Ящик Пандоры / Die Buchse der Pandora / Pandora's Box (1929) [H.264] DVDRip

Из воспоминаний Луиз Брукс о работе с Пабстом над фильмом "Ящик Пандоры".

1.
Пьеса Франка Ведекинда "Ящик Пандоры" открывается прологом. Из шапито выступает Укротитель - в левой руке хлыст, в правой заряженный револьвер. "Входите, - говорит он зрителям, - входите в мой зверинец!" Идеальнейший из всех кастингов Пабста - наём самого себя как режиссёра - Укротителя - для экранизации этой "трагедии чудовищ". Ни единого сентиментального трюка не дозволил этот хлыст актёрам, собравшимся играть зверей. Из револьвера Укротитель стрелял прямо в сердце зрителю. Во времена, когда Ведекинд ставил "Ящик Пандоры" в Берлине на рубеже веков, пьесу возненавидели, приговорили и запретили. Её объявили "безнравственной и безвкусной". Тогда священные забавы правящего класса, в общем, не офишировались, и пьеса, обнажавшая их, вызвала ярость псов закона - сколь яростнеё набросятся на фильм, что был верен тексту Ведеркинда и снимался в Берлине 1928 года, где правящий класс публично кичился своими забавами как символом процветания и власти. А поскольку никто не знает толком, что делает режиссёр, пока режиссёр не доделает, никому из тех, кто был связан с фильмом, и в страшном сне не могло присниться,что, снимая историю о "безнравственной" проститутке, которая не в восторге от своей работы и окружена "безвкусным" уродством чистого зверства, Пабст рискует коммерческим провалом. Лишь пятью годами ранее знаменитая датская актриса Аста Нильсен сплющила пьесу Ведеркинда в фильм "Лулу". В нем не было ни лесбийской любви, ни инцеста. Лулу представала людоедкое, пожирала жертв своей сексуальности - д-ра Гёлля, Шварца и Шёна, - а затем падала замертво в остром приступе несварения. К такому фильму - подретушированному Пабстом - публика была готова. Вознамерившись сковать их неизбежностью разочарования, надеясь избежать малейших повторов - даже боба и чёлки, с которыми Нильсен играла Лулу, - Пабст снимал пробы, в которых я кудрява. Осмотрев их, он, впрочем, бросил эту затею и оставил мне мой блестящий чёрный шлем - кроме одной кудрявой сцены в плавучем казино.
Мало того, что герр Пабст посмел экранизировать рассуждения Ведеркинда об аномальной психологии - "эту роковую судьбу, какова и есть предмет трагедии", по словам самого драматурга; мало того, что Пабст показал проститутку жертвой, - он дошёл до окончательной, дьявольской безнравственности, сделав свою Лулу "обворожительно невинной", как цветы. коими украшены её наряды и декорации вокруг. "Лулу ненастоящая, - комментировал Ведеркинд, - но олицетворение примитивной сексуальности, которая, сама того не ведая, пробуждает зло. Она играет совершенно пассивную роль". Посреди пролога рабочей сцены выходит Лулу в мальчишеском костюме Пьеро к Укротителю, и тот произносит:
Будь неподдельна, будь честна, не будь манерна
Пусть и не станут восхвалять тебя безмерно
И помни - мерзость фальши, глупость лести
Бесхитростность порока обесчестит.

2.
Недавно посмотрев "Ящик пандоры" в "Доме Истмана", один священник спросил: - Каково вам было играть... такую девицу?
- Каково? Да прекрасно! Мне казалась, всё это совершенно нормально. От недоверия и отвращения его передёрнуло, и я, не желая, чтобы меня приняли за одну из тех дамочек, кто любит шокировать священников сенсационными исповедями, постаралась объяснит ему, сколь правдив мир Лулу, и рассказала о собственном опыте работы в "Причудах Зигфелда" в 1925-м: моя лучшая подруга была лесбиянкой, а я знала двух издателей-миллионеров, которые подобно Шёну, финансировали шоу, чтобы к ним поступали разнообразные Лулу. Но священник отверг мою реальность - как Берлин отверг свою, когда мы выпустили "Ящик Пандоры" и секс был у всех на устах. В Берлинской гостинице "Эдем", где я обитала, вдоль стойки с баром шеренгой выстраивались проститутки из тех, что подороже. Дешёвые бродили по улицам.
На углу девочки в сапогах зазывали любителей порки. Актёрские агенты сутенёрствовали, поставляя дам в роскошные апартаменты Баварского квартала. Ипподромные инсайдеры в Хоппергартене устраивали оргии для игроков. В ночном клубе "Эльдорадо" стояла соблазнительная шеренга гомосексуалистов, переодетых женщинами. В баре "Мали" можно было выбрать женственную лесбиянку или же лесбиянку в костюме и при галстуке. В театре бесстыдно бушевала коллективная похоть. В ревю "Шоколадные ребята", когда Джозефин Бэйкер выходила голой, если не считать пояса из бананов, гвалт стоял в точности такой. какой описывал Ведеркинд при появлении на сцене Лулу: "Они ревут, будто в зверинце, когда в клетку бросали мясо".

3.
Каждый актёр от природы таит злобу на всех прочих актёров, присутствующих или отсутствующих, живых или же мёртвых. Большинство голливудских режиссёров этого не понимают - как не понимают, отчего актёр может поддаться искушению и лишить хозяина ярой преданности, которую в Голливуде полагали важнейшим звеном командной цепи. Когда же я отправилась в Берлин на съёмки "Ящика Пандоры" каким изысканным освобождением, каким откровением в искусстве режиссуры оказался дух, вызванный к жизни Пабстом на съёмочной площадке! Пабст даже поощрал склонность актёров ненавидеть и избегать друг друга - и тем самым сохранял им силы для игры перед камерой; когда же актёры не работали, эго Пабста не требовало, чтобы они сидели кружком и тявкали на него одного. Поведение Фрица Кортнера - идеальный пример того, как Пабст использовал подлинные чувства актёра, чтобы расширить, углубить и усилить его игру. Кортнер меня терпеть не мог. После каждой нашей сцены он мчался прочь с площадки и запирался в гримёрке. Пабст, улыбаясь очень интимно, сам выманивал Кортнера на съёмки очередной сцены. В роли д-ра Шёна Кортнер питал ко мне (или к персонажу Лулу) чувство, которое сочетало сексуальную страсть с равно страстным желанием меня уничтожить.В одном эпизоде ему выпал шанс с такой яростью меня встряхнуть, что у меня на плечах остались десять чёрно-синих отпечатков пальцев. И Кортнер, и Пабст остались очень довольны ценой: чувства Пабста ко мне, как и чувства Кортнера, отчасти походили на чувства Шёна к Лулу. Мне кажется, в двух фильмах, где Пабст меня снял - в "Ящике Пандоры" и "Дневнике Падшей",- он исследовал свои отношения с женщинами, дабы одолеть любую страсть, что мешала его страсти к работе. Его не возбуждала сексуальная любовь - он отмахивался от неё, полагая мифом, который лишает воли. Сексуальная ненависть - вот что пылающей подлинностью своей сжигало его целиком.