И. Солоневич | Самооборона и нападение без оружия. Элементарное руководство [1928] [PDF]

— фигура очень колоритная и далеко не однозначная. Его круто «закрученная», изобилующая острейшими событиями биография даст сто очков вперед любому приключенческому бестселлеру, зазывно сияющему глянцевито-цветистой обложкой с лотков уличных торговцев книгами. Подробности этой биографии приходилось буквально разгадывать, скрупулезно отсеивая подлинные факты от восторженных легенд его апологетов и ложных большевистских обвинений, от липовых документов, спасавших Солоневича от объятий ЧК, и его собственных излишне героизированных рассказов о себе.

Родился Иван в белорусском селе Новоселки, бывшей Гродненской губернии. Материальные возможности отца, сельского учителя, позволили довести образование сына всего лишь до третьего класса гимназии. Гимназический экзамен на аттестат зрелости Иван, самостоятельно подготовившись, сдавал экстерном. С пятнадцати лет начал зарабатывать распространенным тогда «репетиторством»: занимался с отстающими учениками. Работал переписчиком в Управлении полесских железных дорог. Эти нелегкие условия жизни, как и близкое знакомство с тяжелым крестьянским бытом, определили впоследствии выступления Солоневича не только против большевистского произвола, но и против несправедливых дворянских привилегий. Еще в юные годы проявились жизненно важные устремления Ивана, определившие его дальнейшую судьбу: спорт и литературная работа. Спорт стал первым и ярким увлечением, которого хватило на всю его жизнь. А в области публицистики он начал сотрудничать не только в местной монархической газете «Северо-Западная жизнь», но и в известнейшем столичном «Новом времени», тоже державшемся правых взглядов. В спорте же Иван, как и его младший брат Борис, был учеником одного из «отцов белорусской тяжелой атлетики» Аркадия Александровича, который вместе с Владиславом Соколдынским организовал в Минске отделение Всероссийского общества «Санитас». Братья, подобно большинству спортсменов того времени, были универсалами, но главное внимание уделяли подниманию тяжестей, французской борьбе, а впоследствии — боксу. Среди почитателей старшего из Солоневичей родилась даже легенда, будто бы он однажды победил самого Поддубного. О братьях, действительно, писали спортивные журналы, однако о младшем больше, чем о старшем. Оба они являлись способными тяжеловесами, но более богато одарен был Борис, который в 1914 г. даже стал вице-чемпионом России, повторив мировой рекорд в жиме, а в борьбе тушировал профессионала Соколдынского. В 1923 г. на первом боксерском чемпионате Одессы, куда он переехал к старшему брату, Солонсвич-младший завоевал титул абсолютного чемпиона города.

Несмотря на то, что Иван представлял не дворянскую, а разночинную интеллигенцию, он не принял даже Февральскую, не говоря уже об Октябрьской революции. «Великая фальшивка февраля» — так озаглавил он одну из своих статей, давая оценку свержению самодержавия. После Октября он бежал на юг и примкнул к белому движению.

Борис тоже перебрался на юг, на белую территорию, в Майкопе и Екатеринодаре преподавал физвоспитание учащимся, занимался с бойскаутами, обучал их боксу. И, возможно, именно он стал основоположником английского бокса на Северном Кавказе. Иван же вместе с белыми отступал к Одессе, но эмигрировать не смог из-за заболевшего сыпным тифом сына. За четыре года Гражданской войны опасных приключений с лихвой хватило бы для любого любителя острых ощущений, но для Солоневича с победой красных подлинная опасность только еще начиналась. ЧК неустанно охотилась за бывшими белогвардейцами, оставшимися в России. В этой беспощадной игре со смертью в прятки Иван сумел выиграть жизнь и свободу не только для себя, но и для своей семьи. Одесские чекисты, заподозрившие, было, его, так и не смогли при всем их старании докопаться до белогвардейского прошлого. Но балансировал он на острие ножа. И едва ли удалось бы ему избежать репрессий, если бы не спасительные фальшивые документы. Даже при его новой, сугубо пролетарской профессии грузчика. Военный продработник и кооператор, снабженец, счетовод сберкассы — все это то ли подлинная, то ли «липовая» его работа в те полные опасности военные и послевоенные годы. Но и здесь по-настоящему его выручили две прежних, любимых и дефицитных в то время, профессии: спорт и литературная работа. Совсем как Остапу Бендеру, Ивану приходилось даже в Одессе писать какие-то сценарии. В конце концов, в 1926 году ему удается перебраться в столицу, где уже обосновался Борис, успевший стать известным спортсменом и тренером. И кто бы мог поверить тогда, что в Центральном комитете профсоюза совторгслужащих работает спортинструктором и даже печатается в советской прессе бывший белогвардеец Иван Солоневич! И это в то время, когда его оставшиеся в живых товарищи по оружию «коротали» годы в ссылке или даже в концлагере! А фамилию Ивана уже можно было видеть в списке руководителей советского спорта: он — председатель тяжелоатлетической секции, которая ведала подниманием тяжестей, борьбой и боксом.

В общем, Ивану улыбнулась удача, а вот Борису не повезло. Он попытался нелегально переправить в Берлин письмо своим бывшим товарищам по скаутскому движению и... оказался в Соловках. Вскрылась его прошлая работа со скаутами у белых, которую ему удавалось скрывать. СЛОН — Соловецкий лагерь особого назначения наградил Бориса похвальной грамотой за хорошую работу заведующим «спортстанцией соловецкого «Динамо»» и потерей зрения почти на девяносто процентов. К счастью, через два года лагерь сменила ссылка.

Между тем, Иван, несмотря на свои тридцать пять лет, участвовал в 1926 году в первом за много лет легальном первенстве Москвы по боксу, выступив в тяжелом весе, в котором соперничало всего три боксера. Однако же этот его дебют на столичном ринге едва ли можно признать особо удачным, хотя ему и было присуждено второе место. Но это его «вице-чемпионство» породило на страницах «Красного спорта» даже шарж, который очень трудно назвать дружеским. Ставший чемпионом Москвы, а через пару месяцев и всего Советского Союза Владимир Езеров (Горский) в первом же бою в пух и прах разгромил Ивана. Следующий соперник — чемпион Петербурга 1913 года, комбриг (генерал-майор) Николай Ракитин в первом же раунде отказался от боя. Солоневич, как и в предыдущей схватке, попытался «отсиживаться» в глухой защите, и донельзя возмущенный генерал, воскликнув: «Он же не хочет принимать бой!» — в гневе ушел с ринга. Победа, естественно, была присуждена Солоневичу «в связи с отказом противника от боя».

Следующее, и уже последнее, появление Солоневича на ринге стало настоящим крахом его боксерской карьеры. В том же году он, как председатель секции и журналист, возглавил группу сильнейших советских спортсменов, направленных в Тифлис, где проходило первенство Закавказья по тяжелой атлетике, то есть борьбе, штанге и боксу. Участие москвичей в чемпионате проходило вне конкурса и служило демонстрации и пропаганде спортивного мастерства. Красавца Константина Градополова, который уже давно являлся сильнейшим, а месяц назад получил и официальное звание чемпиона СССР в среднем весе, тифлисцы назвали «убийцей с лицом невинного ребенка»: на ринге он одного за другим нокаутировал всех четверых чемпионов из Тифлиса, Баку и Еревана. На что же надеялся председатель секции, решив выйти на бой с чемпионом страны? Скорее всего, на свое большое преимущество в весе: на целых две весовых категории. Однако, увы! Он тоже остался лежать на брезенте ринга, так же, как и его закавказские коллеги...

Статьи Солоневича публикуются в периодической печати, выходит несколько брошюр. Едва ли доставила ему большое творческое удовлетворение книжка профсоюзной тематики, но вот руководство по тяжелой атлетике написано не только со знанием дела, но и с большой любовью. Со спортом тесно смыкалась и тема книги «Самооборона и нападение», написанной по заказу милиции.

Как журналист, Солоневич объездил весь Советский Союз и видел слишком много безобразных нелепостей и жестокой несправедливости, особенно в отношении крестьян. И этого в его сознании не могли перевесить никакие достижения советской власти в области народного образования или индустриализации. Похоже, что он вообще не склонен был замечать их. Зато не забывал о гибели в боях С большевиками своего старшего брата и о репрессиях, обрушившихся на семью младшего, и о неустроенности интеллигентского быта, в частности, своего собственного. Обстоятельства неумолимо подталкивали к опасному решению: еще раз сыграть в советскую рулетку, попытавшись бежать за границу всем семейством. Готовились исподволь, тщательно продумывая все летали. Иван установил контакт с Виртом — немецким дипломатом, а через третьих лиц — еще с литовским и эстонским. Именно эстонец посоветовал переходить границу в районе Карелии, где была самая слабая пограничная охрана. Через Вирта Иван передавал за границу рукописи своих статей. Для выезда в Германию его жены была разыграна хитроумная, хотя и не слишком чистоплотная комбинация: она развелась с Иваном и скоропалительно выскочила замуж за влюбившегося в нее молоденького немецкого коммуниста. Вместе с ней в Берлин отбыли драгоценности, рукописи бывшего мужа и иллюстрировавшие их фотографии, сделанные Борисом.

Солоневичи обзавелись оружием, и не только охотничьим. При встрече с пограничниками решили отстреливаться, надеясь, что хоть кому-то удастся уйти. Однако же в карельских лесах и болотах незадачливые нарушители границы безнадежно заблудились. К тому же Иван почувствовал себя плохо. И они повернули назад. Уже на дороге их встретил верховой начальник погранзаставы. Он галантно усадил на лошадь позади себя совершенно изнемогавшую жену Бориса, а на заставе обогрел и накормил «.заблудившихся московских туристов». Но первая неудача не сломила их твердой решимости, и очередная попытка была предпринята уже в следующем же году.

Вероятно, позаботившись о материальном обеспечении своего зарубежного существования, Иван взял в свою группу на этот раз еще и пожилую помещицу-польку, чье богатое имение находилось на территории Литвы. В книге «Россия в концлагере» Солоневич тактично именует ее «г-жа Е», а подлинное ее имя — Е.Л. Пржиялговская. Благодаря именно ее ясновельможной глупости и самовольству в группу удалось проникнуть провокатору — ее любовнику, украинскому националисту Николаю Бабенко. Скорее всего, тот уже был «на крючке» у ОГПУ и доносами замаливал свои националистические грешки. Так что вторая попытка бегства закончилась значительно раньше, чем это могли предполагать беглецы: ночью на железнодорожном перегоне Ленинград-Карелия все они были арестованы. Думаю, что Иван не прихвастнул, написав, что для ареста была задействована половина всей ленинградской тяжелоатлетической секции «Динамо»: борцы, боксеры, штангисты. Группа беглецов была вооружена, да и физические данные мужчин в соединении с их навыками рукопашного боя заставляли быть особенно предусмотрительными. Несмотря на это, Борис все-таки ухитрился сломать руку одному из чекистов. А вот описанная Иваном его героическая бравада на допросах — явное беллетристическое преувеличение, рассчитанное на то, что никто из читателей не сможет прочитать его дело. Следователи тогда, в 1933 году, еще не избивали допрашиваемых, это началось только после специального приказа Сталина в 1937-м. Да и бить братьев не было никакой нужды: они давали правдивые и исчерпывающе подробные показания. Правда, Иван пытался переложить вину на Бориса. Судя по протоколам допросов, оба Солоневича держались на допросах довольно спокойно и смело, хотя Ивану все-таки пришлось дать показания и против своих московских знакомых. Борис сказал так: «Как ни работай на советскую власть, все равно сидеть». А Иван: «У нас не было возможности спокойно жить, не боясь завтрашнего дня — быть арестованным. Мы люди другого мира: нам здесь не жить...»

Однако жить приходилось, и жить в концлагере. Впрочем, наказание им определили сравнительно мягкое: при целом букете пятьдесят восьмых статей с различными индексами, от шпионажа до попытки перехода границы вооруженной группой, дали обоим всего по восемь лет. А сыну Ивана — семнадцатилетнему Юрию — только три года, да еще при этом скостили треть срока в связи с несовершеннолетием.

Неизбежные проблемы с блатной сволочью удалось разрешить довольно быстро. Юрий, несмотря на юный возраст, вымахал уже ростом с отца и был хорошо физически развит. «Блатняжки» еще только присматривались к родственной тройке атлетов, а Борис уже объявил им войну: приказал вернуть вещи, отобранные у интеллигентного заключенного, а когда в дело вступил «пахан», «закрутил» ему такой болевой, что тому «при всем блатном народе» пришлось запросить пардону. За этот свой публичный позор «урка» пригрозил, что Бориса ночью прирежут. Но Иван провел с ним профилактическую беседу, пообещав, что, если с одним из них что-нибудь случится, у «пахана» не останется ни одной целой косточки. Тот, как это чаще всего бывает, оказался трусоват против настоящей силы и сделал соответствующие выводы. Вскоре, однако, Солоневичей развели по разным местам заключения: Иван оставался с сыном, а Борис «отбывал» в другом лагере.

Казалось бы, что теперь-то уж НКВД (с образованием 10 июля 1934 года Народного комиссариата внутренних дел функции ОГПУ (Объединенное государственное политическое управление) перешли к НКВД.) удалось, наконец, поставить в эпопее Солоневичей жирную точку. Но так только казалось! Эти несгибаемые храбрецы снова приняли безумное решение, которое, хотя и грозило им смертельной опасностью, в конечном счете, спасло всем жизнь, так как, оставшись в концлагере, тридцать седьмого года они, конечно же, не пережили бы. Имея ничтожные шансы на успех, они, тем не менее, сумели осуществить свой невероятный, прямо-таки фантастический план: не только бежали из заключения, но и все трое перешли финскую границу! Только вот вожделенное зарубежье встретило отважных беглецов весьма прохладно. Белая эмиграция упорно подозревала их как провокаторов, завербованных НКВД. Никто не желал поверить, что при всех советских строгостях возможно одновременно совершить побег из двух различных лагерей, да еще после этого благополучно перейти границу, принеся с собой какие-то антибольшевистские рукописи.

Узнав, что игра сыграна, бывшая жена Ивана немедленно покинула своего немецкого Ромео и возвратилась к Солоневичу вместе с доверенными ей рукописями. А тот издал в 1936 году в Париже свою нашумевшую книгу «Россия в концлагере», в которой впервые и еще за тридцать лет до Солженицына прозвучали трагические слова — «империя ГУЛАГ». Книгу, которую впоследствии даже КГБ оценил, как написанную интересно и произведшую большое впечатление на эмиграцию. Однако же впечатление впечатлением, но стойко сохранявшееся по отношению к ним отчуждение заставило Солоневичей перебраться в Болгарию, где Иван основал свою штаб-квартиру и редакцию антисоветской газеты «Голос России». Наверное, Солоневичи думали, что в Софии они в полной безопасности, но до них дотянулись и там: их резиденция была взорвана, погибли жена Ивана и его секретарь.

К этому времени между Солоневичами пролегли неразрешимые политические противоречия, и братья навсегда расстаются. Борис уехал в Бельгию, а Иван отправился в Берлин искать управы на большевиков. Много лет спустя, оспаривая «советский», «коммунистический» характер Великой Отечественной войны, Иван напишет, что в действительности это была «химически чистая народная война». Но в этой чистой войне он принял нечистую сторону. В 1941 году по личному указанию Геббельса было финансировано издание его книги «Возрождение империи». Возрождать Российскую империю должен был не кто иной, как лучший друг русского народа Адольф Гитлер. Как известно, подавляющее большинство русской эмиграции симпатизировало борьбе своих соотечественников с оккупантами. Нередким было и их участие в движении сопротивления нацистам. Солоневич же уговаривал поддержать гитлеровцев, убеждал русских вступать в немецкую армию, патетически восклицая: «Где же наши генералы и полковники с блестящим прошлым военным опытом?!» Ненависть — очень плохой советчик, и, думая, что он сражается с большевизмом, Иван воевал против собственного народа. Вот и пришлось ему, спасаясь от справедливого возмездия, бежать вместе с нацистскими палачами в «гостеприимную» Аргентину, а затем и в США. И едва ли заслуженным был такой либеральный жест КГБ, как посмертная реабилитация Ивана Солоневича...

Но все-таки, при всем том, можно только горько пожалеть, что такой одаренный человек сбился на кривую дорожку предательства Родины, пусть даже из самых благих побуждений. Нельзя не подивиться глубине его провидческой прозорливости: еще полвека назад он предвидел то, что произошло в нашей стране в 90-е годы, да и продолжается сегодня...

После сокрушительного разгрома сильнейшей в мире немецкой армии, главным образом силами России, в патриотических эмигрантских кругах вспыхнула надежда на благотворную «национальную революцию» в СССР. Таких супероптимистов Солоневич иронически именовал «наши эмигрантские простецы», то есть простаки, и утверждал, что даже и тогда власть присвоят те же самые прежние партократы, потому что других людей, способных управлять страной, уже не осталось... Какое безнадежное и какое безошибочное пророчество!!!

Книга Солоневича «Самооборона и нападение без оружия. Элементарное руководство», допущенная Научно-техническим комитетом при ВСФК, была опубликована издательством НКВД РСФСР в 1928 году в рамках «Библиотеки работника милиции и угрозыска». Редактор руководства — один из руководящих работников милиции И.Ф. Киселев в предисловии справедливо отметил: «...Существующая литература по этим видам физкультуры (бокс и борьба — М.Л.) имеет целью, главным образом, не чисто прикладной характер, а спортивный и рассматривает, например, бокс в чистом виде, вне всякой связи с борьбой или джиу-джитсу. И Солоневич в своей книге из серии книг, издаваемых Отделом милиции по производственному просвещению, делает первую попытку объединить бокс, борьбу, джиу-джитсу или, вернее, отдельные приемы их в один комплекс, преследующий чисто практические цели и приспособленный к условиям милицейско-розыскной службы». Впрочем, хотя попытка в действительности и не была первой (Спиридонов работал в этом направлении уже восемь лет), она являлась довольно своеобразной. В отличие от большинства авторов, бравших за основу апробированное джиу-джитсу, а затем улучшавших его и дополнявших, Солоневич попытался пойти по другому, самостоятельному пути.

Основополагающим принципом системы провозглашено: «ответ ударом на захват и захватом на удар». Разумеется, принцип этот так и остался всего лишь чисто декларативным, поскольку полная реализация его на практике не только нецелесообразна, но и вообще едва ли возможна. Скорее всего, старания следовать именно этим, декларированным курсом привели к появлению в руководстве некоторых искусственно сконструированных и не слишком удачных контратакующих действий. Неплохо зная английский бокс, Солоневич, в первую очередь, базировался на этом единоборстве, как бы отодвинув джиу-джитсу на второй план. Похоже, он испытывал довольно обычный для силачей-атлетов скепсис по отношению к японской самозащите. Даже при обезоруживании отдавал предпочтение боксерскому удару, а не захвату вооруженной руки на прием. В руководстве приведены, по существу, все боксерские удары и защиты в пределах технического уровня тех лет. Так, наряду с «выпадами» и некогда классической техникой «бокового свинга» (терминология Солоневича. Он пользуется терминами, принятыми в английском боксе и французской борьбе), (ставшего архаикой уже тогда, рекомендованы серийные удары, которые только еще начинали прививаться на советском ринге. Использован запрещенный в спорте удар ниже пояса, а также и несправедливо расцененный как непригодный на ринге «нижний свинг» (апперсвинг), который в действительности был значительно практичнее архаично-классического «бокового». Из французского бокса были взяты только «нижние» удары ногами, то есть те, что наносятся в пах, голень и колено. Что же касается «верхних», то автор писал: «Удары в лицо... для нашей цели совершенно непригодны. Они требуют почти акробатической ловкости и опасны для наносящего, так как совершенно выводят его из равновесия». Столь популярные в джиу-джитсу удары ребром ладони тоже были решительно отвергнуты: «Удары краем ладони... мы опускаем вовсе, как мало применимые по ряду причин». В определенных ситуациях использованы удары лбом в лицо, коленом в пах, живот и колено, а еще толчок рукой в боковую поверхность колена (на перелом).

Вся техника в книге подразделена на две части: «Удары» и «Захваты», под которыми подразумевались не только болевые приемы, но и броски. Имея солидный опыт во французской борьбе, автор весьма туманно представлял борьбу в одежде, располагающую бросками, наиболее ценными в рукопашном бою. Это определило скудноватый и не слишком удачный бросковый «ассортимент» руководства. Из них два «французских» броска с захватом на «передний» или «боковой пояс»: «Приподнимаете захваченного противника от земли, небольшим размахом отбрасываете его ноги, например, влево и затем резким поворотом корпуса вправо бросаете его вправо, на землю. Проведение этого броска может быть облегчено подножкой: выставляете вперед и вправо вашу ногу (левую или правую) так, чтобы она подбила или задержала правую ног)' противника». Нетрудно заметить, что броски эти не только не практичны, но и опасны для самого применяющего их, так как предоставляют противнику широкую возможность контратакующих действий, начиная с элементарного удара коленом в пах. Кроме того, при значительной разнице в весе они вообще трудно выполнимы. Описав их технику, сам автор признает, что броски эти, «...как способ нападения, имеют для милиции очень небольшое значение... Для милицейской практики они не годятся, потому что в большинстве случаев (кроме подножек) нападающий падает вместе с противником (хотя бы и сверху его)». Остальные три броска — бедровые с различными захватами, два из них — с переходом в партере на рычаг локтя вверх через колено. Эти броски предназначались, в частности, как контратака против некоторых ударов и захватов. Подножки использовались только в качестве дополнительного, «сопутствующего» воздействия при некоторых болевых приемах. При этом объяснение их техники считалось излишним, как действия, само собой разумеющиеся, что надежно обеспечивало примитивно «самодеятельное» исполнение таких бросков.

Что касается удушений, то они присутствуют в следующем виде: удушение предплечьем, находясь спереди («крават» французской борьбы) или в большинстве случаев сзади противника. Эти же «ошейники» используются и для проведения бросков.

В предисловии «От редактора» Киселев особо подчеркивает, что «труд т. Солоневича построен на чисто производственной базе, на анализе милицейской и розыскной службы». Действительно, например, такие болевые, как загибы руки за спину, скорее всего, взяты не из джиуджитсного пособия, а непосредственно из милицейской сложившейся практики. Один из них — загиб руки рывком. В остальных трех использованы борцовские приемы: «ключи» (в том числе запрещенные в спорте) и «перевод», то есть рывок на себя руки противника, захватив ее за кисть и за локоть снизу. В борьбе «перевод» с захватом не за кисть, а за запястье используется для поворота соперника боком или спиной к себе и взятия на «боковой» или «задний пояс». Был еще вариант «загиба» ударом ладони снизу в локоть выпрямленной руки противника, сделавшей захват за горло, который исполнял роль защитного контрприема. Вся эта категория болевых преподносилась также и в качестве способов конвоирования и обезоруживания, хотя некоторые из них довольно сомнительны. Исполняющий их не разворачивает противника спиной к себе, а остается с ним лицом к лицу, позволяя контратаковать себя ударом колена в пах, тычком пальцев свободной руки в глаза и другими способами.

Рычаги, помимо уже упомянутых, представлены также четырьмя традиционными японскими рычагами локтя вверх: 1) на своей руке, захватившей одежду на груди противника или его шею; 2) на задней поверхности своей шеи; 3) «милицейским»; 4) захватом руки противника на одноименное плечо с возможным броском и повреждением локтевого сустава. Приведен еще заимствованный из вольно-американской борьбы довольно редкий рычаг локтя вверх в положении стоя с достаточно сложным захватом. Разноименную руку противника захватывают под мышку, подводя предплечье под его локоть снаружи, а ладонью опираясь на другую свою руку, ладонь которой лежит на плече захваченной руки противника.

Из остальных болевых фигурируют еще три не очень удобных варианта поворота предплечья во внешнюю сторону, один из которых комбинируется с дожимом кисти. В чистом же виде до-жим рекомендуется только при обезоруживании в качестве завершающей стадии, при которой оружие изымается из руки противника. В целом же, столь важному вопросу милицейской работы, как обезоруживание, в руководстве не уделено должного внимания. Способы предлагаются не слишком надежные. Их описания недостаточно детализированы и рассеяны по самым различным разделам книги. Нередко упомянуты всего лишь мимоходом при рассказе о каком-либо приеме, который, в частности, может быть использован и против вооруженного противника.

Заключают книгу тактические советы, в основном, о ведении боя ударами и рассмотрение конкретных случаев использования приемов в милицейской практике. Обладая опытом спортсмена и тренера, Солоневич давал также советы по обучению, особо подчеркивая роль общефизической и силовой подготовки.