пол-литровкой недопитой,
В кулаке моем зажатой,
Крепко схваченной перстами.
Мой костюм, слегка помятый
И облёванный местами,
Стал грязней сырой землицы.
А я падаю, пытаясь
Встать, испить речной водицы...
Видно сил уж не осталось.
Я упал, уткнувшись рожей
В муравейник, мирно спящий.
И паденьем растревожен.
Стал он адом настоящим.
Муравьи взялись кусаться.
Жрут меня. а мне до фени.
Нету сил уже подняться
Даже просто на колени.
Нету сил сомкнуть три пальца
И хоть как перекреститься…
Муравьи вонзились в яйца!
Это ж надо так напиться.
Ну а в среду вы прочтёте
В «Малой Родине» некролог:
«Найден съеденым в болоте
Неизвестный алкоголик.
По имеющимся данным
Муравьями труп был съеден,
А потом уж, бездыханным,
Изнасилован медведем.
Труп был утром обнаружен
И неплохо сохранился.
Забирайте, кому нужен,
Пока он совсем не спился.
Один поэт в своей тетрадиОдин поэт в своей тетради
Такие строки написал:
«Весь мир - бардак, все бабы - ***».
И в заключение: «Устал...»
Дерябнул водки полстакана.
Сходил в общественный толчок.
И лбом уткнувшись в ствол «нагана»,
Нажал на спусковой крючок.
Село уставшее красное солнышкоСело уставшее красное солнышко.
Что-то не спится мне, хоть и пора.
Выйду на улицу, сяду на бревнышко,
Буду на звезды смотреть до утра.
Браги осталось во фляге на донышке,
Ну я ее докатил до ворот.
Так и скучаю я с брагой на бревнышке
Тупо уставившись на небосвод.
Я умру. как обычно, под вечерЯ умру. как обычно, под вечер,
На закате обычного дня.
И такой же вот ласковый ветер
Раскачает петлю и меня.
На березе, рыдающей сокомНа березе, рыдающей соком,
Я конец свой печальный найду
И — вперед, на свидание с Богом
Я по звездным дорогам уйду.
Будут гадить бессовестно птицы
На мой синий бездыханный труп.
Когда друг мой зайдет похмелиться,
Только «Боже!» слетит с его губ.
Сядет он под березу на полог
И, промолвив «Давай, не болей...»,
Он загнет задушевный некролог,
Почеканившись с пяткой моей.
А когда пол-литровку кончает,
Закопает меня у плетня.
И никто никогда не узнает
Где осталась могилка моя.
Жизнь моя вся по постелям разбазаренаЖизнь моя вся по постелям разбазарена.
Где б найти его - засранца меткого.
Как там в песне-то у Сашки Розенбаума:
«Эх, влюбиться бы сейчас, да вот не в кого».
Водку пью порой до омерзения:
Черти, рвота, страх, галлюцинации,
А потом с глубокого похмелия
Снова начинаю похмеляться я.
Эх, Душа… Душа моя открытая
Всем подонкам, тем, что в ней копаются.
Эх ты, жизнь… Ты жизнь моя разбитая…
Склеить можно, только шрам останется.
Выключу я трактор, потушу комбайнВыключу я трактор, потушу комбайн.
Выйду за околицу, лягу на траву.
И на ней, родимой, развалюсь, как барин,
И окурок «Кэмела» сладко закурю.
Надо мной летают и щебечут пташки.
Жаворонок, пукнув, на нос мне попал.
Жалко, что один я, нет со мной Наташки,
Мы б с ней разобрали Марксов «Капитал».
Я б сказал: «Наташа, почитай вот здеся.
Тута вот написано про оппортунизм».
А потом сказал бы: «Милая, разденься.
Надоел мне этот гадкий онанизм».
И она. раздевшись, мне б сказала: «Вася!
Книга эта — ценная, стоит почитать.
Ну и ты. Василий, тоже раздевайся.
Что. одной прикажешь в поле замерзать?»
Я тогда разденусь и ее накрою
Телом своим жадным за один присест.
Как Володя Надю, нежно успокою,
Обсудив с Наташей Крымский манифест.
Но. увы, один я. Нет со мной Наташки.
И лежу на травке, будто дурачок.
А с небес все падают на меня какашки.
Перекур закончился, и потух «бычок».
И. откинув мысли, выплюну чинарик.
Сяду я на трактор, заведу мотор.
«Кэмелы» с верблюдом только для мечтаний.
Для работы нужен русский «Беломор».
Солнце над мазаркамиСолнце над мазарками щурилось кокетливо.
Наглый зайчик солнечный бегал по крестам.
Улыбалось кладбище мило так, приветливо,
Словно говорило нам — все мы будем там...
Душу в клетку заточилиДушу в клетку заточили,
Взяли сердце в кандалы
И один в пустой квартире
Я хожу, топчу полы.
Остается мне скучая
Сквозь окно смотреть на мир
И следить, как пачка чая
Превращается в чифир.
Чай не водка, все не выпьешь,
И так жалко мне себя,
Что бывает, даже всхлипнешь:
Закодированный я.
Вот сижу, кусаю ноготь.
Горемычная стезя:
Вот он, сука, близок локоть,
Да куснуть его нельзя.
Ах, как я рад. Мой старый, милый другАх, как я рад. Мой старый, милый друг,
Что я такой же пьяный и небритый
Вернулся вновь в кабацкий Оренбург,
Весенним светом солнечным залитый.
Пора проведать наши кабаки
И потрясти разъевшихся барменов,
И почесать немного кулаки
О рожи таргашей и бизнесменов.
Мы будем водку у подъездов пить
С любыми встречными простыми пацанами,
Мы будем девочек кадрить, цветы дарить
Им вместе с будками и вместе с продавцами.
Вставай, мой друг, пойдем, уже пора.
Нам надо отчудить последний номер,
Чтоб по людски закончилась игра…
Вот только жаль, что ты недавно помер.
Где ты, бесшабашная молодость Где ты, бесшабашная молодость,
Тоска, душу рвущая, русская,
Где ты, в Адидассах и Риббоках
Лихая братва Оренбургская.
Кого заграница приветила,
Кого лагеря, зоны крытые,
Кого уже в Царство Небесное
Ворота встречают открытые.
Положу с прибором на стихиПоложу с прибором на стихи.
Завтра брошу пить и материться.
Отпусти мне, Батюшка, грехи
И налей Святой воды напиться.
Я и к женщинам все реже подхожу,
Может просто дорожу свободой.
Если надо, вовсе завяжу
С ихней *ядской, подлою породой.
Брошу все: игру, вино и блуд,
И разрежу на спине рубаху,
Что бы крылья, если прорастут,
Были вмиг готовы для размаху.
В тот же вечер, как помруВ тот же вечер, как помру,
Я, назло лампадам,
Теплым дождичком пройду
Или снегопадом.
Может майским ветерком
Щекотну вам душу
Или легким матерком
Вам залезу в уши.
Или средством от беды
Разольюсь в стакане
Или струйкою воды
Стану в женской бане.
Иль в ворота «Спартака»
Залечу с пенальти
Или кучкою
Лягу на асфальте.
Теплым, как сука, апрельским вечеромТеплым, как сука, апрельским вечером –
Стук… Открываю – там Смерть с пузырем.
«Заходи,- говорю, -все равно делать нечего,
А так вдвоем посидим, попьем.
Смерть с будунища, ждать не заставила,
Быстро влетела костьми гремя.
Косу свою в уголок поставила,
Села на корточки у огня.
Собрал я на стол. Закуска не хитрая:
Хлеба горбушка, да лук-честнок.
Ну и свою поставил пол-литру я.
«Давай за стол,-говорю, старичек».
После четвертой Смерть улыбнулася:
«Я ж за тобой. Собирайся, айда».
«Ты че, говорю, совсем рехнулася?»
И кокса дорожку: «Понюхай на».
Потом покурили травы доморощенной,
Б*** заказали и хор цыган.
Смешали «Хэнэси» с закуской тещиной
И сверху спирта почти стакан.
Мне не хватает любвиМне не хватает любви.
Страшная полночь.
Набрал, позвонил 03:
«Скорая помощь?
Мне не хватает любви!
Помогите!
Водки возьмите и…»
В трубке раздались гудки…
Извините…
Не дай мне, Господи, скончаться не любивНе дай мне, Господи, скончаться не любив,
Не испытав всей сладости мучений,
Дни темных бурь и радостных свечений…
Не дай мне, Господи, скончаться не любив.
Не дай мне, Господи, скончаться не поняв
Всего того, что мы понять должны бы,
Из за чего наделал я ошибок…
Не дай мне, Господи, скончаться не поняв.
Не дай мне, Господи, скончаться не открыв
Всех тех дверей, что предо мной стояли,
И даже тех, что век не открывали…
Не дай мне, Господи, скончаться не открыв.
Не дай мне, Господи, скончаться позабыв
Всего того, что забывать не надо,
Всех тех, чья жизнь была моей наградой…
Не дай мне, Господи, скончаться позабыв
Не дай мне, Господи, скончаться не простив
Всех тех людей, какие часто были
Ко мне не правы и несправедливы…
Не дай мне, Господи, скончаться не простив.
Не дай мне, Господи, скончаться не дожив
До радостной и грустной той минуты,
Когда по мне начнут греметь салюты…
Не дай мне, Господи, скончаться не дожив.
Я бы умер сейчас, но с условьем такимЯ бы умер сейчас, но с условьем таким:
Что бы видел и слышал я все, что вокруг,
Что б взглянуть после смерти, хоть глазом одним
Для кого я был враг, для кого я был друг,
Для кого я – ничто, ерунда, просто-так,
Для кого был я лишним, как в августе снег,
Для кого я был просто никчемный дурак,
Для кого же любимый я был человек.
Вот тогда посмотрю, после смерти моей,
Кто по мне, словно мама начнет горевать,
Кто над гробом склонившись заплачет по мне,
Не побрезгует в лоб меня поцеловать.
Исчезло всё. Допита ночьИсчезло всё. Допита ночь
Двумя огромными глотками.
Ты шепчешь, удаляясь прочь:
«Давай Останемся Друзьями».
Какие грустные слова
И крылья стали вновь руками.
Зачем же ты произнесла:
«Давай Останемся Друзьями».
К чертям… Сегодня я напьюсь
И, захлебнувшийся слезами,
К ногам, к стопам твоим свалюсь…
А ты: «останемся Друзьями».
Не буду ныть. Я не такой.
Гляжу потухшими глазами.
Согласен. Ладно. Бог с тобой.
Давай Расстанемся Друзьями.
Пойду, по улицам пройдуПойду, по улицам пройду
Пустого, злого города.
Глядишь, в толпе себя найду,
Спасу тебя от холода.
Иду по улицам Москвы,
Парижа, Вены, Токио…
И всюду люди. Всюду вы
И тоже одинокие.
И в каждых поднятых глазах
Любого, мною встречного
Я вижу боль, я вижу страх
И ни кусочка Вечного.
И, вроде, все хотят любви,
Всем нужно понимание,
Но только сколько не зови
Не обратят внимания.
Белый…белый…белый…белый снегБелый…белый…белый…белый снег.
В зале объявили белый танец.
Для тебя я кто? Так, иностранец.
Да к тому же странный человек.
Вдруг, идешь ко мне ты. Вот те раз.
И, коверкая слова простые,
Говоришь: «Вы, сударь, из России?
Разрешите пригласить на вальс».
Нас с тобою танец закружил.
Звуки вальса льются нам под ноги.
Я устал. Хочу прилечь с дороги.
Ну, скажи: «Пойдем ко мне». Скажи…
Облака в Небесах удивительно белые… Облака в Небесах удивительно белые…
Ну ни в сказке сказать, ни пером описать.
Объясните вы мне. Что же на фиг я делаю?
Ну зачем я Летаю, не умея летать.
И к Тебе подошёл, как-то робко, не смело я.
Рассказал анекдот, предложил покурить…
Объясните вы мне. Что же на фиг я делаю?
Ну зачем я Люблю, не умея любить…
Пролетели года, промелькнули столетия…
Объяснили сполна. Допросился, дурак.
И не важно зачем существую на свете я,
Безусловно важнее позабытое КАК.
Не умея летать, я летал, как получится.
Не умея любить, я любил, как умел.
Сам не веря себе, я в беспамятстве мучался,
И без компаса веры я к Любви Прилетел.
И теперь мы с тобой два божественных полюса,
Зачарованный компас в милых детских руках.
И теперь я пою гласом трубным в полголоса
Колыбельную сказку, уносящую страх.
Когда великая завесаКогда великая завеса
Уйдет в Божественную скуку
И темноглазая принцесса
Ко мне свою протянет руку
Я поведу ее в чертоги
Дорогой сказочно недлинной
И нам приветливые боги
Споют торжественные гимны.
Я прибыл сюда из неведомых местЯ прибыл сюда из неведомых мест,
Чтоб предотвратить катастрофу.
Никто не согласен наследовать Крест.
Вам проще вскарабкаться на Эверест,
Чем просто взойти на Голгофу.
Вы ищите счастья, хотите любить.
Вы втянуты в странную шутку.
Но вы неспособны обиду забыть.
Вам проще друг друга камнями забить,
Чем просто простить проститутку.
А ведь я тебя, правда, люблюА ведь я тебя, правда, люблю.
Если это забитое слово
Пусть не так, но получше другого
Объяснит прединфарктность мою.
И друг в друге всю жизнь находясь,
Мы и знать не могли друг о друге.
Я в кабак. Ты к прыщавой подруге.
Я косяк. Ты бокал. И на связь.
И сознания объединив
Мы играем, как малые дети,
Мы купаемся в ласковом свете
Ничего людям не объяснив.
Мы сплетаем узоры судьбы
В непонятные нам же сюжеты,
Мы сметаем тупые запреты,
Как навязчивый сор из избы.
И один зачарованный миг
Длится вечную долю мгновенья.
И сквозь чудо тепла и прозренья
Слышен Ангелов радостный крик.
Время рухнуло, мир уцелел.
Я тебе предлагаю остаться
И летать в вихрях нежного танца
В ярком коконе радостных тел.
Вот вышло солнце из-за тучВот вышло солнце из-за туч.
Само! Без антидепрессантов.
И разорвал надежды луч
Тоску на сотни бриллиантов.
Щебечут птицы без вина
И без травы смеются дети…
Шагает странная весна
По обезбашенной планете.
И Счастье, вдруг, само собой
Нарисовалось перед нами,
И мы вошли в него с тобой
Сцепившись накрепко руками.
Мы шли вперед, и чудеса
Нас опьяняли и кружили.
Нас понесла с собой весна.
И мы смеялись! И мы Жили!
Как мало в мире тишиныКак мало в мире тишины
Той первозданной, непорочной.
Какая навевает сны
В уютном доме полуночном.
Той тишины, что по утрам
Тебя целует нежно в щеку,
И, неподвластная ветрам,
Парит над миром одиноко.
Той тишины, что затаясь
В укромном уголочке сердца,
Доброжелательно смеясь,
Нам в память открывает дверцу.
И, оглушенный тишиной,
Коварный лабиринт сознанья,
Вдруг, превращается в простой
И ясный шепот Мирозданья.
И вот протянута рука
Самим собою и себе же
И свет родного маяка
Теперь стал просто неизбежен.
Теперь я знаю, где искать
Того, что так не доставало…
Теперь я волен отпускать…
Ну что? Опять начнем сначала?
Окончен бал. Уже довольно поздноОкончен бал. Уже довольно поздно.
В помпезных залах убирается рассвет.
В позолоченных канделябрах гаснут звезды
И в тишине звучит шекспировский сонет.
Ты пьешь шампанское из туфельки хрустальной
И даже плакать просто нету сил.
Настал исход. Дай Бог, чтоб не летальный.
И все ушли. А я не приходил.
Я молча наблюдал из-за завесы.
Я видел грусть и боль в твоих глазах.
Ты ожидала принца для принцессы,
Ну или в край бандита на понтах.
Я закричал тебе сквозь липкий мрак эфира.
Я умудрился мыслью стать твоей.
Я подарил тебе все совершенство мира.
Услышь! Увидь! Пойми меня скорей.
Впереди тюрьма или сумаВпереди тюрьма или сума,
А пока зеленые палаты.
В них лежат сведенные с ума
Кто Христом, кто Понтием Пилатом.
Кто-то свой непроходящий страх
Натирает зеленью обмылка
И на в кровь искусанных губах
Появляется ехидная ухмылка.
Прости меня, но я всего лишь БогПрости меня, но я всего лишь Бог
И человеком быть не научился.
Хотел, мечтал, старался, но не смог.
Я не рожден. Я просто воплотился.
Мне надоело быть самим собой.
Во всеобъемлющем дыхании начала
Я захлебнулся призрачной борьбой…
Моя Душа успешно одичала.
И я скитался в липкой темноте.
Огонь свечи воспринимался Светом.
Я Свет искал в туманной высоте,
А он во мне, вдруг, прозвучал ответом.
Я испытал все то, о чем мечтал.
Я был всем тем, кого лишь мог придумать.
Но только человеком я не стал,
Хотя сумел на время обезуметь.
А наигравшись вволю, я уйду…
Когда? Куда? Пока еще не знаю…
Но знаю, что тебя я проведу
По ниточке… по самому по краю…
Я покажу тебе волшебный мир,
Где мы с тобою были, есть и будем,
Где мы, вдыхая сладостный эфир,
Всю боль и грусть земную позабудем.
Где я и ты навечно станем МЫ.
И лишь когда устанем от покоя
Мы вновь придумаем кусочек странной тьмы
И белый плащ кровавого подбоя…
Наши души в астралеНаши души в астрале
Кое-что повидали,
Кое-что рассказали,
Кое-что позабыли.
А мы думали: мы ли
Там действительно были
Или просто мы спали
И во сне увидали
Те прекрасные дали,
Где волшебники жили,
Что они говорили,
Что они нам дарили.
Как потом мы устали
От ненужных баталий,
От лихих вакханалий.
Ах, как долго мы пили
Небо, полное сини.
Ах, как долго мы плыли
Над сухими степями,
Над седыми волнами…
Это было не с нами?
Я кричал, я метался во снеЯ кричал, я метался во сне,
Я бежал к незнакомой луне,
Я стонал, я метался в бреду,
Я кричал: «Отпустите! Уйду…»
***
Этой ночью по Луне
Я опять бродил во сне,
Оставляя отпечатки ног босых в песке.
И лиловый капитан
С базы инопланетян
Пел мне песню на забытом древнем языке.
Пел лиловый капитан
Про бескрайний океан
Про красивые легенды умерших богов.
Бледно-желтую печаль
Уносила песня в даль
Сквозь прозрачность лабиринтов позабытых снов.
Как я вернулся с зоныКак я вернулся с зоны –
Продал свои кальсоны.
Ну о ботинках деда не стоит говорить.
Продал рубашку бабки,
Заплатка на заплатке.
Ну что же делать, надо на что-то было жить.
Мне было очень туго:
На воле и без друга.
Но все же друг нашелся – великий дед Потап.
Семнадцать раз судимый,
Ужасно нелюдимый.
Ни что не устояло пред силой его лап.
Он грабил магазины,
Подделывал картины,
Вскрывал булавкой сейфы и граждан убивал.
Он шулер и домушник,
Майданщик и мокрушник.
Он хоть в какой работе был профессионал.
И вот Потап однажды
Раскрыл мне очень важный
И мне ужасно нужный таинственный секрет,
Что шурин его, Вася,
Работает в сберкассе.
И как ограбить кассу, поможет. Даст совет.
И вот вдвоем с Потапом
Сберкассу мы нахрапом
Очистили от денег и пыли золотой.
Я сам и мой подельник
Четыре тыщи денег
В мешки позатолкали и унесли домой.
Но эта сволочь Вася
Чего-то испугался,
А может быть обиделся, что мало получил.
Ну, в общем, черт попутал,
Все карты перепутал,
На нас советской власти телегу накатил.
И нас вдвоем с Потапом
Погнали по этапу
В ободранном вагоне куда-то в Колыму.
А я мечтаю снова:
Вернусь в свой тихий город,
Продам отцовы кеды и снова жизнь начну.
ВетерВетер.
Ветер стих и вокруг тишина.
Вечер.
Вечер встал предо мной, как стена.
Поле.
Поле спит. Не шелохнется рожь.
Воля.
Воля, снова меня ты зовешь.
Небо.
Небо, что ты молчишь, ну ответь.
Мне бы.
Мне бы к звездам твоим улететь.
Я бы.
Я б свободы напился до дна.
Кабы.
Кабы воля была у меня.
Только.
Только в камере сырость и жуть.
Горько.
Горько знать, что окончен твой путь.
Завтра.
Завтра выведут в поле меня.
Правда.
Правда в жизни, пожалуй, одна.
Целься.
«Целься», - крикнет смеясь комиссар.
Смейся.
Смейся, что же, я здесь проиграл.
Боже.
Боже мой, как мне хочется жить.
Все же.
Все ж не буду я плакать и ныть.
Грянет.
Грянет выстрел в широкой степи.
Станет.
Станет жарко и больно в груди.
Где-то.
Где-то вздрогнут отец мой и мать.
Спета.
Спета песня, пора умирать.
В мой адрес отгремели почестиВ мой адрес отгремели почести
И все ушли к себе домой,
А я остался в одиночестве
Лицом к лицу с самим собой.
И я сказал, набравшись смелости:
Ну что взгрустнул, мой юный друг?
Ты посмотри какие прелести,
Смотри как жизнь кипит вокруг.
Вот перестройка с демократией,
Глянь, все вокруг кричат ура,
А ты сидишь вот тут с апатией
У запотевшего окна.
Ты глянь какая у нас партия:
Окрепла, выросла в борьбе…
Пошел-ка ты к такой-то матери –
Вдруг я ответил сам себе.
Он читал им нагорную проповедь…Он читал им нагорную проповедь…
Это помнишь ты… а копни:
Ведь народ его слушал и хлопал ведь,
А потом он же крикнул: «Распни…»
Устало смотрим в спину молодымУстало смотрим в спину молодым,
Листая жизнь страницу за страницей.
А может быть и я еще любим
Какой-нибудь прыщавой ученицей.
Она, быть может, ночи до зари
Слюнявым пальцем возбуждает клитор
И шепчет мне: «Приди…приди…возьми…»
И я бы взял… Ну, скажем так, за литр.
Я – Ангел, падший за тобойЯ – Ангел, падший за тобой
На дно коварной темноты…
Не видишь крыльев за спиной?
Я снял их, чтобы быть, как ты.
Я спрятал их в твоих глазах.
А чтоб случайно не взлететь,
На страже я поставил Страх…
И неосознанность… и смерть...
И я, уныл и пустотел,
Упал под тяжестью оков,
Но оказалось, что взлетел…
Взлетел над легкостью даров.
И разорвались Небеса
Наполнив Словом тишину,
И оправдались Чудеса
За нахождение в плену.
Я умаляю не искать
Мораль и логику в стихах.
Попробуй попросту Летать:
И на Земле, и в Небесах…
Насыпал бисер в кормушку свиньямНасыпал бисер в кормушку свиньям,
Отдал святое дворовым псам…
Пойду на гору, одену крылья
И взмою с кручи на Небеса.
Я жил скучая в плену свободы,
В слащавом смраде ненужных слов.
Червем навозным тянулись годы,
Сплетясь в реальность абсурдных снов.
Устал я слушать немых, но буйных,
Жующих сопли святых идей,
Молчащих громко на всех трибунах
О том, как нужно любить людей.
Устал беседы вести с глухими,
Что возгордились своим клеймом,
Всех тех, кто слышит, назвав плохими,
Всех тех, кто верит, смешав с дерьмом.
Устал с речевкой, нестройным строем
Вслед за слепыми идти к концу.
Молящих Бога: глаза открой им
Мне жаль, как сына не жаль отцу.
Прощайте, люди. Я буду рядом.
Мне жизни мало. Я Жить хочу.
Но в вашем мире, залитым ядом
Боюсь ослепну и замолчу.
Трудно с вами, господаТрудно с вами, господа,
Но куда деваться?
Вместо водки – газвода,
Вместо секса – танцы.
Вместо яркого огня
И хмельной свободы –
Дом, работа и семья…
И тоска до рвоты.
Странно ёкнуло сердце: не больно, а даже приятноСтранно ёкнуло сердце: не больно, а даже приятно,
Закружились снежинки шальным золотым хороводом,
С Неба рухнуло счастье в меня и мне стало понятно:
Это Будда идет, чтоб поздравить меня с Новым Годом.
А весной я горел, я спешил оторваться по полной,
Хохотал и летал, на свободу сменяв наказанье.
Распустилась сирень и мне стало нелепо спокойно:
Это шел Магомед, чтоб отметить мое обрезанье.
А потом, после смерти, в июле удушливо-жарком
Я проснулся, воскрес, я избавился от наважденья,
И открытыми страстью глазами глядел, как с Подарком
Приближался Христос, чтоб поздравить меня с Днем Рожденья.
Ты отказалась… Ну тогда – живи…Ты отказалась… Ну тогда – живи…
Встречай закаты, провожай рассветы.
Прощать не нужно, просто извини.
Я дал вопросы. Ты найдёшь ответы.
Не говори, что я не приходил.
Я не скажу, что ты не приходила.
Я даже в этом радость находил,
Пока меня к кресту не пригвоздила.
Теперь мы будем вместе навсегда
Я близок к кайфуЯ близок к кайфу, я близок к экстазу,
Я мчусь по событиям сквозь смех и стон,
Но только всегда просыпаюсь сразу,
Когда понимаю, что это сон.
***
Я понты не колочу,
Я живу, как я хочу.
Посмотрите в глаза друг другуПосмотрите в глаза друг другу,
Растворитесь в своем кумире.
Может хватит ходить по кругу?
Может сделаем мир шире?
Улыбнитесь друг другу, люди.
Что же вы так боитесь света?
Что же вы, как обвисшие груди,
Жить не можете без корсета?
***
Ночью снятся неспроста
Эрогенные места.
КруговертьВечная круговерть:
Как захотеть хотеть.
Я захотел воспеть
Как я хотел хотеть...
