«Не в числе сила, а в правде»
Александр Невский.
Подвластны чаяньям руки
Меха вздохнули и запели
И заплясали огоньки
В углях, что прежде просто тлели.
Горн ожил, заискрился вдруг,
Забился разными огнями.
Но, красоваться недосуг:
Работа ждёт. Всё жарче пламя.
На самый жар был водружён
Брусок невзрачного металла,
Чуть ржавчиною обожжён,
Тень чьих-то рук над ним витала.
Как будто волею небес,
Призвав огонь себе в подмогу,
Брус испарился, он исчез,
В руках был меч булатный строгий.
Булат хранил узор огня,
Характер свой, особый с нову,
Перерубал легко звеня
И гвоздь, и добрую подкову.
Кузнец, подумав, завернул
Его в неброскую тряпицу,
За печку спрятал и вздохнул:
«Когда достать его случится?».
Мечу ведь надобна рука,
И ум, и преданное сердце,
Судьба пусть будет нелегка,
Но лишь с одной до счастья дверцей.
Он – воин, пусть он - человек,
Но он идёт своей дорогой,
Жизнь коротка, недолог век
Служить добру, пусть видят боги:
Что злые мысли никогда
Сего меча не опорочат
Легка вода, но и она
Порою твёрдый камень точит.
«Да есть ли в мире человек,
Кому меч этот предназначен,
Есть, так придёт, а коли нет
Умрёт со мной, и не иначе».
Шли годы, мастер постарел,
Никто к мечу не прикасался
Видать таков его удел,
Чтоб не востребован остался.
Но вот, однажды поутру
Когда роса легла на травы,
Подъехал к кузне человек,
Зажав рукою бок кровавый.
Другой рукой он обнимал
Коня за трепетную шею,
Ещё б немного, и упал
Уходит жизнь, он всё слабее.
Откуда, мастер не спросил,
Стащил с коня, в избе положил,
Заклятьем кровь остановил,
Помазал рану, парень ожил.
Румянец тёплый на щеках
Сменил болезненную бледность,
Благодаренье, а не страх
В глазах мольба и неизвестность.
«Спи» - молвил мастер, Он уснул.
И вновь с проклятыми столкнулся
Холодный ветер встречу дул,
И в бок стрела: не увернулся.
А там, за зеленым холмом,
Его любовь в полон увозят
Стенают люди под бичом
Как избавленья смерти просят.
Боль и боязнь, что он умрёт
За свой народ не поквитавшись.
На сердце, будто тяжкий гнёт
Горит и давит с силой страшной.
Он вздрогнул, приоткрыл глаза
И встретил взгляд терзавший душу,
Скупая вырвалась слеза,
Но не от боли. «Ладно, слушай».
Потом, немного помолчал,
Собрав в комок и боль, и волю
И начал: «Я нужды не знал,
Мой дом – седло, да чисто поле.
Пока однажды не завёл
Меня мой рок в одну деревню,
Тогда весь лес и пел, и цвёл,
Мир да любовь – порядок древний.
Навстречу девица-краса
С водой колодезной студёной
Я молча отвернул глаза,
Она прошла походкой ровной.
Окликнуть, будто онемел,
Конь понял и пошёл за нею
К воротам запертым поспел,
Стою – дурак, стучать не смею.
Тут вышел сам – её отец:
«Ты парень чё, аль заблудился?»
Ему-то смех, а мне – конец:
Вот так вот, бац и всё – влюбился.
«Езжай, езжай, пока здоров,
А коль пришлась тебе по сердцу,
На утро засылай сватов
Да заходи, не стой под дверцей».
«Любава, дочка посмотри
Какой орёл тебя приметил,
Да не красней, поговори,
Спытай, чтоб он тебе ответил:
Какого рода? Где дворец?
Что он надысь себе построил,
Конь, сразу видно – удалец,
Он что за птица?» Я не спорил.
Стоял не в силах оторвать
Взгляд от лица своей Любавы
Как истукан, ни дать, ни взять
Куда девался парень бравый?
Отцу всё смех. Его вопрос
Пришёлся мне, как соль на рану:
«Где дом твой? Где родился, рос?
Поведай нам». Я думал, кану
Сквозь пол. «Мне нечего сказать,
Был полон двор, теперь - один
Сожгла деревню вражья рать
Уж пять годков тому, пять зим.
Я ездил к дальнему зимовью
За первым мёдом для лекарств,
Не то своей напился б кровью
Из рук вражин из тёмных царств.
Я мёд привёз, а там лишь пепел,
Да вороны кругом – беда,
Где был мой дом, гуляет ветер,
Кто тута был? Ушли куда?
Так восемь лун по свету рыскал
Бежал от смерти, смерть искал
Душой сгорел, а сердцем выстыл,
А тут, её вот повстречал.
Дружков-сватов заслать бы надо,
Даров каких, да где их взять,
Жизнь – всё, что есть, бери, коль надо
Без милой, смерти жизнь под стать.
Так я в том доме и остался,
Работал, удержу не знал,
Любви достойным быть старался,
Как время шло, не замечал.
С Любавой мы уж сговорились:
На Красну Горку свадьбе быть,
Родители давно смирились
Одной семьёю, вместе жить.
Сему и быть, но вот однажды,
Всего лишь день тому назад,
Посол татарский с конной стражей
Через деревню проезжал.
Я в поле был, не мог их видеть
Лес от меня деревню скрыл,
А то, не дал бы их обидеть,
Дубиной крепко б угостил.
Мне весть принёс соседский отрок,
Я на коня, вмиг доскакал,
Видать судьба искала повод
Как не спешил, а опоздал.
Во двор заехал: мать Любавы
С отцом, в обоих по стреле,
К воротам след ведёт кровавый,
А от татар лишь пыль во мгле.
Любава, где моя Любава,
Я понял всё и на коня,
В глазах туман стоит кровавый,
Как ураган гнев гнал меня.
Моя судьба меня хранила,
Пока догнал, спустилась ночь
Но злоба жгла меня, слепила
И мне никто не мог помочь.
Как вихрь ворвался в стан безмолвный
Круша дубиной всех и вся
Летал как демон невесомый
Удары сверху нанося.
Но лагерь встал, запели стрелы
Одна ударила мне в бок
Мой конь как ангел оголтелый
Домчал до леса в один скок.
И вот я здесь, живой как будто
Смерть не взяла меня с собой
Ты спас, остановив мне руту
Знать, так задумано судьбой».
Рассказ дослушав, мастер старый,
Пытливый взгляд не отводил,
«Вот и дождался»- встал устало
И дверь тихонько отворил.
Он шёл знакомою тропинкой
Туда, где ждал заветный меч
И думал: «Человек – былинка
Коль род и Родину отсечь».
Впервые меч увидел волю,
С тех пор, как вышел из горна,
Сверкала сталь. Лихая доля
Врагам отныне суждена.
Всё так же сильною рукою
Возложен парню на плечо:
«Служи ему, и, Бог с тобою» -
Воскликнул старец горячо.
«Но прежде, накрепко запомни
Меч сей не меч, а перст судьбы
Для добрых дел он всё исполнит,
Без колдовства, без ворожбы.
Будь не хозяином, но другом
Служи добру, нужде людской,
И нашу землю от недуга
Освободи своей рукой.
Клянись». И вставши на колени,
Меч вострый парень целовал,
Сильна Орда, всё гуще тени,
Но Русь встаёт, народ воспрял.
«Должно быть сердце огневое
В ладах с холодной головой
Коль будет так, то я спокоен,
Успех придёт, не сам собой,
Через пучину испытаний,
Лишений, тягостных невзгод
Сей меч – судьбы немой посланник
Тебя без тягот проведёт.
Но, если ты, хотя б на время
Забудешь этой клятвы суть
Меч испарится. Вражье племя
Одержит верх, не обессудь».
Сказав так, старец, меч булатный
Вложил в широкую ладонь
Меч, будто ожил, статью знатной
На лезвии застыл огонь.
Крестьянин был, стал грозный воин,
Доспех одел, скорее в бой:
«Клянусь! Сего меча, достоин.
Берусь. Ручаюсь головой».
Сказал, как мог, в словах ли дело,
Коль всё от сердца, от души,
Порой, кто говорит умело,
Тот дело править не спешит.
Три дня он знался лишь с подушкой.
Боль жгла, давила и рвала.
Три дня соседская старушка
Его сиделкою была.
Поила травяным отваром
И тёплым козьим молоком
Барсучьим растирала салом
С пахучим липовым медком.
Четвёртый день – он сам поднялся
Как будто просто крепко спал
Повёл плечами, поразмялся:
«Я чую, что сильнее стал».
Бабусе низко поклонился
И вышел на просторный двор
Там молодецки изловчился,
Перемахнул через забор.
Над кузней, там на косогоре
Стоял весёлый перезвон,
Кузнец ковал: кому-то горе,
Кому-то славу и закон.
Он внутрь вошёл и поклонился,
Кузнец и бровью не повёл
«Какой красавец получился?»-
Он поднял щит,- «Каков узор?»
«А вон там, глянь, лежит кольчуга,
Как раз, должно быть, на тебя,
Кольцо к кольцу, легка, упруга,
Ковал как будто для себя.
А здесь,- из-за горна он вынул
Солидный кожаный мешок,
На стол какой-то шарик кинул,-
«Вот, - называется – «чеснок».
Увесистый довольно шарик
Четыре режущих шипа:
«Попробуй, кинь. На три он встанет,
Четвёртым вверх: ступил – пропал».
Почуешь за собой погоню,
Кидай назад за горстью горсть
Услышишь там лишь вой и стоны
И впредь не сунутся небось.
Ковать чеснок учил мой дед
Покрыв ученье страшной клятвой,
«Калечить лошадей не след:
Конь – это хлеб, посев и жатва.
Для дел худых чеснок забудь
Нет моего благословенья,
А коль скуёшь, необессудь,
Тебя ждут кара и забвенье».
«С тебя ж я клятвы не беру,
Не подведёшь, тебе я верю
Бери, и завтра поутру
Своей судьбе откроешь двери.
Найдёшь зазнобушку свою,
Потом домой найдёшь дорогу,
Я ж, напоследок, помолюсь,
Мне путь один: отсель и к Богу».
Когда ж заря росой обильной
Макнула мир в резну купель,
Диск солнца встал могучий, сильный,
Суля жару и долгий день.
К воротам вышел добрый старец,
Держа на поводе коня:
«Прощай сынок, дорогу знаешь,
Здрав будешь, поминай меня».
Уж не крестьянин, добрый воин
Всем поклонился, сел о конь:
«Клянусь, вас буду я достоин,
Не гаснет праведный огонь.
Не будет молодцу покоя
Пока над Русью рыщет свора
Враги познают, что такое,
Меч, как лекарство от позора».
Конь, чуя дальнюю дорогу,
Переступал под седоком
«Тпррр…, подожди ещё немного,
Теперь недолго». В горле ком.
«Спасибо вам мои родные
За всё: за ласку, за приют,
Вы все мне родичи отныне,
Ну. Свидимся, коль не убьют».
Дорога, что соединяет
Начало и конец пути,
Где тот конец, она лишь знает
И не свернуть, не обойти.
Судьба дорогу начертала
Нещадно, каждому свою:
Тому, вот, поле да орало,
Тому – смерть, в первом же бою.
У одного она прямая
Как свист запущенной стрелы,
Тому вон, выпала кривая,
Тому, не встать из кабалы.
Дорогу мы не выбираем,
Коль встал на этот путь – он твой,
О лучшем для себя мечтаем,
Но у судьбы подход иной.
Преграды: горы да ухабы
Героя делают сильней,
От тяжести застонет слабый,
Тот, кто молчит, судьбе милей.
В конце пути она предложит
Ему и славу, и любовь,
Глаза закроет, спать уложит,
Всё отдал ей: и жизнь, и кровь.
Он ехал третий день подряд,
Когда вечернею зарёю,
Навстречу, вражеский отряд
С тем самым давешним мурзою.
Бунчук, кибитка о двуконь,
Они, сомнений быть не может,
Взыграл в груди шальной огонь,
«За мною правда. Бог поможет».
Одной рукой натянут повод,
Другая, сжала добрый меч,
Но в деле: месть – последний довод,
Возможность лишь беду навлечь.
Коня укрыл за старой елью
Сам, у дороги лёг в траву,
Он видел всё из-за деревьев,
Его ж не видно никому.
«Любава? Там, в повозке этой?
Иль он её успел продать?» -
Всем сердцем он искал ответа,
«Ужо, сполна получит, тать».
Отряд стремглав промчался мимо,
Мурза боялся и спешил:
«В лесу, в болоте вражья сила»,
Нет, русский лес он не любил.
Игра теней его пугала:
«Поди их, русских разбери»,
Вон, дрянь, все руки искусала,
А уж тому поди дня три,
Как бросил он её в кибитку,
Она в беспамятстве была,
Сопел над ней он слишком шибко,
Очнулась, с болью поняла,
Что опоганена проклятым,
Жизнь кончилась, а смерти нет,
Лежит теперь цветком измятым,
И видит всё, иль это бред?
Над ней склонился узкоглазый,
Вонючий, морда, словно блин
Ужасней не было б заразы,
Коль он убить её решил.
Но тот с довольною ухмылкой
Цветной запахивал халат:
«Колосый девка, мягкий сыпко,
Сато, какой класивый сад».
Рукой нащупав кнутовище,
Всю ненависть в него вложив,
Стегнула. Кнут как ветер свищет,
Мурза упал и верещит.
На крик хозяина сбежались
Собаки, войны, нукера,
Её скрутили и связали
Сломав при этом два ребра.
Она не чувствовала боли,
Как избавленье смерть звала,
Жить испоганенной, в неволе,
Нет. Не хотела, не могла.
Судьба ж судила по-другому,
Жизнь не покинула её
Душа, как вихрь по бурелому
Через цветы, через жнивьё.
Мурза лишь криво ухмылялся:
Боль раззадорила его:
«Так до Москвы бы с ней валялся,
Как-будто тридцать лет всего».
Нет, нет, её он не увидел,
Но сердце взвыло как струна,
Зовёт мучителю погибель,
Отмстить за боль и честь сполна.
Лишь топот вражеских копыт
Притих за ближним поворотом
Конь уж стрелой им вслед летит
Но, тихо, чур, почуял что-то.
Лес оборвался. У реки,
Где ивы в грустном хороводе,
Столь грациозны и легки,
Кружились ненароком вроде.
Невзрачный войлочный шатёр,
Мурза решил здесь ночь провесть,
Уж войны правили костёр
Чтоб и согреться, и поесть,
Мурза невольницу свою
Отвёл в шатёр, там и оставил,
Сам, не спеша пошёл к огню
У входа стражника поставил.
«Ещё сегодня посмотрю
Как будет плакать, извиваться,
А завтра точно утоплю,
Чтоб слабаком не показаться.
Хотя, признаться, прикипел
Я к ней и телом, и глазами,
Но, раб есть раб, её удел
Стенать под нашими ногами.
Найду другую, мало ль девок
По всей Руси, и все мои», -
Довольно хмыкнул, гладя чрево:
«Ещё силён. Ты посмотри…».
Он сел на войлок у костра
Велел кумыс налить в пиалу:
«От русских, нет, не жди добра,
Их режешь, жжёшь, а им всё мало».
Тем временем наш давний друг
Таился в ближнем перелеске
Меча не выпускал из рук
План в голове рождался дерзкий.
Хотелось взвиться на коне,
Мечу дать вволю нагуляться
Рубить, топтать, сжигать в огне
Как надоело их бояться.
Но, вот шатёр, а там Любава,
Теперь он знал, что здесь она,
Спасти её из лап поганых,
Вот в чём печаль заключена.
Уж скоро ночь своим пологом
Укроет речку и шатёр,
Перекрестился: «Ладно, с Богом!»,
Нырнув в траву под косогор.
К шатру подплыл бесплотной тенью
Сам стражник охнуть не успел,
Один бросок, одно мгновенье,
С ножом в груди беззвучно сел.
Любава, в сумраке шатра,
Его увидела, узнала,
Застыла, словно обмерла,
Глотая слёзы, прошептала:
«Зачем пришёл? Уйди, постылый.
Меня убей и уходи,
Я и сама, но нету силы,
А сердце рвётся из груди.
Всё кончено. Рукой поганой
Обречена я умереть
От этой грязи несказанной
Меня очистит только смерть».
Он встал пред нею на колени,
Зажал ей рот, взглянул в глаза
В лице снуют шальные тени:
Как много он хотел сказать.
Но время слов и чувств застывших
Ещё придёт, ну а пока
Уйти б от них, как можно тише,
Чтоб не нашли, наверняка.
Ремни, что стягивали руки
Легко распались под ножом,
Как путы не сильны разлуки,
Ушло всё вдаль кошмарным сном.
Цветастый шёлк шатра распался
Их поглотила темнота,
След по траве росистой стлался,
«Замкни им очи слепота».
Лес близко, он стеною тёмной
Укроет их от злобных глаз,
Истошный крик средь ночи сонной
Взорвал ночную тишь на раз.
Мурза направился к шатру,
Нашёл там стражника убитым,
Взвыл словно нелюдь на яру,
Волчком крутился с толку сбитый.
«Кто, кто посмел? Убить, поймать
Я сам живым сердца им вырву,
Живей, живей, ловить, искать,
Не то, не быть вам больше живу».
А беглецы уж на коне
«Скорей, уйти бы от погони»,
Рука верна, душа в огне
Как зверь и мечется, и стонет.
Всё ближе окрики врагов,
Уж стрелы свищут где-то рядом,
И здесь он вспомнил про чеснок:
«Ну, выручай. Вот то, что надо».
За горстью горсть чеснок летит
Под ноги яростной погони
Здесь только птица пролетит,
Вон, кто-то напоролся, стонет.
Коней довольно потеряв,
Погоня выдохлась, отстала,
«Кажись, ушли» - кольчугу снял,
Рубаха потом пропиталась.
Слегка попридержал коня,
Потом и вовсе бросил повод,
«Любава – вот, подле меня,
Откуда ж тот могильный холод?
Всё получилось, отчего ж
На сердце боль и свищет вьюга,
Душа моя, бьёт тело дрожь,
Ну, обними покрепче друга».
Но встало ледяной стеной
Немой наперстницы заклятье,
Толь стон, толь просто волчий вой
Раскрыл незримые объятья.
Он просто молча слез с коня
И доброй тенью шёл с ним рядом
Понять и искренне принять
Чужую боль и муку надо.
Вот уж знакомый косогор,
Правее чуть - берёзок стайка,
Толь в назиданье, толь в укор
Свой дом покинула хозяйка.
Глазницами незрячих окон
Он смотрит путникам вослед
«Зайди»- манит шершавым боком,
«Ты слышишь, слышишь. Нет, всё - бред».
И путники проходят мимо,
Вздымая над дорогой пыль
Утраты боль неизмерима
Итог: пустырник да ковыль.
Уж за спиной знакомый бор,
Душе вольготней и дороже,
Всё мило сердцу с давних пор
Святая Русь всё переможет.
Кузнец у стареньких ворот,
Видать с утра и к наковальне,
Остановился, молча, ждёт
Когда к нему с дороги дальней
Наш молодец с уздой в руке,
В седле печаль и безнадёга
Что он нашёл там вдалеке?
Утраты боль - не так уж много.
Что ж, сам-то жив – и то добро,
А всё забыть любовь поможет
В висках застыло серебро
Тоска, как червь, и жжёт, и гложет.
«Земной поклон честному люду.
Любава, мы пришли домой,
Здесь лишь добро да мир повсюду
В полях раздолье и покой.
Нам люди добрые помогут,
Теперь наш кров, наш дом – он здесь,
Жизнь устоится понемногу,
А что там далее? Бог весть».
И к кузнецу: «Отец спасибо,
Всё вышло так, как ты сказал:
Каким бы лютым ворог ни был,
Чеснок помог: я ускакал.
Со мной теперь моя Любава,
Вот только,- он запнулся вдруг,-
Испортил девицу лукавый,
Как злая тень, её недуг.
И как его избыть не знаю,
Как ей помочь скорей забыть?
Как ворон он над ней витает,
Как зверь грызёт, мешает жить.
Ведь жизни мне она дороже,
Я как любил, так и люблю,
Кто даст совет? Ну, кто поможет?
Вернуть зазнобушку мою».
«Да, вижу, что ты дело справил,
Отбил невесту, только вот
Пока змею не обезглавил
Она погибель всем несёт.
Ты рано меч упрятал в ножны,
Не чуешь будто: стонет Русь,
Рабом жить может и не сложно,
Но дюже хлопотно, боюсь.
Пришла пора, настало время
Мечом за землю постоять,
Чтоб взвыло волком вражье семя,
Невмоготу уж дольше ждать.
Я слышал, будто князь московский
Сбирает Русь в один кулак
Мой меч, на вид хоть и не броский,
Но вкус его познает враг.
Давай сбирайся, путь не близок,
Сейчас поедем, что тянуть,
Вон даль туман укутал сизый
К вечерне может громыхнуть».
Сказав последнее кузнец
Тряхнул палёной бородой,
Взглянул на кузню наконец,
На солнце. И махнул рукой.
«К чему теперь? Вернусь ли, нет
Кто знает, что готовит рок,
С лихвой исполнил свой обет:
Меч выковал и уберёг.
От жадных, ненасытных глаз,
От чёрных дум и грязных рук,
Они пытались, и не раз,
Им завладеть, да и не вдруг.
Теперь в надёжных он руках,
Своё исполнит назначенье
Враг будет бит, повержен в прах
Конец и гнёту, и гоненьям.
Подымет голову народ,
Воспрянет Русь, оковы сбросит
Уйдёт пора потерь, невзгод,
Что русский люд, как травы, косит».
Любава вздрогнула. В глазах
Отчаянье и боль как камень,
Блестит жемчужиной слеза,
В висках стучит небесный пламень:
«Возьмите и меня с собой,
Я всё смогу, я всё сумею,
Мне пику, меч иль нож какой,
Не подведу, не оробею.
Глаза закрою, тот «упырь»
Стоит с надменною улыбкой,
Чем так, уж лучше в монастырь
Иль на погост в томленье зыбком.
Прости мой друг, но на судьбу
Пенять напрасная затея,
Не слышал Бог мою мольбу,
Любить теперь уж не посмею.
Не суждено нам вместе быть,
Мечта останется мечтою,
Попробуй поскорей забыть
Те грёзы, где нас было двое.
Прошу судьбу лишь об одном:
Уж если суждено лечь в землю,
Чтоб встретить смерть к лицу лицом,
Хоть сердце разуму не внемлет,
Ему б любить, ему б рожать,
Нести добро и в дом, и в люди,
Посеять хлеб, а в осень сжать,
Но так уж никогда не будет
Владеть мечом, копьём и пикой
Меня учил ещё отец
Как будто знал, что в поле диком
Ждёт дочь его её венец».
«Мне больно слышать эти речи,
Но, раз уж так, быть по сему
Хоть говорят, что время лечит
Перечить сердцу – ни к чему.
Пошли сбираться, путь не близкий,
А там, кто знает: что нас ждёт,
Путь не протоптанный и склизкий
Дремучий лес, глубокий брод?
Вот, пустят ли тебя до битвы,
Я поручиться не могу,
Но, с нами Бог, твои молитвы
Помогут в выборе ему».
Упали на пол русы косы,
Никчёмный боле сарафан,
Порты, рубаха, ноги босы,
Пацан, ни дать, ни взять пацан.
Кольчуга да шелом удобный,
Кузнец, полегче выбрал меч,
Щит неказистый, но способный
От стрел случайных уберечь.
Все собрались, перекрестились,
Кузнец молитву прочитал,
Честному миру поклонились,
Их путь в неведомое ждал.
Что ж ты дорога не пылишь?
Не ждёшь, что кто-то возвратится
Как будто знаешь, но молчишь,
Что вон за тем леском случится.
Как будто знаешь наперёд
Какие здесь витают страсти:
Кто в поле смерть свою найдёт,
Кто славу и мечту отчасти.
Мечта свободу приобресть
Достойна всякого героя
Сражаться здесь большая честь
И победить любой ценою.
Росой кровавая заря
Падёт на поле Куликово
Багровым заревом горя
Вздохнёт и тяжко, и сурово,
Туман косматой бородой
Запутался в пожухлых травах,
Как будто спрятав за собой
И чью-то смерть, и чью-то славу.
В тумане русские полки:
Построились, к началу сечи
По флангам лес и две реки
По фронту дол до самой Мечи.
«Князь Дмитрий даве проезжал,
Сказал: татарин не далёко».
«Ни чё, пусть йдут, я б приласкал
Своей дубиной, абы скоко.»
Лишь к полудню туман растаял,
Когда над полем взвился вой,
То волком взвыла вражья стая
Увидев русских воинов строй.
Они текли по полю с юга,
Как стаи чёрной саранчи
Их колчаны набиты туго,
Сверкают сабли и мечи.
И вот войска остановились,
Встав против – на полёт стрелы,
Над полем коршуны кружились
Грядущий день им пир сулил.
Ряды ордынцев разомкнулись,
Весь чёрен, как исчадье Ада,
Сам Челубей – татарский витязь,
Свирепость, бешенство, бравада.
Ему навстречу – Пересвет,
Как был, в монашеской одёжке,
Ни шлема, ни кольчуги нет:
«Пойду, уважу, коль он хочет».
Они сошлись как две скалы,
Как день и ночь, как волк и кречет
Свобода против кабалы
Начальный бой смертельной сечи.
Удар настолько был силён,
Как молнии сверкнули копья,
Исход давно был предрешён:
Татарин пал с предсмертным воплем.
И тут, без времени стемнело
От пролетавших в небе стрел,
Татары лезли оголтело
По головам, по куче тел.
Их было в четверо, иль боле
Казалось, нету им числа,
Уж трупами покрыто поле,
Река красна, в ней кровь текла.
Одна из стрел, смертельной хваткой
Любаве врезалась в плечо:
«Ну, вот и всё. Нет, нет, не падай
Затопчут, и вот так, мечом».
Над ней взвилась кривая сабля.
Закрыться? Только сил уж нет.
Сверкнул клинок, судьбу решая,
Как злой, неведомый навет.
Кузнец рубился не далёко,
Но ей ничем не мог помочь
Враги везде и их так много,
В глазах темнеет, будто ночь.
Из ран струится кровь сбегая,
Всё меньше оставляя сил,
И вот, упал и умирая,
Он землю-матушку просил:
«Прими и упокой на веки,
Пусть мы рабами родились,
Песнь о свободном человеке
Сложили славную, кажись.
Родная Русь, прими, я волен
В родную землю прахом лечь,
Я был кузнец, а ныне – воин,
Твой сын, земля, об этом речь».
Особо тяжко приходилось
На левом фланге русских войск:
Орда там скопом навалилась,
Не сладко русичам пришлось.
Мамай взревел: «Победа рядом»,-
Ввёл в бой последний свой тумен*- *(1000 всадников)
«Всех в реку, никакой пощады
Пусть правят Русью смерть и тлен».
Лавиной ненависти тёмной
Строй воинов смят и загнан в реку
Где ж против силы злой, огромной
Стоять простому человеку.
Вода в Непрядве стала красной
От крови русской и чужой,
Витала смерть легко и властно
Над закипевшею рекой.
Смешались, дрогнули славяне,
Но бились из последних сил.
Коль так, пусть смерть свободой станет.
Никто пощады не просил.
Тут грянул гром средь ясна неба
Дубрава за спиной татар
Вдруг ожила в порыве гнева
Как всё сметающий пожар.
Сверкнув холодными мечами,
Засадный полк ворвался в бой,
За смерть, гонимую бичами
Орду пронизал волчий вой.
В деснице праведного гнева
Был меч, что выковал кузнец,
Круша направо и налево
Он нёс врагам лихой конец.
Щиты, кольчуги рассыпались
Лишь он взлетал над головой,
Татары дрогнули, смешались
И с поля ринулись толпой.
И гнали их до самой Мечи,
Дорогу трупами устлав.
То был конец суровой сечи
Руси победу даровав.
Бог милосерден: Русь воспряла
Не сразу и с большим трудом,
Хапуг немало посягало
На нашу жизнь, на отчий дом.
Но русского меча отведав,
Познав его и блеск, и стать,
Доблесть отцов и мудрость дедов,
Враг пасовал и правил вспять.
Про славу русского меча
Шла и идёт благая весть,
Сталь и крепка, и горяча,
Как русский дух, любовь и честь.
Он, обоюдоострый меч,
Надёжа наша и опора,
Покой земли родной беречь,
Он на чеку: покой не скоро.
И, коль кому-то невдомёк:
Россию воевать не стоит,
Такому преподаст урок,
Прямой дорогой в ад загонит.
А коль по мирному – с добром,
Гостям всегда мы будем рады
Меч в ножнах, шитых серебром,
Ему иного б и не надо. |
